Город Брежнев - Шамиль Идиатуллин

– Нет-нет, какие консультации, у нас все хорошо, – торопливо сказала Лариса, шмыгая и вслепую копаясь в сумочке в поисках платка: ресницы слепились слезами, будто силикатным клеем, и на щеки, наверное, натекла маска грустного клоуна.

– Хорошо, так определяйтесь, а мне голову!.. Ладно, все. В аборте стыдного особо нет ничего, через него столько прошли и столько пройдут еще… И такие бабы – ты бы ахнула.

– Какие?

– Ой, ой, заинтересовалась, восстала, аж слезы высохли. Шучу-шучу. Какие. Разные. При должностях, окладах, званиях. Все равно ведь бабы, хоть и умные-номенклатурные. И любят как бабы, и думают как бабы, этим вот местом. Потом звонят и просят без очереди и без огласки. И толпами, толпами, все без очереди. А у меня там вон очередь, ну ты сама высидела, молодец. Направление выписываю?

Лариса, вцепившись в темный от слез и туши платок, глухо сказала:

– Н-нет пока.

– Тоже правильно, – легко согласилась врачиха. – Время у тебя еще есть, немного, но… Давай так, чтобы зря не травмироваться – я направление тебе сейчас выпишу, в твоем случае законно все, по медицинским показаниям. Будет у медсестры лежать, я предупрежу, тебе даже на прием ходить больше не надо. Так, сколько там… До… до ноября актуально, потом она порвет. До того придешь – возьмешь, дальше просто все. Водички дать? Точно? Ладно, минутку посиди, пока я все выпишу, в таком виде в коридор не выходи, мне только массовой истерики не хватало.

Через полчаса Лариса чуть сама не впала в истерику – настоящую, персональную и хорошо мотивированную, – хотя, казалось, все весомые мотивы перетерпела давно и безнадежно. И место нашла самое неподходящее: на широченном бульваре Энтузиастов, средь бела дня, под ясным солнышком и при некотором честном народе.

Она, как могла, оттерлась и отсморкалась в каком-то закутке поликлиники – туалеты были, как всегда, заперты для посетителей – и отправилась в контору длинным зигзагом, чтобы успокоиться и придумать, что делать. Вернее, как сказать Вадику.

Лариса огибала фонтаны, невольно улыбаясь мелким радугам, скрепляющим вееры брызг, когда ее осторожно, но крепко взяли за руку, не позволили руку выдернуть – и спросили:

– Женщина, вы почему не на работе?

Лариса вздрогнула, рухнула всем сердцем и животом в каблуки и от этого грузно остановилась, держа схваченную руку на отлете. Запястье держал щуплый парень с угреватым лицом, одетый в серый костюм без галстука – паршивый воротник синтетической рубашки перекосился, как смятый бумажный кораблик. Рядом сиял, будто день рожденья у него, толстячок с потной бабьей рожей и бабьей грудью, обтянутой футболкой с олимпийским мишкой. Жирные ляжки обтягивали шерстяные, не по сезону, спортивные штаны, комплектная олимпийка висела на локте.

– Сопляк, руку отпусти-ка быстро, – сказала Лариса, чуть опомнившись.

– Оскорблять не обязательно, – сообщил угреватый безмятежно, а жирный чуть сдвинул олимпийку, демонстрируя красную повязку с надписью «БКД».

Лариса, совсем успокоившись, раздельно повторила:

– Руку. Отпусти.

Угреватый неохотно разжал руку. Лариса, поморщившись, вытащила из сумочки чумазый платок и принялась тщательно протирать запястье, бормоча про обнаглевших сопляков. Толстяк заулыбался еще шире, а угреватый напомнил:

– Так почему не на работе?

Лариса завершила гигиенические процедуры, встряхнула платочек, скептически оглядела его, сунула обратно и поинтересовалась:

– А вы, оба?

– Мы на задании, – сказал толстяк неожиданно низким голосом, снова воровато демонстрируя повязку. – А вы где работаете и почему гуляете в рабочее время?

– Так, ребят, – сказала Лариса устало. – Мы сейчас на полчаса застрянем. Инструктаж кто проводил, Штильберг?

Парни переглянулись, Лариса кивнула и поправилась:

– А, нет, он со звеньевыми только, а уже ваш звеньевой, получается, с вами. Тут зона ответственности кузнечного, значит Науменко или Матвейчик. Матвейчик, так? И значит, это Толик вам велел женщин на улице за руки хватать? Так?

