Генерал-фельдмаршал Голицын - Станислав Десятсков

Сам посад Канецкий стоит супротив у крепости за Охтою, а через Охту сделан мост подъемный. В посаде же всех дворов с полтысячи. Вверх по Охте, с полверсты к морю, стоят амбары большие торговых людей и королевские, всего около сотни, с хлебом и другими припасами. В крепости же только один каменный воеводский дом да солдатских дворов с десяток. На посаде же каменных палат нет, все деревянные. От Невы до Канец, сажен за 300, ныне зайчат вал земляной к Охте, но еще не доделан».

Столь подробные сведения, данные ладожанами, очень помогли Петру I и Шереметеву в невском походе 1703 года. Для Петра и его фельдмаршала вообще было характерно, что они никогда не гнушались обратиться «за советом» к «знатцам», простым русским людям, хорошо знающим свой край.

И в поход через невские пороги струги с солдатами ведут «знатцы-лоцманы» из купцов-ладожан, ведут сразу вслед за уходящим в Балтику ладожским льдом, по высокой воде, дабы проскочить пороги! Имея точное описание дорог и местности, 20-тысячное русское войско стремительно вышло к Ниеншанцу уже 25 апреля 1703 года. Появление русских было столь нежданным для шведов, что передовой отряд Шереметева мог бы ворваться в крепость через мост прямо на плечах шведов, спешащих укрыться за ее валами. Но «командир о том указа не имел и послан был только для занятия поста и взятия языков» и состорожничал. О чем вельми сожалел Михайло Голицын, приведший под Ниеншанц своих семеновцев.

Впрочем, осада крепости была недолгой. По Неве на стругах от Нотебурга прибыли тяжелые русские орудия, и уже в полдень 30 апреля все было готово к бомбардировке крепости. Ниеншанц был укреплен гораздо слабее Нотебурга — ведь он для шведов являлся резервной линией обороны. Сведения купцов-ладожан оказались точными: крепость не имела ни бастионов, ни башен. Со своего старого вала шведский комендант мог наблюдать, как русские устанавливают на батареях те самые тяжелые орудия, что сокрушили прошлой осенью неприступный Нотебург. Ниеншанц не шел ни в какое сравнение с Нотебургом. К тому же шведская эскадра не успела доставить в Ниеншанц подкрепления, а генерал Кронгиорт со своим корпусом все еще стоял у Выборга и тоже не успел подать крепости подкрепления и упредить русский штурм. Вот отчего уже через несколько часов с начала русской бомбардировки, на рассвете 1 мая 1703 года, комендант Ниеншанца вступил в переговоры с фельдмаршалом Шереметевым и в тот же день сдал крепость. Гарнизону разрешено было покинуть Ниеншанц почетно: с оружием и знаменами, с барабанным боем, четырьмя пушками и, по тогдашнему обыкновению, с пулями во рту.

Между тем эскадра адмирала Нуммерса в девять вымпелов в тот же день появилась на взморье, и 2 мая два шведских судна вошли в Неву, и, не зная еще о падении крепости, шведы отправили к берегу лодку за лоцманами. Часть матросов была захвачена русскими на берегу, однако лодке удалось спастись и уйти к кораблям.

Тогда на рассвете 6 мая, посадив солдат Преображенского и других полков на 30 стругов, Петр I и Меншиков с этой сборной гребной флотилией атаковали шведские корабли у деревни Калинкиной, где взяли шведов на абордаж. Так была одержана первая морская виктория на Балтике. За нее Петр I и Меншиков получили ордена Андрея Первозванного. Ох, как жалел князь Михайло, что царь не взял его с собой, приказал остаться при полку!

Шведский адмирал Нуммерс после потери двух судов сразу же удалился в море, и Петр I начал выбирать место строительства мощной крепости, которая преградила бы шведам путь по Неве. Внимательно изучив многочисленные острова, разбросанные в устье Невы, царь остановил свой выбор на острове Янни-саари, который русские именовали Заячий.

Но сам Петр I назвал выбранный им для фортеции остров Люст-Эйланд, то есть Веселый остров. Именно здесь мая в 16 день, в неделю пятидесятницы фортецию заложили и нарекли имя оной Санкт-Петербург».

С постройкой крепости спешили: ведь ей угрожали с суши выдвинувшиеся уже на реку Сестру корпус Кронгиорта, а с моря эскадра Нуммерса.

В первую очередь Петр I оттеснил Кронгиорта, совершив против него решительный марш летом 1703 года. Шведский генерал, однако, не принял боя и поспешно отступил к Выборгу. Опять князь Михайло не мог отличиться со своими семеновцами, а ведь его полк шел в авангарде и рвался в бой.

