Город Брежнев - Шамиль Идиатуллин

Идти в гости Артурик отказывался наотрез. Мрачно говорил, что не хочет позорить фамилию Вафиных и ударять в грязь лицом перед героем Андрюхой. Видимо, отца цитировал: накануне Вадик не удержался и выступил с поучением сыну. Артурик запомнил и обиделся. Он в последнее время вообще слишком хорошо все запоминал и с готовностью обижался. Переходный возраст как есть.

Лариса еле-еле смогла уговорить сына не откалываться все-таки от семьи. До двадцатого комплекса он шел закостеневший, молча и глядя в сторону, отпустил только пару ироничных реплик по поводу формы и цвета дома, поздоровался с хозяевами чуть слышно и Андрюхе руку пожал без особой охоты. Андрюха был уже взрослый мальчик – пониже и поуже Артурика, но все равно очевидно старше. Он двигался свободней, держался уверенней, говорил четче и был коротко, но элегантно подстрижен. Артурик, плечистый, локтистый и кудлатый, на его фоне выглядел щенком-переростком. Это смотрелось даже мило, но сын явно считал иначе: рядом с раскованным Андрюхой он совсем заковался. А вот при виде плакатов почему-то оттаял. Странно. Раньше Лариса не замечала за сыном особой симпатии к патлатым гитаристам и вообще к эстраде. Ну и слава богу.

– А вот здесь у нас балкон – единственное порядочное место, – сказала Людмила Васильевна воинственно. – Петр Степанович благоустроил, постарался, потому что курит здесь.

На балконе стояли табурет и тумбочка с тяжелой чугунной пепельницей на стопке разноразмерных журналов, от «Роман-газеты» до «Человека и закона».

Порядок у них, подумала Лариса, я бы в такой дом приглашать постыдилась, а они бардак гостям гордо показывают. Подумала и немедленно устыдилась недостойных мыслей. А Людмила Васильевна, «ой, ну что вы в самом деле, просто Люда», пожаловалась:

– Вы уж простите, что встречаем совсем по-махновски. Как я просила: не зови никого, пока мебель не купим. А он говорит: а я купил!

– А я купил! – радостно подтвердил Федоров, растирая залысину. – Югославская, шесть секций, восемьсот рублей, как с куста.

– И где она? – осведомилась Людмила-Васильевна-просто-Люда, боевито поддергивая рукава черного костюма-кимоно.

Костюм был очень интересный. Хозяйка тоже – красивая, строгая, лощеная и с утомленными складками у губ, похожая на партийного или профсоюзного босса, а никак не на инженера управления капстроительства.

– Везут. Все везут-везут-везут, а, Артур?

Артурик поморщился и брызнул глазами по сторонам, явно выискивая повод смотаться поскорей, а Федоров уже хохотал на тему «Зато к стенке не поставят», и Вадик ему вторил – с удовольствием и невнятными дополнениями из Райкина: «К теплой! Я еще оч-чень многое!»

Андрюха, похоже, заметил томления Артурика и деловито сказал:

– Ма, мы у меня пока, ага?

– А поесть? – осведомилась Людмила Васильевна.

– И поедим, – сказал Андрюха и широко улыбнулся, весьма обаятельно кстати. – Ты же не оставишь подростков голодными.

– Вас оставишь, пожалуй. Идите, только чтобы пулей по первому зову, никаких там «мам, ну щас уже!».

Андрюха лихо козырнул, одновременно шлепнув левой рукой по лбу, кивнул Артурику – и ребята скоренько смылись. В детской немедленно с визгами забумкала иностранная музыка.

Явились парни и впрямь по первому зову. Ларисе, выносившей из кухни тарелки с огненным харчо, вредно было отвлекаться, но она все равно тревожно осмотрела сына и обрадовалась: Артурик больше не бычился и почти сиял. Андрюша хороший мальчик, подумала она умиленно и побежала на кухню за следующей тарелкой.

Харчо был хорош до слез. Правда, мальчишки все равно вдарили преимущественно по нарезанному карбонату. Вадик раздобыл две палки в начале сентября, одну к Артурову дню рождения, вторую Вафины заморозили было на Новый год, но теперь торжественно приволокли сюда вместе с огородными огурцами-помидорами – как Лариса ни объясняла, что это неудобно и что так не принято. Ладно хоть не уточнила: «в городе». Оскорбила бы мужа, который любил кичиться деревенским происхождением самостоятельно, но посторонних тычков в происхождение не переносил. Вадик оказался прав: карбонат пошел на ура, как и овощная нарезка, – ребята в момент убрали всю тарелку, пришлось дорезать. Да и Вадик с Петром Степановичем закусывали вдумчиво, но с размахом. Харчо также не осталось обиженным, и голубцы, и Люда, понятно. Очень хорошая женщина, в самом деле, подумала Лариса размягченно на третьем бокале – они с Людой пили хванчкару, довольно торжественно представленную Федоровым, пили неспешно, сильно отставая от мужчин, но все равно обе заметно поплыли.

