Потерявшийся во времени - Аристарх Нилин

— Говорил, но…

— Что но?

— Но тогда я только высказывал свои мысли.

— Но дела всегда следуют после мыслей, а не наоборот, а иначе получится то, что получилось. Необходимо обдумать, а потом решать. Мы так и сделали.

— Вы хотите это показать ему?

— Конечно.

— Я сомневаюсь, что он это одобрит.

— Почему?

— Духу не хватит. Одно дело думать и говорить, а совсем другое принимать решение. Погибнут сотни, возможно тысячи, а ведь по сути итог нам не известен. Какова гарантия, что то, что мы сделаем, оправдает нас перед историей? И потом, только сделав что-то, мы сможем оценить правы мы или нет. А если нет, если мы ошиблись в выборе средств?

— У вас возникли сомнения? — я даже не заметил, как он перешел на вы, словно хотел подчеркнуть, что сейчас мы разговариваем на равных, несмотря на разницу во всем, в опыте, возрасте, знаниях и положении.

— Я имею на это право.

— Безусловно. Право имеют все. Но сомнения должны быть до определенного предела. Если сомневаешься, значит это уже хорошо, потому что это лишний раз доказывает, что ты понимаешь какой груз ответственности на тебе лежит. Принять решение сразу может только либо глупец, либо честолюбивец, который пройдет по трупам и даже не заметит, как захрустели под его ногами кости его сподвижников. Именно таких необходимо отсечь в первую очередь, быстро, без шума и сожалений. Именно они не просто балласт, хуже они те метастазы, которые постепенно окружают тебя и себе подобными, а те в свою очередь подтягивают таких же. Вот почему организм уже не в силах бороться. Почему наше общество так тяжело болеет, потому что плохого чиновника, директора, партийного работника, мы пересаживаем в другое кресло вместо того, чтобы просто отправить его простым служащим. Мы тасуем гнилые карты и хотим при этом выиграть. Ничего не получится. Нужно заменить всю колоду и начать новую игру. Согласны со мной?

— Да.

— В таком случае, завтра я докладываю о проделанной работе и остается только надеяться, что к нам прислушаются.

— Вы так уверены?

— Я психолог. Это моя работа. Главное, как подать, дальше будет проще.

— Вашими устами, да мед бы пить.

— Поверьте мне.

— А как вы думаете, он будет докладывать генеральному?

— Навряд ли? Смысла нет. В противном случае вся затея обречена. Да и потом, вы же сами прекрасно понимаете, что генсек, уже вне игры и политики. Это политика вокруг него, а те, кто рядом, пытаются занять его место.

— Ну что же, в таком случае желаю удачи.

Глава 6

Все сложилось так, как и предсказал Зацепин. План мероприятий был утвержден. Как принято в подобных организациях вся операция получила кодовое название «Исход», и была строго засекречена. По сути, о ней знал очень узкий круг людей. Более того, ряд основных моментов вообще не были включены в план мероприятий, чтобы в случае чего все выглядело совсем иначе, чем на самом деле. Далее начался тщательный подбор самой группы. Зацепин лично участвовал в её формировании и подборе кадров. Подолгу с каждым из кандидатов общался. Вот где по настоящему пригодились его профессиональные навыки психолога. Впрочем, эта работа была ему знакома и привычна. Другое дело, что подбор кадров производился с учетов специфики задач, которые предстояло решать группе.

После её формирования, Зацепин уехал и почти месяц отсутствовал. Перед отъездом, он сказал, что хочет сам принять участие в подготовке кандидатов и на месте убедиться в правильности своего выбора. Место сбора было мне неизвестно.

Весь этот месяц мы провели в тягостном ожидании, что вот-вот начнется самое главное, но что именно, было неясно. Выхода с дачи не было, работы тоже и потому мы целыми днями гоняли в бильярд, смотрели телевизор и читали книги, благо библиотека была большая. Такая жизнь тяготила, особенно то, что мы не могли даже навестить родных и близких, а о друзьях и говорить нечего.

К середине апреля вернулся Кирилл Сергеевич. Возбужденный он появился совершенно внезапно и сообщил, что все готово.

— Что именно? — не понял я.

— Сформирована команда, подобраны кандидаты и вообще операция назначена на восьмое мая.

— Какая операция, ничего не понимаю?

— Девятого по случаю дня Победы в Волгограде намечаются праздничные мероприятия, восьмого туда летит делегация, в составе которой основные руководители из политбюро и ЦК. Короче самолет до места не долетит. Собственно это и есть начало операции. Вслед за этим будет объявлено чрезвычайное положение сроком на три месяца и сформирован временный комитет по управлению страной.

