В ожидании весны - Ованес Азнаурян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ведь однажды он загадал… загадал перед самым Новым годом. И тогда Маргарита, дочка живого классика армянской литературы Ара Манояна, с разбега, сразу, без оглядки прыгнула к нему в сердце и натворила там черт знает что. Это было чудо, которое было уготовлено ему на новогодние праздники, думал он. Просто ни он, ни она тогда не знали: это подарок или проклятие. Загадал, и вот – сбылось. И они поженились. И родилась Мэрико. А потом… Потом сразу куда-то все ушло, растворилось, рассыпалось сквозь пальцы, потекло. Но это тоже будет потом.
А пока…
Пока наступил октябрь. И на город опустился вечер. Мэрико спала в спальне, в своей кроватке, и за окном заморосил дождь. Гарик и Маргарита сидели за кухонным столом, ужинали. Монотонно гудел холодильник, на электрической плите – чайник, который ни за что не хотел закипать.
Стены кухни были покрашены в голубой цвет, и кухонная мебель тоже была голубого цвета. Но из-за желтой люстры все казалось желтым, грязным, мутным.
Сидя за кухонным столом, Гарик видел, что в прихожей горит свет. Нужно пойти и выключить, подумал он, но продолжал сидеть. Он нервничал от того, что чайник так долго не закипает.
Маргарита ела и одновременно думала, помыть ли после ужина посуду, накопившуюся за день, или постирать белье, накопившееся за неделю. Маргарита размышляла над этим минут пять, потом в конечном итоге решила оставить и то и другое на завтра. Решив, она успокоилась и покосилась на чайник.
Гарик и Маргарита молчали.
Ему больше не хотелось есть салат, приготовленный женой из вареной картошки и вареных яиц, тем более что Маргарита переборщила с перцем. Гарик не любил острое. Ему сейчас хотелось чаю, и он нервничал все больше и больше. Он перестал кушать и посмотрел на стену, поверх головы жены.
Она чувствовала, что муж сердит на нее, но не понимала почему. Она перебирала в памяти весь этот дождливый октябрьский день, с утра и до этой вечерней минуты, но не могла вспомнить ничего ТАКОГО. «Нет, – думала Марго, – совесть моя чиста. Просто он не в духе. Может, что-то случилось на работе, и я его нервирую. Но при чем тут я?»
Маргарита встала, вылила из чайника немного воды в раковину и снова поставила чайник на плиту.
– Так скорее закипит, – сказала она и села на свое место.
– Могла и раньше догадаться, – заворчал Гарик и снова уставился на точку в стене.
– А чего не подсказал, раз умный такой? – съязвила Маргарита.
Гарик ничего не ответил жене и почувствовал, что сейчас взорвется. Секунд шесть-семь он учащенно дышал, но потом неожиданно для себя успокоился и размышлял уже спокойно.
Ведь как бывает, думал Гарик. Оказывается, все проходит. Исчезает бесследно, как будто и не было ничего. Оказывается, семейная жизнь убивает своей обыденностью, и остается только этот желтый свет. Страшно подумать, что все затухает, и такое создается впечатление, будто сразу задули тысячу свечей. И что можно прийти к тому, что совершена ошибка, большая, большая ошибка! А кто виноват? Не знаешь. Наверное, никто. Просто в жизни так бывает. И тебе кажется, что что-то ушло, и ты до неузнаваемости изменился…
Все ушло, думал Гарик. Стерлось. И мог ли кто-нибудь предположить, что все то неистовство, безумство погрязнет в болоте обыденности? Что все сведется к тому, чтоб идти на работу, возвращаться домой, есть и спать? Где любовь, боже мой? Куда она подевалась? Ведь была же! Честное слово, была! И какая!..
– Этот чайник сегодня не закипит! – закричал он.
Маргарита спокойно ответила:
– А ты займись чем-нибудь. – Она встала и ушла из кухни в комнату.
Тут что-то очень тяжелое сдавило Гарику грудь, и он закричал. Громко, очень громко!
– Эй, ты! Не смей мне указывать, что делать! Слышишь? Ёб твою мать! Не сметь больше!
В ответ, конечно, тоже крик. Истошный крик Маргариты:
– Что ты на меня взъелся, а? Что случилось? Что я сделала? В чем я провинилась? Что с тобой вообще происходит?..
Гарик закурил и вышел на балкон. Там было темно и слышно, как моросит дождь: «Неужели можно разлюбить человека, которого обожал?! Ведь я ее больше не люблю! Не люблю! НЕ ЛЮБЛЮ!!!»
Маргарита Маноян лежала на диване в комнате и тихо плакала. И думала о том, что Гарик очень изменился. А может, он и был таким? Просто до женитьбы не было случая этим чертам его характера проявиться?
«Не знаю, боже мой, не знаю!..»
Гарик же стоял на балконе и сквозь стекло двери видел, как из чайника повалил пар. Пар, как и все остальное на кухне, был желтым. Все было желтое, грязное, мутное.
Гарик не знал, как быть дальше.
Чах Гарик не знал, как жить потом.
4
А потом наступил ноябрь, и начались беспрерывные дожди – последняя дань осени людям. Через пару недель дождь превратится в снег, и город весь преобразится, но пока, в тот день была еще осень, и шел дождь. Он шел с утра, и, казалось, в Ереване все время вечер: в домах горел электрический свет, и было как-то по-вечернему грустно. На улице воздух был чист и пах опавшими листьями – осенью, и откуда-то еще доносился запах дыма, как будто разожгли костер. Вместе с дождем этот запах кружил голову.
Еще было время, и Ваге Саакян бродил по улицам Еревана. Предательски замерзали нос и руки, а рядом по мокрому асфальту шипели грязные авто, скапливаясь под лениво меняющим цвета светофором. Шел дождь, и ему нравилось бродить так и думать о том, что у него есть время. Вместе с тем он не знал, куда себя деть. Мимо него проходили многочисленные зонтики – все мокрые и разноцветные.
Он долго бродил так, потом рискнул и зашел в кафе «Сказка», недалеко от Лебединого озера, на улице Туманяна. Он заказал кофе и занял столик у окна. Большие окна этого кафе запотели от внутреннего тепла, и нельзя было увидеть улицу, но все же чувствовалось, что там идет дождь. Он распахнул куртку, снял берет (берет – чисто из пижонства: чистая хемингуэевщина) и закурил: с кофе было очень вкусно курить сигарету.
За соседним столиком сидели молодая женщина и ее сын. Женщина пила кофе, а мальчик – ему было лет шесть-семь – ел пирожное. Он набил
