Сёгун - Джеймс Клавелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О, отец! — Нага чуть не лопался от гордости — ему оказали честь формально поднять перчатку, брошенную Ишидо: собственным почерком тот изложил решение вчерашнего военного совета — армиям выдвинуться к перевалам. — Спасибо, отец, спасибо!
— Далее: мушкетному полку приказано на рассвете выступить в Хаконе. Еще: обоз из Эдо придет завтра после обеда. Проверить, чтобы все было готово!
— Да, конечно. Когда мы начнем бой?
— Очень скоро. Вчера вечером я получил известие; Ишидо и наследник выехали из Осаки — провести смотр войскам. Началось…
— Пожалуйста, простите меня, что я не могу полететь в Осаку, как Тетсу-ко, и убить его, Кийяму и Оноши — решить всю эту проблему так, чтобы не беспокоить вас.
— Спасибо, мой сын! — Торанага не собирался говорить ему о тех чудовищных проблемах, которые на самом деле надо решить, прежде чем эти убийства осуществятся. Он осмотрелся вокруг. Все сокольничие готовы, телохранители — тоже. Он окликнул главного охотника:
— Сначала я заеду в лагерь, потом мы проедем по дороге вдоль берега, на четыре ри к северу.
— Но загонщики уже в горах… — Главный охотник проглотил окончание своей возмущенной фразы и попытался исправиться: — Прошу меня простить… Э-э-э… я, наверное, съел что-то несвежее.
— Да, наверное. Может быть, вам стоит передать ваши обязанности кому-нибудь другому? Или на вашу голову действует геморрой, прошу прощения? — Если бы Торанага не использовал охоту как прикрытие, он сразу сменил бы его.
— Прошу прощения, господин. — Старый самурай был смущен. — Могу я спросить… э… вы собираетесь охотиться в тех местах, что выбрали вчера вечером, или, э… хотели бы поохотиться вдоль побережья?
— Вдоль побережья.
— Конечно, господин. Прошу меня простить, теперь я могу внести все изменения. — Он кинулся исполнять. Торанага проводил его взглядом. «Пора ему в отставку», — подумал он беззлобно. Потом заметил Оми: он входил на конюшню вместе с сильно хромающим молодым самураем, с глубокой свежей раной на лице — след схватки в Осаке.
— Ах, Оми-сан! — Торанага ответил на его приветствие. — Это тот человек?
— Да, господин.
Торанага отвел их обоих в сторону и со знанием дела допросил самурая. Он делал это из любезности к Оми: он уже говорил с этим самураем, еще в первый вечер, и пришел к твердому выводу; он и Анджин-сана спрашивал, что в письме Марико, из вежливости, — он знал во всяком случае то, что сообщил ему Анджин-сан.
— Пожалуйста, изложите мне все своими словами, Марико-сан, — потребовал он, перед тем как она выехала из Эдо в Осаку.
— Я собираюсь отдать корабль его врагам. Это правильно, господин?
— Нет, госпожа. — Он видел, как ее глаза наполняются слезами. — Нет. Я повторяю: вы должны сообщить все эти секреты, о которых рассказали мне, Тсукку-сану — здесь, в Эдо; потом — главному священнику и Кийяме в Осаке; скажите всем, что без корабля Анджин-сан им не опасен. Я вам предлагаю — напишите ему сейчас письмо.
— Тогда они уничтожат корабль.
— Они попытаются сделать это. Они ведь все равно об этом думают, вы не сообщите им ничего нового.
— Вы можете спасти его корабль, господин?
— Я буду охранять его четырьмя тысячами самураев.
— Но если им это удастся… Анджин-сан никому не нужен без своего корабля. Я буду просить, чтобы ему сохранили жизнь.
— Вы не должны этого делать, Марико-сан. Заверяю вас, что мне он нужен, с кораблем или без корабля. Обещаю вам. В письме напишите ему: если корабль будет уничтожен, — пожалуйста, постройте новый.
— Что, господин?
— Вы говорили мне — он это умеет. Вы уверены? Если я дам ему плотников и кузнецов?
— О да. О, как вы умны! Да, он много раз говорил, что учился строительству кораблей…
— Вы совершенно уверены, Марико-сан?
— Да, господин. Так вы думаете, что священники-христиане добьются своего, несмотря на четыре тысячи человек охраны?
— Да. Прошу прощения, но они ни за что не оставят корабль в покое или его — в живых, пока он может выйти в море. Это будет слишком большая угроза им. Этот корабль обречен — придется уступить его им. Но только вы и я знаем и должны учитывать: его единственная надежда — построить новое судно. Я единственный человек, который может помочь ему в этом. Решите для меня это дело с Осакой, и я прослежу, чтобы он построил свой корабль.
«Я сказал ей правду… — подумал Торанага теперь, в Иокогаме, на рассвете, среди запаха лошадей, навоза и пота… Он едва слушал теперь раненого самурая и Оми, — он тосковал о Марико. — Жизнь так печальна… Он устал от этих людей, от Осаки, от игр, которые приносят столько страданий живым… Но ставки в этих играх очень велики…»
— Благодарю вас, Косами. — Он дождался, когда самурай кончил свой рассказ. — Вы хорошо со всем справились. Пожалуйста, пойдемте со мной, вы оба.
Торанага подошел к своей кобыле и еще раз пнул ее коленом в живот. Она тихонько заржала, но подтянуть подпругу он уже не смог.
— Лошади еще ненадежнее, чем люди! — пробормотал он, ни к кому конкретно не обращаясь, вскочил в седло и поскакал, сопровождаемый телохранителями, Оми и Косами.
На плато он остановился. Все приветствовали его: Бунтаро с соколом на руке, Ябу, Хиро-Мацу и Судару.
— Доброе утро! — бодро ответил он и сделал знак Оми, что хочет с ним поговорить.
Он уже знал, что все готово, Судару послал своих людей в горы, проверить, как ведут себя загонщики. И вот теперь он заявил Судару:
— Благодарю тебя, мой сын, но я решил поохотиться на побережье.
Судару отправил гонца верхом — снимать всех с гор и перебрасывать на побережье.
— Извините, отец, мне следовало бы об этом подумать и приготовиться. Прошу меня простить.
— Да, мой сын. Так что, Хиро-Мацу, как идет подготовка?
Старый генерал, с неизменным мечом в руках, был зол.
— Думаю, все это бесчестно и не нужно. Скоро мы забудем об этом. Мы плюнем на Ишидо и без такого предательства.
Ябу возразил:
— Прошу меня извинить, но без этих ружей и нашей стратегии, Хиро-Мацу-сан, мы проиграем. Это современная война, таким способом мы имеем шанс ее выиграть, — он оглянулся на Торанагу, который еще не слезал с лошади. — Я слышал сегодня ночью, что умер Джикья.
— Вы уверены? — Торанага притворился удивленным. Он получил эту секретную информацию в день отъезда из Мисимы.
— Да, господин. Кажется, он болел. Мой источник сообщает, что он умер два дня назад. — Ябу открыто торжествовал. — Его наследник — сын, Хикодзу.
— Этот щенок? — презрительно процедил Бунтаро.
— Да, я согласен, — он ничего собой не представляет, — Ябу казался на несколько дюймов выше, чем обычно. — Господин, не открывает ли нам это путь с юга? Почему не атаковать по Такайдской дороге? После того, как сдох этот старый лис, Изу теперь безопасна, а Суруга и Тотоми беспомощны, как выброшенный на берег рассохшийся бочонок.