Багряная летопись - Юрий Андреев

В маленьком темном предбаннике с широкой скамейкой Наташа брезгливо сбросила на пол засалившийся ватник, грязное платье, изветшавшее белье.

— Ох, до чего ж ты исхудала, моя девонька, — запричитала Мария Ивановна, засовывая ее вещи в мешок, — а все же порода видна, что шейка, что грудочки… Ничего, подкормим, поправим тебя, а там детишек начнешь приносить, и вовсе как яблочко нальешься…

Не слушая ее, Наташа рванула забухшую дверь и вошла в знойный жар русской бани. Появилась и пышнотелая, дебелая Мария Ивановна. Уж она не пожалела на девушку ни квасного пару, ни березового веника, ни душистого мыла, ни воды — горячей и холодной.

— Мария Ивановна, а что же я одену? — вдруг пришло ей в голову, когда могутные руки вдовой попадьи докрасна натирали ее спину.

— Уф, жарища!.. А уж о том твоей заботы нет, девонька, не бойся, голую не оставим…

Обновленная, свежая и легкая, испытывая давно забытое наслаждение, Наташа вытерлась в предбаннике махровым полотенцем и стала одеваться: и белье, и новое платье тонкой шерсти, и новенькие туфли — все было как по ней сшито.

— По тебе, красавица, и сшито, — усмехнулась Мария Ивановна. — Василий Петрович, наш полковник, дай бог ему долгую жизнь, все о тебе хлопотал. А уж как он тебя искал, как убивался…

Увидав Наташу, входящую после бани в дом, Безбородько на секунду обомлел: яркий румянец, огромные голубые глаза, уверенная поступь… «Ого! Да тут нужно постараться не только ради папашиного домика, но и ради самой дочки. Ну и женщина!»

Он галантно помог ей снять шубку и провел к столу. Обед был необычайно вкусным — или это Наташе лишь казалось после мерзкой баланды? Нет, действительно, Мария Ивановна из кожи лезла, чтобы угодить своему благодетелю и его своенравной пассии. Сам Безбородько был в высшей степени сдержан и предупредителен: «Только бы не спугнуть второй раз! Ух, хороша! Ну красавица!» Он благодушно и мило шутил, ничего не навязывая Наташе, ничего не предлагая ей.

— Ну, а теперь Наташенька пойдет баиньки! — провозгласила хозяйка. — Спаленка у тебя своя, постель пуховая, простынки белоснежные, одеяльце шелковое.

Девушка села на кровать и тут почувствовала, что силы оставляют ее. Едва-едва раздевшись, она накрылась невесомым, скользящим одеялом, голова закружилась-закружилась, и она забылась раньше, наверно, чем поудобней примостилась на подушке.

Двадцать часов, не просыпаясь, без сновидений спала Наташа. Обеспокоенный Безбородько не раз заглядывал в дверную щель, Мария Ивановна подходила к Наташе, прислушивалась к дыханию и отходила на цыпочках.

Прошел день, прошла ночь, отгорело новое утро и начал набирать силы новый день, а она все спала. Безбородько давно уехал на службу в своей коляске, а она все спала. Наконец солнечный свет начал ее тревожить, и ей стало сниться, что она ярким днем бежит по высокой траве, Гриша догоняет ее, они оба смеются, вот она устала, оборачивается и попадает в его объятия. Как сладко ей! Она замирает у него на груди, потом поднимает голову, чтобы встретить его губы — и вскрикивает: на нее пристально и хищно глядят темные неподвижные глаза Безбородько! Она застонала и тихонько и горестно заплакала.

— Что? Что, моя касаточка? Что с тобой, милая? Тюрьма привиделась? Проснись, деточка! — Мария Ивановна трясла ее за плечо. Наташа открыла глаза, ничего не понимая, поглядела вокруг…

После завтрака она накинула на плечи шубейку и вышла в маленький двор на яркое весеннее солнышко. За калиткой она сразу увидала часового. «Неужели меня караулит? Нет, вряд ли… Постой, постой, как говорил этот надзиратель: «Самый главный с контрразведки приехал…» О ком это он? О Безбородько? Бог ты мой! Так вот, значит, в какое «гнездышко» я попала. Бежать! При первой возможности бежать!» Она села на завалинку, подставила откинутое лицо солнцу, закрыла глаза, и сразу перед ней поплыла ослепительно белая стена госпиталя, забрызганная кровью. «Надо установить связь с ревкомовцами. Да, но как вырваться из-под надзора? Как обмануть часового, попадью, Безбородько? К дедушке Василию на кладбище? Не выйдет… Тося говорила о провизоре! «Пирамидон помогает? Нет, у меня рецепт»… Это уже ниточка! Да, но чтобы по ней не привести Безбородько… Обдумать, обдумать, обдумать!»

