Небесные тела - Джоха Аль-харти

именно он спасется в Судный день. Он рос, почитая Всевышнего, не баловался, как другие дети, не любил заниматься ерундой, презирал бестолковое времяпрепровождение и пустую болтовню, созерцал мир вокруг, часто уходя в себя. Когда родители увезли его из аль-Авафи в Вади Удей, то выбрали жилище специально рядом с мечетью, чтобы Марван-Тахер продолжал жить привычной жизнью.

Он был четвертым ребенком. Ахмед, Мухаммед, Касем, потом он, после – Хиляль и Ассем, и то, что он отличается от них всех, он осознал очень рано. Он чувствовал, как родители гордятся им, поэтому перестал играть с братьями и даже не разговаривал с ними, если находил тему ничего не значащей. Его появлению на свет предшествовало чудо, и он был послан сюда для великих дел!

Марвану-Тахеру было тринадцать, когда под покровом ночи он проник в спальню к родителям и вытащил из бумажника отца деньги. На следующий день он сам побил себя палкой и зарекся двухнедельным постом. Но через три месяца он прокрался в спальню к старшим братьям и стянул все купюры из кошелька Касема.

К шестнадцати годам его добровольный пост в наказание за воровство в общей сложности составил 8 месяцев и 14 дней. Соседи уверяли, что видят, как у него светится лицо, а глаза после воздержания от еды и отказа от мирских удовольствий излучают какую-то особенную благодать. Когда он шел по улице, девушки видели по его походке человека, не снедаемого ни страхом, ни печалью. При этом он не обращал своего сверлящего взгляда ни на одну из них. Никто не видел на его спине следы от ударов, которыми он себя воспитывал за воровство денег, часов и одежды. Однажды он выкрал у матери серьги и даже ее тапочки. Марван носил всегда ослепительно-белые одеяния и не открывал понапрасну рта. А когда от долгого поста он еще и бледнел лицом, никто не сомневался в его праведности.

Ничто из того, что он стащил, как он признавался, ему не было нужно. Он сам недоумевал и не верил в то, что такой чистой души человек, как он, неистово бьющий поклоны в мечети, пробирается по ночам в чужие комнаты и присваивает какое-то старье и безделушки. Его раскачивало из стороны в сторону и разрывало на части до тех пор, пока он сам не услышал, как терзаемая страстями его личность трещит по швам. В голове все перепуталось: пророческое сновидение матери, распиравшая его важность, бессмысленные забавы и воровство. Его, который будет стоять в тени трона Аллаха, воровство! Его, Тахера, который подавил в себе все бренное и даже головы не поднимает, когда шагает по улице. И руки этого праведника сами тянутся к тому, в чем он никак не нуждается.

Марван хранил свой грех в тайне, презирая себя в глубине души так же сильно, как окружающие его возносили. Он затыкал уши, когда опять слышал треск и надрыв, который не замечал никто, кроме него. Он все отчаяннее втискивал себя в рамки созданного людьми образа – вел аскетичную жизнь, постился, старался ни с кем не общаться. Но от этого только кололо в сердце.

Марван не просто никому об этом не рассказывал, он даже в молитве делал вид, что ничего не происходит, не помышляя о том, чтобы воздеть руки к Всевышнему и взмолиться о помощи, попросить наставить на путь истинный. Он был уверен, что знает что делать. Он Тахер[32], и ему нужно сохранять чистоту своей души. Он должен быть таким, каким представляют его люди, каким воображает мать. А если его рука еще раз потянется за тем, что ему не принадлежит, он ее отрубит.

Однако по прошествии некоторого времени, за которое умер его отец и мать уже оправилась от горя, он зашел ночью к ней в комнату и забрал флакон ее новых духов, серебряный кинжал отца и незначительную сумму денег, забытых на столе. И не успело рассвести, как он перерезал вены на своей вороватой руке отцовским кинжалом и лег в одиночестве, к которому всегда стремился, истекать до смерти кровью.

Сулейман

В девяностые годы позапрошлого века неурожай фиников заставил самого прозорливого из торговцев по имени Хиляль искать другой товар, суливший хорошую прибыль. Хиляль, унаследовавший от предков деловую жилку и сам имевший за плечами немалый опыт на рынке, решил, что подходящей заменой финикам могло бы стать оружие. Хотя султан Фейсал в 1891 году издал приказ, запрещающий оманцам вывозить через порт Гвадар[33] военное снаряжение, Хиляля и сотоварищей, которые тоже к тому времени смекнули, что лучшего источника постоянного дохода не найти, особенно если учесть, как нуждаются в оружии афганцы, это не остановило. Ящики с контрабандой принимали на своем берегу персы и хранили их на подпольных складах, пока не сбывали представителям афганских племен и белуджи. Некоторые из торговцев разбогатели, посылая оружие в Индию и Занзибар, но Хиляль продолжал сотрудничать с персами, полагаясь на то, что нет более безопасного порта, чем Гвадар. Вскоре бизнес пошел на спад из-за роста налогов на ввоз оружия. Тогда Хиляль, спасая свое верное дело, связался с компанией индийских торговцев, доставляющих оружие прямо из Европы. Во главе индийцев стоял некий Камджи Рамдас. 22 января 1908 года пароход «Гьедала» пришвартовался в порту Маската, и Хиляль забрал свою долю – полсотни ящиков с оружием. Винтовки повезло перепродать тут же в Гвадаре по семьдесят долларов за ствол. Вот тогда в момент озолотившийся Хиляль вознамерился стать зятем одного из шейхов аль-Авафи. Спустя десять лет его брака появился на свет Сулейман.

Хиляль надеялся, что после Сулеймана народятся еще дети. Но все они погибали в младенчестве. Люди поговаривали, что на Сулеймане порча и что поэтому он подозрительно сильно потеет и мрут его братья. Отца надоумили сводить мальчика к знахарю, который посадил Сулеймана перед собой и внимательно осмотрел его голову, по которой тек пот. Как только он нашел на голове точку, из которой бежала струйка, вскричал: «Поймал!», взял кочергу, нагрел ее и прижег это место на голове мальчонки как источник всех бед. После Сулеймана родился Исхак, а за ним беленькая худенькая девочка, все свое детство просидевшая в углу, потом вышедшая замуж дважды – по очереди за своих двоюродных братьев по материнской линии – и дважды разведенная. Исхак пошел весь в мать – нерешительный и тихий. Сулейман же унаследовал хватку отца, его проницательность, высокий рост и стать, но вместе с тем вспыльчивость и прозвище торговца. В наследство от него же Сулейману достался просторный дом из глины. Правда, он торговал уже не оружием, а финиками,