Парни опять переглянулись, угреватый попытался что-то сказать, но Лариса задавила попытку:

– Значит, так, да? Давайте-ка сейчас ему позвоним и попросим дать другое задание. Сейчас до отдела кадров дойдем, вон то здание, я как раз там работаю, в бюро наставничества и трудовой дисциплины. Я вам там и объяснительную дам, и с вас сниму – почему вы в рабочее время…

Парни резко развернулись и пошли прочь. Лариса пристально посмотрела вслед. В «стекляшку» на углу иногда забегали попить соку или куснуть котлету милиционеры, дежурившие возле иностранной гостиницы, – правильно было бы сдать им наглецов, которые явно наслушались про рейды милиции и КГБ по центральным улицам крупных городов. Но иностранцы давно разъехались, и милиционеров не было видно, вообще людей не было видно – ни за стеклянными витринами, ни на площади. Понятно, в общем, почему эти придурки за Ларису зацепились. Все равно надо будет Матвейчику позвонить.

Когда КамАЗ и Новый город только начинали строить, «Боевая комсомольская дружина», собранная из молодых заводчан, в сжатые сроки подавила хулиганов и дебоширов, пытавшихся диктовать свои правила, как это обычно бывает на любой новостройке и при любом скоплении народа. Хулиганы притихли, а БКД осталась – и вскоре расшифровывалась преимущественно двумя словосочетаниями: «Бей кого догонишь» и «Банда камских дураков». Дружину свернули и в основном распустили – остался костяк, который преимущественно стоял на страже порядка, не делая ни шага в сторону беспорядка. Да и нужды особой в этом не было – милиция справлялась. А теперь, значит, перестала справляться. И значит, БКД решила помочь – по-государственному так.

Позвоню, опишу подлецов Толику, пусть отбирает у них повязки и ставит на горячую штамповку – и жир с угрями подсушат, и наглости малость выпарят. Вот только с Вадиком сперва поговорю.

Лариса так и не позвонила Толику – потому что сперва не получилось дозвониться до Вадика. Зоя Ивановна из общей приемной сказала, что Вафин с утра уехал в Заинск, обещал обернуться ко второй половине дня, но вот ждем пока. Лариса позвонила второй раз и третий, потом сообразила, что создает у секретарши превратное представление – какое-нибудь, – и заставила себя больше не звонить. Дотерпела до конца рабочего дня, даже переждала, пока девчонки из бюро наведут марафет перед зеркалом и разбегутся, но и это не помогло. Не вернулся еще Вазых Насихович, виновато сообщила Зоя Ивановна, пообещав передать, что Лариса Юрьевна очень искала.

– Не надо, что очень, – всполошенно сказала Лариса в гудящую трубку, поморщилась и отправилась домой невеселая.

Муж где-то шляется, Артурик шлялся где-то вчера, пришел поздно, простуженный и опять с кровотечением из носа, так что сегодня был оставлен отлеживаться дома. Лариса даже не спросила, как он погулял с Андрейкой, потому что с утра прислушивалась к себе, пытаясь понять, обязательно ли идти в поликлинику. Ох. Поликлиника. Не надо пока про нее, вот Вадик придет – обсудим. Может, он дома уже – иногда из напряженных командировок муж прибывал сразу домой, минуя завод. И что с того, что Заинск рядышком.

Лариса даже вернулась в управление и позвонила с проходной домой. Телефон не ответил. Ни мужа, ни тяжелобольного сына, симулянта и прохиндея.

Чтобы потянуть время, она снова отправилась на бульвар Энтузиастов, поискала там наглецов с повязками, но никого не нашла. Хоть одно доброе дело сегодня получилось, подумала она и зашагала к остановке.

Вечерний час пик она благополучно прогуляла, поэтому с автобусом повезло: он пришел быстро и был полупустым. Все равно Ларису чуть не вывернуло от запахов пота и скрежета трансмиссии. Рано токсиковать начинаем, барышня, попыталась она подумать с иронией, принялась вспоминать, а рано ли на самом деле, и обнаружила, что совершенно не помнит, как ходила с Артуриком. Взрослая ведь девка уже была, двадцать лет, а все как в тумане прошло. Потому что на Вадиковой спине и за Вадиковой спиной, широкой и надежной: хочешь банан – вот тебе банан из Москвы, хочешь известки – вот известка, хочешь на извозчике задом наперед кататься – поехали, а потом на руках синюю до дома дотащит. В общем, помню, что синяя была, а как это – не помню. И вспоминать не хочу. Да?

Лариса обнаружила, что дошагала до дома, но перед подъездом затормозила. Двор был пуст – детей, видимо, уже загнали по домам, а бабки на скамейках тут еще не завелись. Не стемнело, но под козырек подъезда налился синий полумрак, особенно густой рядом с подсвеченными окнами нижних этажей. Вообще-то, подъезды новостроек сроду не грозили ничем страшнее мочи под лестницей, даже кошки здесь не копились, и Лариса всегда влетала в двери без опаски – а тут что-то заколебалась. Подошла, огляделась, прислушалась, не без труда потянула на себя ручку – пружину с двери еще не успели оторвать, – вошла и остановилась.