За Морем Студёным - Дмитрий Китаев

Неподалёку с криками бегали детишки, пиная ногами мокрый снег и пытаясь догнать друг друга. По середине улицы со скрипом двигались гружёные бочками и всяческой утварью телеги, запряжённые одной, или двумя лошадёнками, которых подгоняли возничие. Женщины кричали своим детям, хватая их за руку, чтобы те ненароком не подвернулись под копыта.

Купеческий сын по имени Софрон шёл и посматривал на большие дома с резными наличниками на окнах, на ворота и на причудливые деревянные фигурки птиц. Эти фигурки выступали из вершин тесовых крыш и глядели на улицу. Погода стояла необычайно тёплая. Молодой человек был одет в толстую шубу без шапки. Свою шапку, отороченную мехом, ему пришлось снять и нести в руках. Почёсывая бороду, он глядел по сторонам, радуясь яркому солнышку. «Чудно! Скоро река ото льда вскроется», — подумал Софрон. Меж тем из-за спины раздался громогласный окрик: «С дороги! Прочь с дороги!!!». По улице неслись четверо всадников. Один, мчавшийся впереди на тёмно-буром арабском скакуне, был одет в роскошную ферязь6 вишнёвого цвета, расшитую золотым узором и усеянную сверкающими жемчужинами, с развевающимися на ветру рукавами. Голову всадника украшала высокая шапка, блестевшая на солнце. Седло позвякивало колокольчиками. Кавалькада неслась, обгоняя упряжки с возами. Пропуская её вперёд, люди спешно расступались, отходя с середины улицы. «Ты погляди — князь какой, или боярин!» — пробурчал молодец. Вскоре четверо всадников скрылись вдали за поворотом.

Пройдя ещё несколько дворов, молодой человек остановился и стал пристальнее всматриваться в череду хором7, обрамлявших улицу с обеих сторон, в ряды ворот и столбов придомовых оград, стараясь обнаружить нужный ему двор. Немного покрутив головой, он вдруг опомнился, и устремился на другую сторону улицы.

Он подошёл к высоким и толстым воротам, стоявшим в середине длинного забора, и с силой постучал по ним кулаком. Немного погодя, раздался шелест шагов. Ворота живо отворились. К Софрону вышел бородатый мужичок в белом суконном зипуне, бывший здесь слугой, и воскликнул любезно:

— Здравствуй, сударь! Два года тебя не видел, а отца твоего и не скажу сколько! — и поклонился до пояса.

— Здравствуй, Ивашка! — улыбаясь, отвечал Софрон.

Радостно обнявшись, они переговорили насчёт воспоминаний о былых временах. Потом Софрон спросил:

— Привезли товар-то? Отец уж поджидает, как бы распродать. И меня для того прислал.

— Сегодня на рассвете подвезли! Я всё вон в ту клеть8 велел разобрать, — ткнул пальцем Ивашка, — здесь ремешки уже сложены! И, как твой отец и просил, от кузнеца бляшек на те ремешки, и на стремена привезли, всё там же! Пойдём, покажу.

Вдвоём они направились вглубь двора. Снега не было, лишь вязкая грязь чмокала под сапогами. Навстречу им вышел мужик, ведший под уздцы лошадку в сторону конюшни. Сам двор был крупный, просторный. Посередине стоял колодец, вокруг чернели расставленные то здесь, то там избы, и клети, и сарайчики, и конюшня, и небольшая башенка. Всё было построено, как водится на Руси, из брёвен. У колодца стояла пустая накренившаяся телега о двух колесах, упиравшаяся своим поддоном в землю.

Софрон с Ивашкой зашли внутрь большой и просторной клети. Лучи света проходили чрез отверстия в стенах, сделанные под самым потолком. Здесь лежали кучи тёмной грубой кожи. Слуга показывал молодому купцу заготовленный товар.

Далее, за очередной перегородкой, разместилась копна, сложенная более плотно и порядочно. Здесь была уже выделанная кожа красно-коричневого цвета. Красивая и лощёная.

— Добро! — воскликнул Софрон. — А где бляшки, ремешки, тафта9?

— Обернись!

Софрон повернулся и увидел кучу ящиков, разложенную у стены напротив. Они стояли один на другом. Подойдя ближе, он снял с верхнего крышку — короб полнился связками небольших ремешочков из телячьей кожи.

— А тафтяной ткани… и парчовой, к вечеру привезут два постава10, — подумав, сказал Ивашка.

— Почему так мало? В позапрошлом году, помнится, распродали тафты, да ковров персидских, и турецких на семьсот с лишком рублей!

— Как твой батюшка изволил, государь, так оно и есть. Дело в том, что… те ковры и ткани были от гостя11 Степана Артемьева. Уж больно хорошие: узорчатые, цветные, и чистые, и всякие разные были, и по сорок рублей за постав!

— Отчего ж этот Степан Артемьев продавать свой товар не хочет? — с досадой спросил Софрон.

— Ему больше нечего продавать! — воскликнул Ивашка. Подошёл ближе. И озираясь по сторонам, словно бы кто мог его подслушать, сказал. — Говорят, что служилые люди ходили, и о нём, о Степане, расспрашивали! Все его богатства в казну прибрали, поэтому у него больше ничего и нет. А почему прибрали — никто не знает!

Он отошёл, и сказал обычным голосом:

— Твой отец у другого гостя тканей закупил — тот уже по шестидесяти рублей за постав берёт. Вот!

— Что ж, — задумчиво ответил Софрон, — Бог милует, царский гнев нас не настигнет. А нам что, холопам его? Только б разорения не было, мы государю верно служим!

— Всё так, — ответил слуга.

Софрон с Ивашкой ещё немного походили по клети, разглядывая и обсуждая товары, перебирая содержимое ящиков и обговаривая условия торговой сделки. Потом вышли из здания и подошли к воротам. Там уже стали прощаться.

— А оставшуюся часть цены завтра к тебе пришлём с нашими людьми, — сказал Софрон Ивашке.

— Хорошо! Всё передам, как положено. Ты скажи, куда отец нынче товар везти собрался? Небось в Москву?

— Может и в Москву, не знаю. А я опять буду дома сидеть, — в словах Софрона прозвучала обида, — а братья мои сейчас в Устюге, у каждого свой двор!

— Не кручинься, государь, будет у тебя и двор свой. И жёнушку тебе отец под стать отыщет. И детишек Бог даст, и добра полным полно будет! Ты на отца не злись, и не ропщи. Он всё тебе только во благо делает — ты и повинуйся!

Немного помолчав, Софрон ответил:

— Ты прав, Ивашка… Помилуй, Бог, меня грешного! — Софрон перекрестился. Ивашка сделал то же самое. А потом молодой купец сказал:

— Ну, будь здоров — ещё встретимся с тобою!

— И ты не хворай, сударь! Как я рад был тебя видеть, и об отце твоём досточтимом добрым словом обмолвиться! — с улыбкой