Против шведской угрозы с моря была поначалу сооружена сильная батарея на Васильевском острове. Зимой же 1703/04 года, когда Финский залив покрылся льдом, русские войска прошли на остров Котлин и заложили там, на отмели, военно-морскую крепость Кроншлот.

На постройку Санкт-Петербурга и Кроншлота царем велено было согнать каменщиков и плотников со всего. Новгородского и Псковского края, а затем каменщиков Детали собирать на стройку уже со всей России. Кроме каменщиков на стройках работали солдаты и тысячи пригнанных сюда колодников.

Уже в 1704 году на Веселом острове высилось шесть болверков или земляных бастионов, а в центре красовался деревянный собор Петра и Павла. Он-то и дал название крепости — Петропавловская. На государевом бастионе, выходящем на Неву, на высоком флагштоке по праздникам стали поднимать морской штандарт — желтый флаг с двуглавым орлом, держащим в лапах и клювах карты четырех морей: Балтийского, Белого, Каспийского и Азовского. Глядя на этот штандарт, Петр I ликовал: прямо перед его парадизом, как он сам именовал Санкт-Петербург, шумело море — Россия возвернулась на балтийские берега.

Семеновский полк, впрочем, тяжелые сваи в невские топи не вбивал. Вместе с преображенцами в 1704 году полк выступил к Нарве. Памятуя первый несчастный поход к этой грозной шведской фортеции и тогдашнюю голодуху, князь Михайло еще в Санкт-Петербурге набил полковой обоз гречкой и сушеной рыбой, накупил с привоза кули с мукой, бочки с квашеной капустой, кади с мочеными яблоками.

— Ты, княже, похоже, под Нарву не воевать, а торговать собрался! — презрительно бросил ему Меншиков, посещавший торг яко губернатор Петербурга и Ингермландии.

— Да я ведь, Александр Данилыч, еще ту первую Нарву помню, я-то там был! — смела ответил Голицын.

Меншиков побледнел, но смолчал: во время Нарвской баталии он ведь на царской печке в Новгороде полеживал.

— Да ты, я слышал, и полковую лекарню завел, и травы лекарственные закупаешь! — прогудел за спиной царский басок. — Добре, полковник, добре!..

Поход под Нарву прошел в 1704 году счастливо. Осада была недолгой, и 9 августа 1704 года грозная фортеция была взята приступом. Как радостно сообщал в Москву Петр: «Где перед четырьми леты Господь оскорбил, тут ныне веселыми победителями учинил, ибо сию преславную крепость через лестницы шпагою в три четверти часа получили».

Но то ли сам царь, то ли новый командующий армией под Нарвой наемный австрийский фельдмаршал Огильви с подсказки Меншикова, боящегося своего соперника по воинской славе, князя Михайлу из списка охотников, шедших на штурм Нарвы, вычеркнул.

А в 1705 году Семеновский полк по приказу Петра вступил в Великое княжество Литовское и герцогство Курляндию на помощь союзнику царя королю Августу II, бегавшему по всей Речи Посполитой от шведов, яко заяц от стаи волков.

Мур-мыза и Митава

После успешного штурма Нарвы Огильви предъявил претензии стать первым фельдмаршалом всей русской армии. Зимой 1704/05 года именно Огильви верховодил в Москве и оттуда слал команды по всем войскам, в то время как Шереметев скромно отсиживался во Пскове, где распоряжался токмо своим корпусом.

Сначала и Петр I и Меншиков были довольны наемным фельдмаршалом, который стал «подтягивать» армию до привычного ему имперского регулярства. Меншиков еще из-под Нарвы доносил Петру, что Огильви «к настоящему делу прилагает изрядные способы, зане зело во всем искусен и бодро опасен есть».

Новый фельдмаршал уточнил списочный состав пехотных и драгунских полков, организовал в дивизиях военно-полевые суды, отрегулировал тыловую службу.

Но главного, чего требовалось от настоящего полководца — знаменитых побед, В послужном списке Огильви (или Огильвия, как его называли русские) просто не значилось. Этот шотландец на австрийской имперской службе во многих кампаниях против турок чаще отступал, чем наступал! Со знаменитым воином Евгением Савойским, одним ударом поразившим турок в битве на Зените, Огильви сравниться никак не мог. Это был посредственный, тугодумный генерал, которых на имперской службе в Вене было хоть пруд пруди. Потому его так легко и отпустили в Россию. И Петр I это понимал, конечно. Правда, было у Огильви одно явное достоинство — еще командуя на имперской службе чешскими полками, фельдмаршал усвоил понемногу славянскую речь» и в разговорах мог обойтись и без толмача. Но для победы над Карлом XII этого скромного достоинства явно не хватало.

А за плечами другого фельдмаршала, Бориса Петровича Шереметева, были уже виктории и над турками, и над шведами в поле: под Эрестфером и Гуммельсгофом и многие взятые крепости, в том числе Дерпт.