Вечером, с приездом Безбородько, они втроем сели ужинать. Он по-прежнему был сдержан и любезен, но Наташа сквозь ресницы заметила брошенный им на нее какой-то удивленный взгляд, который тотчас сменился веселой улыбкой, когда она подняла глаза. Она попросила разрешения сходить назавтра с Марией Ивановной в аптеку, он любезно согласился («Конечно, конечно! Тюрьма даром не проходит») и тут же передал хозяйке две красненьких ассигнации — сумму крупную. — «Ну, и сладенького чего-нибудь купите, Мария Ивановна, в кондитерской».

Наташа встала, попрощалась и, сказав, что хочет отдохнуть, отправилась к себе. Вспомнив Безбородько, она тщательно заперла дверь, поворочалась-поворочалась и заснула. Неизвестно, сколько прошло времени, но, видимо, не очень много, как что-то непонятное начало ее беспокоить. Она открыла глаза. На столе неярко горела лампа. Напротив кровати в глубоком будуарном кресле сидел Безбородько в шелковом ночном халате и, откинув голову на заплетенные сзади руки, смотрел на нее. Наташа сжалась и напряглась, готовая дать любой отпор, готовая на смертельную схватку, но он продолжал сидеть неподвижно.

— Что вам здесь надо? — хрипло спросила она.

Он пододвинул кресло вплотную к кровати и продолжал молчать.

— Как вы посмели войти сюда? Немедленно оставьте комнату!

— А ведь я действительно люблю вас, Наташа, — тихо и как-то удивленно произнес он. — Сегодня тяжелый день: вот этой рукой, — он поднял руку вверх, — я расстрелял офицера, который оскорбил вас. Это был боевой офицер и, между прочим, единственный сын своих не очень богатых родителей. Я убил его, потому что он поднял руку на вас…

— Он убил двести беззащитных людей!

— Да, вы прекрасны… Я вошел сюда без разрешения потому, что мне надо снять тяжкий грех со своей души, ту обиду, которую я причинил вам, хотя и невольно, не будучи в силах противиться чувствам, внушенным вами. Выслушайте и поймите меня. Когда вы внезапно скрылись, времени для раздумий у меня не оставалось. Я благополучно доставил вашу маму в Омск и обеспечил ей беспрепятственный проезд до Владивостока. Скажу вам прямо, что я мог тоже уехать в Англию и выйти из игры. Но я понял, что без вас у меня нет жизни! Я понял, что должен найти то, что стало моей мечтой, моим дыханием, моим счастьем. И я не уехал. Я понял, что должен найти вас и искупить в ваших глазах свою вину. Я избрал именно уфимское направление и согласился на должность начальника контрразведки только потому, что здесь у меня были наибольшие шансы вас отыскать. — Безбородько нервно хрустнул пальцами. — Уфа была взята молниеносно. Красные бежали, не забрав даже раненых. К сожалению, в семье не без урода. Произошел тот эксцесс, который так болезненно коснулся и вас. В списках арестованных я увидал и вашу фамилию, узнал о вашем подвиге, — да, да, подвиге! Ведь этот мерзавец мог убить вас!.. — Безбородько захлебнулся от волнения и помолчал. — Надежде Александровне я пока ничего не сообщал, это ваше дело.

Наташа внимательно смотрела на него. Что это за человек? Почему он так настойчиво добивается ее расположения? Как ей избавиться от него?

— Мой грех тяжел, но я хочу его искупить так, как это возможно в моих силах. Может быть, вы хотите интересную, высокооплачиваемую службу? Я рад предложить ее вам. Дело в том, что в штабе генерала Ханжина крайне нужна переводчица-стенографистка. На многих заседаниях присутствуют иностранные советники, они больше говорят на французском и английском языках. Переводчиков здесь найти, конечно, можно, но переводчика и стенографистку в одном лице днем с огнем не сыщешь. Вы — единственная и неповторимая в Уфе! Да и не только в Уфе — во всем мире! — Он потянул свою руку к ее пальцам, но тут же резко отдернул ее. — Тут, конечно, будут свои трудности. Возможно, вам не следует показывать, что вы знаете английский язык. Придется копии протоколов передавать мне, чтобы я всегда был в курсе дела. Как видите, я предельно откровенен. А не хотите, что же: завтра же дам телеграмму мамочке, она переводит деньги — и прощай родина!

«Так вот зачем я тебе нужна сейчас — быть надежным информатором о секретах союзников!.. Да, бесспорно! Но это признание в любви, эта преданность? Если он играет в чувства, то зачем? А эта угроза отправить к матери? Ну, бог с ним. Однако как быть с его предложением?»

— Василий Петрович, вы серьезно полагаете, что меня можно отправить в Лондон к маме? — сдержанно спросила она. — Интересно узнать, каким образом: в тюремном вагоне или под конвоем?

«Фу, черт побери! Опять не с того бока зашел».