– Мам, мы ко мне, – сказал Андрюха, отодвигая тарелку с истерзанной капустой.

– Мог бы все доесть, – заметила Люда, нестрого хмурясь.

Лариса умиленно посмотрела на пустую тарелку Артурика. Артурик был герой – и, кажется, почти не страдалец, хотя капусту искренне ненавидел.

– Индейцы не едят капусту, – гордо сообщил Андрюха.

– А ковбойцы? – вполголоса поинтересовался Артурик.

Андрюха авторитетно заверил:

– Не, только мустанги.

Петр Степанович и Вадик, сосредоточенно обсуждавшие предстоящие матчи с греками и поляками, одновременно вздрогнули, посмотрели на Андрюху и переглянулись. Федоров переспросил:

– Что «только мустанги»?

– Еще, может, Гойко Митич, – тихо подсказал Артурик.

Вадик посмотрел на него зверем и зверски же уточнил:

– Какой Гойко?

Все замерли. Лариса поняла, что еще пара реплик в таком тоне неминуемо приведет к скандалу, успокоить который будет непросто – как и всякий скандал, возникший на пустом месте. Она поспешно сказала:

– Вадик, это актер югославский, «Братья по крови», помнишь?

Вадик явно хотел спросить, какие братья, Петр Степанович тоже имел что сказать невпопад, но Люда, которая тоже была не первый год замужем, скомандовала:

– Ребята, тарелки на кухню уносим быстренько.

Ребята с готовностью собрали тарелки из-под голубцов и поскорее уползли, кивая в ответ на женское «чай с тортом будет, позовем» и мужское «вы там роками своими окна не вынес… не побейте». Значит, успокоились мужики – понять бы еще, чего взвились так. Нет уж, не надо нам лишних пониманий. Лишь бы Люда не встряла с расспросами.

Люда, конечно, не встряла. Она вынесла еще нарезок, овощных и мясных, и застолье покатилось по уютной колее. Музыка из детской теперь грохотала заметно громче, но и разговор за столом, как положено, поднялся по градусу, так что звукоряд выстроился вполне гармонично.

– Я как услышал, что талоны вводят, думаю, ну все, хвостик котенку. Куда я семью везу, елки…

– Да не, наоборот. Нас сперва с московского обеспечения сняли, потом уральскую надбавку отменили – и совсем в магазинах ничего не осталось.

– Как будто сейчас есть.

– А в том-то и дело. По талонам есть. Ну, кое-что в заказах – сервелат там, конфеты, в магазинах-то только «дунькина радость». А в других городах еще хуже – шаром покати, пустые прилавки, только березовый сок, такие… батареи до потолка, ну или килька в томате. Кроме Москвы, конечно, но там очереди. Я оттуда апельсины с шоколадом вожу, если постоять успеваю, все равно почти каждый месяц мотаюсь – ну, не сейчас, в нормальное время.

– Это понятно, это все так. А на рынке?

– Хе. Я не столько получаю, чтобы на рынок ходить.

– Почему же, – вмешалась Люда. – Мы с Петром Степановичем всегда на рынок ходим, и в Тольятти, и в Горьком ходили, – он, правда, закрытый, поэтому там рынок не очень по сравнению с магазинами…

– А у нас открытый и всё не очень, – с хохотом сообщил Вадик. – Но и без рынка… Вот, показываю.

Он принялся тыкать в стол, перечисляя:

– Это по талонам, это по талонам, это из заказа, да?.. Это из Москвы привезено, по талонам, ну, это с нашего огорода, это тоже, это по талонам…

– А что без талонов тогда? – спросил Петр Степанович с почти спортивным интересом.

– Хлеб, молоко, «Шифалы су». Минералка, в смысле. Водка, конечно.

– Вот на нее я бы талоны ввел.

– Смысл? Делать просто, да и полно ее.

– Вот потому и ввел бы. Спивается же народ.

– Да ладно, он тыщу лет спивается, все не сопьется никак.

– Веселие Руси питие есть?

– Чего?

– Так, вспомнил, – сказал Федоров и чему-то ухмыльнулся.

Вадик моргнул и не без труда поймал ускользнувшую мысль:

– И что интересно: магазины пустые, зато холодильники полные. Причем у всех.

– Да ладно, у всех. Люди по-разному живут.

– А ты слышал, чтобы кто-то от голода умер?

– А как бы я это услышал? В газетах написали бы или по телевизору сказали?

Вадик захлопал глазами, Лариса быстро огляделась и испуганно спросила:

– А что это щелкает?

– А? – сказала Люда с недоумением и сообразила: – А. Это телефон в прихожей, Андрейка звонит по параллельному, а этот щелкает. Мальчики, а давайте добавки, а?

Мальчики медленно подняли туговатые взоры.

– А может, чаю уже, а? – подсказала Лариса.