За Морем Студёным - Дмитрий Китаев

Возле терема виднелись верхушки других бревенчатых построек, торчала повалуша. Прочие избёнки были спрятаны от взора Софрона за мощной дворовой оградой. Лошадка под седлом перебирала ногами и шлёпала копытами по снегу. Молодец немного повернул голову вправо и пригляделся. Вдалеке виднелась деревянная луковка с крестом, выступая над кромкой забора, у которого он находился. «А вот и Богоявленская церковь!», — подумал Софрон. Немного подождав, он собрался с мыслями, набрал воздуха в грудь и крикнул:

— Э-эй! Это Софрон, сын Савельев! Прибыл к гостю Михаилу!

Его голос отозвался звенящим эхом от лесистых холмов, вздымавшихся далеко на горизонте, за краем посада. И тишина. Только нервно залаяла собака где-то среди изб за оградой. Купеческий сын слез с лошади и подошёл к воротам. Он подумал: «Чёрти что, сколько мне ещё ждать?!», и принялся настойчиво стучать по ним.

В конце концов, за оградой заслышались тяжёлые шаги — кто-то, видно, пошёл открывать. Софрон перестал колотить. Идущий приблизился к воротам, но замер и отворять их не стал. Раздался мощный низкий голос:

— Чего тебе надо, супостат!? Нажрался, и ломишься! Проваливай!

— Твою мать! Ты как со мною говоришь! — разгорячился Софрон.

— Ведаешь, собака, к кому пожаловал? Я служу дворянину! — прорычал в ответ дворовой человек. — Он сейчас в крестовой комнате Богу молится! А как выйдет, велит тебя схватить — и в подземелье! Там тебе пальцы все твои поотрывают, и сразу в чувство придёшь!

— Да что ж такое! Что ты лаешь на меня! Не предупредили тебя, что ли?! — с отчаянием вскричал Софрон. — Я вообще не к господину к твоему, не к Фёдору, а к купцу Михаилу Иванову, который у него остановился!

— Никакого ни Фёдора, ни Михаила Иванова не знаю! — рявкнул холоп.

— Что ты несёшь! — вскричал купеческий сын. — Ты Фёдору Затопину служишь, или нет!?

— В твою тупую голову так хмель забрался, что и дома своего найти не можешь?! — ревел низкий голос. — К кому ломишься! Фёдора Затопина двор — соседний! Убирайся!

— Тварь ты поганая! — прокричал молодой купец в обиде, лицо покраснело и скорчилось. — Не мог вначале сказать, а не бранить с порога!

Софрон влез на лошадку и схватил поводья. Он отдышался, покачал головой и повёл лошадь дальше по улице, вдоль ограды, приговаривая: «Господи, помилуй… Надо ж было так перепутать, чуть не сгинул!».

За тем двором, куда пытался попасть Софрон, на некотором расстоянии находился другой двор. Молодец приблизился к избушке. От угла её шёл невысокий забор из старых, слегка подгнивших и покосившихся, кольев. Пройдя чуть дальше, Софрон увидал, что воротная дверь была отворена. Туда можно было войти и с лошадью. Со двора доносились довольно громкие звуки речи. Софрон подумал, и решил: «Ну его! Это уж наверняка тот двор, зайду сюда!». Он спрыгнул на землю, взял ремешок узды в левую руку, а правой толкнул дощатую створку ворот. Она легко поддалась ему и со скрипом отлетела вперёд. Ведя лошадку под уздцы, Софрон медленно и осторожно проследовал во двор.

Открылась живописная картина — вдали, над горизонтом, возвышался небольшой холм. На холме стояла деревянная церквушка с резным куполком и крестом. Справа, над нею ослепительно пылал медно-золотистый шарик солнца. Оно заливало своим мягким и не греющим светом весь двор. Кромка вечернего неба наполнялась оранжево-алой предзакатной краской.

Слева от Софрона стояла изба. Её мелкие слюдяные окошки, окрашенные лучами солнца в багряный цвет, искрились и ярко сверкали. Неподалёку, на фоне церкви, сидели трое мужчин. Сидели на пеньках. В серединке, меж ними, был ещё один белый берёзовый пень с чёрными полосками.

Люди на пнях оживлённо болтали. Сидевший посредине посмотрел вправо, держа в руке нож с кривым лезвием:

— Ты льва когда-нибудь видал?! Понятно не видал! — возбуждённо крикнул он своему собеседнику справа, махнув ножом. Он сидел, широко расставив ноги. Одет был в шёлковый синий халат, какие носят в Персии — весь изукрашенный серебряным узором. По груди вились всякие растения, на каждом плече по серебристой пальме. Мужчина был высокий и худосочный, с тонкими запястьями и тонкой шеей, на вид — лет сорока. Лысая голова блестела. На лице были морщины. Борода — ярко-рыжая и недлинная, грубо обтёсанная ножом. Она блестела в лучах солнца, пылая огненно-красным пламенем. По левую руку сидел другой высокий мужчина. Он задумчиво произнёс:

— У шведов на знамёнах львы нарисованы… Большая такая крыса, — он широко расставил руки, — али псина, чёрт знает!

— Да какая крыса! — отчаянно воскликнул рыжебородый в халате. — Это огромный кот! Здоровый, зараза, и страшный! С гривою. И рычит на тебя! Сожрал бы на месте, если б янычары прежде на цепь его, окаянного, не посадили!

Поворачивая голову поочерёдно влево и вправо и размахивая руками, он продолжал разгорячённо, выпучив глаза:

— Рот разинул, клыки торчат, заревел! Да как рванёт на меня! — он ткнул пальцем себя в грудь. — Прям тут его пасть чёртова захлопнулась! И цепь щёлкнула, которой был прикован, потому и не съел меня, бедняга! Голодный остался… А крокодила видал? — рыжебородый повернулся к собеседнику, сидевшему справа. Тот был низенький и полный, сидел расслабленно и важно, уперев руки в бёдра, и улыбался. Весело посмеиваясь, он отвечал:

— В одной книжке видал! Там и лев твой есть! И вепреслон там есть, и единорожец! Всё не то. Вот медведь — это уже другое дело! От него твой лев с крокодилом — в лес убегут, и спрячутся. А там их наши мужики поймают — и в суп!

— Да ты сам медведь! — махнул рукой рыжебородый, — недоношенный слегка…

Он прервался и глянул в сторону ворот. Остальные сделали то же самое, и увидали вошедшего молодца с конём. Молодой человек остановился, поклонился до пояса и вежливо произнёс:

— Здравствуйте, добрые люди! Я ко двору Фёдора Затопина пожаловал, верно?

— А отчего ж нет? — спокойно ответил сидящий на пеньке слева от рыжебородого, посмотрев Софрону в глаза.

Мужчина был высокий и широкоплечий, в простом сером кафтане. Его большие зелёные глаза и угловатое лицо, усеянное морщинами, выражало твёрдость и покой. И какую-то скрытую грусть. Ему было лет сорок пять или пятьдесят. Волосы и борода его были чёрные, и с сединой. Уперев ладони в бёдра, он сказал:

— Фёдор Затопин, сын