— Это что вроде ГКЧП?

— Вроде. Только не надо аллегорий. Сейчас это не к месту.

— Это я так к слову.

— Я тоже. Слишком все серьезно. И учти, тебе тоже придется принять участие в дальнейшей работе.

— В смысле?

— Да, да в прямом. А ты думал что, высказаться, помочь, а потом обратно на работу в КБ?

— Да нет, я в общем-то так не думал.

— А раз не думал, то имей в виду, придется работать и еще как.

— А собственно чем я должен буду заниматься?

— Потом посмотрим. Сначала надо начать.

Вскоре он снова уехал. Я не стал ничего говорить Ире, о готовившейся операции, но по мере приближения даты, я все больше и больше нервничал, и она, по все видимости, стала догадываться, что что-то происходит, но решила ни о чем меня не спрашивать, понимая, что это бесполезно. Если бы я хотел, я бы сказал сам. Впрочем, в конце концов, я не выдержал и проговорился.

Мы лежали на кровати. Было тепло, а из открытого окна приятно тянуло запахом ели, которая росла прямо под окнами. Я посмотрел на часы, было начало двенадцатого.

— Алеша, ты чего не спишь?

— Не спится.

— Ты сегодня какой-то сам не свой.

— Есть причины.

— Верю, только ты главное не волнуйся.

— Не спрашиваешь какие?

— Если молчишь, значит так надо.

— Завтра все начнется.

— Что начнется?

— Переворот.

— Переворот, какой?

— Такой. Решили почти все политбюро так сказать, добровольно-принудительно распустить.

— Ты что правду говоришь? — она зажала рот рукой. Её глаза наполнились страхом. Это хорошо было видно в свете фонаря, который висел на улице.

— Кончилась спокойная жизнь. Часы и минуты отделяют нас от новой истории. Понимаешь, я сам все изменил, пусть чужими руками, но с моих слов, все завертелось, — я вдруг представил себе происходящее, как самолет, разламываясь в воздухе надвое, в адском пламене разваливается на куски. Потом траурная процессия на красной площади, венки, речи, залпы орудий, как похоронный звон сегодняшней эпохе, а на следующий день начало новой жизни, а вместе с ней, начало новой истории, которая никому не известна, только Богу, да и то вряд ли, если он позволяет её менять без своего разрешения.

— Тебе страшно? — тихо спросила Ира.

— Не то чтобы страшно, но какая-то неуверенность.

— А мне иногда так страшно, думаю, вдруг ничего не получится, если все откроется, что тогда?

— Ты знаешь, я как-то об этом не задумывался.

— А я задумывалась.

— Мне, просто в голову никогда не приходило, что не получится, честно.

— Это в тебе самоуверенность говорит.

— Возможно, а разве это плохо?

— Да нет, хорошо, конечно, только дай Бог, чтобы все получилось.

— Тебе правда хочется, чтобы все получилось?

— Да.

— И мне, — я обнял жену. Она прижалась ко мне, и вдруг расплакавшись, произнесла, — знаешь, Алеша, а я беременна.

— Правда? А с чего ты решила, ты же к врачу не ходила?

— Дурачок, раз дела второй раз не приходят, это уже о чем-то говорит, а потом, я это сама чувствую, что стану матерью.

— Иришка, вот здорово, — я стал целовать её и почувствовал вдруг себя таким счастливым и одновременно подумал, что теперь обязательно должно все получится, иначе нельзя. Ведь у нас должен родиться ребенок, и от нас зависит, в каком мире он будет жить. И как важно, чтобы то, что мы делаем, обязательно получилось, и как можно лучше.

Все произошло именно так, как я себе представлял. По телевизору начали играть классическую музыку, а ближе к вечеру объявили о трагических событиях. Десятого были намечены похороны, но девятого утром в стране было объявлено о введении чрезвычайного положения. В день похорон, которые мы наблюдали по телевизору, поздно вечером за нами приехала машина. Водитель сказал, что нам следует прибыть в Москву на Лубянку. Мы даже не стали ничего собирать, сразу спустились вниз и уехали. Улицы были пустынными, так как после десяти начинался комендантский час. Машина шла на большой скорости, и через час мы уже входили в здание на площади Дзержинского. Водитель передал какую-то бумагу дежурному, тот тут же вызвал еще одного и попросил проводить нас в кабинет.