За Морем Студёным - Дмитрий Китаев

Дмитрий Китаев

За Морем Студёным

Глава 1. На заре

Ночное небо было усыпано звёздами — среди звёзд сияли сиренево-зелёные полосы. По всему горизонту торчали чёрные ёлочки. Тундра дремала под снежным одеялом. Припорошенный снегом, лежал громадный череп с длинными изогнутыми бивнями.

Зашелестели копытца оленей, тянувших за собой нарты1. В них сидело несколько человек в мешковатых одеждах из оленьей шкуры. То были самоеды. Прирождённые кочевники севера, умелые охотники. Полозья саней оставляли по себе два тонких следа на снегу. Упряжка подъехала к высокому чуму — круглой, сужающейся кверху палатке. Её верхушка, где скрещивались кончики прутьев, светилась, пуская тонкую струйку дыма.

Самоеды зашли в тёплый чум. В центре пылал очаг. Сидело много народу, со всех сторон от костра. Дети и взрослые — все с нетерпением и трепетом глядели на пожилого мужчину в оленьем капюшоне, который стоял вдали напротив входа. На нём была узорчатая одежда с цветными лоскутами и блестящими подвесками. Новоприбывшие присели возле очага.

Кудесник в пёстрой малице2 принялся колотить в бубен. Он потихоньку пошёл вокруг огня. Пошёл быстрее. Заколотил сильней и громче. Обойдя семь раз, он встал — и вдруг затрясся и задёргался, зажмурив очи. Кто-то из самоедов крикнул ему на своём языке: «Скажи! Пришло время?!». Шаман открыл глаза и воскликнул: «Дай нож!».

Ему подали длинное лезвие с рукоятью. Кудесник взял — и воткнул его себе в живот! Дико скорчившись, он вгонял нож вглубь своего чрева — пока из спины не вылезло сверкающее остриё. Шаман вздрогнул, захлопнул глаза и свалился на колени, голова упала на грудь.

…

Одинокий северный городок спал. На его тёмных заснеженных улочках витала беспробудная тишина. Не лился свет из окон избушек. И всё же, светилось одно окошко — окошко корчмы.

Здесь было светло. За столами шумели местные промышленники, пили мёд, со стуком бросали кости — баловались зернью3. За одним из столиков сидели двое: один в серой шубе из оленя, а другой молодой, лохматый и с длинной бородой, в лисьей шапке. Первый был лет сорока пяти — человек уже бывалый, с волосами иссиня-чёрными, с тонкой бородкой, и с лицом плоским и вытянутым — похожий на самоеда.

— Я недавно воротился из Обдорска. Ехал долго! Всё бесконечная тундра с болотами и кочками, — сказал Дружина. — Сам я с Печоры, с малых лет в море студёное хожу на промыслы, к дальним местечкам. А ты откуда?

— Из Ярославля, — хмуро бросил Софрон.

— Как тебя сюда занесло?

— Долго рассказывать, — лицо бородатого молодца было угрюмым и неласковым. — Будь проклята эта Мангазея!

— Что с тобой, ей Богу? — сочувственно спросил бывалый промышленник. Он достал с лавки мешочек и положил его на стол. Рядом валялась пара серебряных копеек с оттиснутой надписью: «Борис Фёдорович». Дружина развязал мешочек — показалась гора красных ягодок. — На вот, поешь! Может получшает. Расскажешь заодно обо всём!

Софрон отхлебнул мёд из деревянной чаши, и набрал рукой горсть спелых ягод:

— Я достал сокровище, — сказал он, тяжко вздохнув, и поставил чашу перед собой.

— Десяток сороков соболиных?

— Нет, — устало ответил Софрон. — Мне от этого сокровища беда пришла. В нём проклятие дьявольское!

— Что ж это? — Дружина с изумлением нахмурился.

Вдруг, к товарищам подбежал узкоглазый мужичок в шубе и поставил руки на столик. Видно, прибыл с улицы — от него веяло холодом. Он встревоженно произнёс, с каким-то странным говором:

— Идём за мной! Идём на башню! Там, за стеною… надо видеть!

…

Кудесник, полуживой, склонился возле костра. Все собравшиеся замерли в ожидании. Он открыл глаза. И ловко вынул лезвие из живота, отдав его одному из сидевших. Шаман был цел и невредим. Он громко воскликнул: «Хозяйка Земли сказала — время пришло!». Самоеды ахнули — все зашумели и залепетали, что-то взволнованно обсуждая.

Покров чума приподнялся. Оттуда на ночной мороз вышли несколько охотников. Поодаль топтались, пофыркивая, серые олени. Охотники впрягли их в нарты, уселись и понеслись вперёд. Впереди, на горизонте, вздымался тёмный холм. На том холме темнел, обёрнутый бревенчатой стеной, город Мангазея — оплот русских в далёком заледенелом краю на северо-востоке от Уральских гор.

…

Мужичок, Дружина и Софрон торопливо шли по безлюдной улочке, в сторону ворот.

— Это наш толмач4, крещёный самоед, Матвейка, — объяснял Дружина молодому товарищу. — Таких, как мы с ним, кто самоедское наречие знает, тут немного — как бы не мы одни!

Впереди показалась невысокая деревянная башня. В ней были запертые ворота.

— Надо наверх! — позвал толмач Матвейка.

Товарищи, вслед за ним, поднялись на крышу башни. Оказались на площадке под навесом. Дружина, прищурившись, взглянул на горизонт — вдали, за стенами города, средь белоснежной тундры и редких деревцев, торчали десятки, если не сотни светящихся острых верхушек. Огромное множество самоедских чумов. Под самым боком.

— Откуда ж? — с тревогой сказал промышленник. — Какое лихо их столько нанесло?

Софрон подошёл к краю, из любопытства. Глянул вниз. У подножия башни горел костёр, рядом стояли трое самоедов. Один поднял лук с пылающей стрелой, и выстрелил. В столбик под навесом со свистом вонзилась стрела. Его мигом покрыло яркое пламя. Толмач яростно вскрикнул и ударил Софрона по голове, грубо толкнул его в спину — и тот полетел за край.

7108 год от сотворения мира (Весна 1600 г.).

Ярославль.

По небу плыли редкие облачка. Яркое весеннее солнце растопило снег по улицам ярославского посада, с крыш бревенчатых теремов спускались струйки талой воды. Под сапогами идущего между домов молодого купеческого сына хлюпали лужи, вместе со снегом и грязью.

Город шумел множеством голосов. По оживлённой, широкой и неровной улице ходили мужчины. Одни с вёдрами, другие с бочками, третьи с кулями за спиною. Товарищи, одетые в цветные, синие и зелёные, охабни5 с высокими воротниками, со свисающими до земли рукавами неторопливо брели, весело переговариваясь и размахивая руками. Шли посадские женщины в платках, и в тёплых серых накидках, смеялись.