Потерявшийся во времени - Аристарх Нилин

— Вы говорите так, словно прожили большую жизнь.

— Так ведь так оно по сути и есть. Не просто большую, а слишком большую. По сути дважды. Я не говорил вам, но могу рассказать и об этой стороне моего бытия, — и я вкратце рассказал ему о том, как сложилась моя жизнь в обоих случаях.

— Выходит, вы уже использовали те знания, которые имели о будущем?

— Да, и в сугубо личных целях. И должен откровенно сказать, я стал весьма состоятельным человеком.

— Тогда что повлияло, что вы решили вновь изменить свою судьбу, а не просто скорректировать в ней что-то?

— Не знаю, возможно, прожив дважды одно и то же время, я до конца разобрался во времени и в самом себе и поступил так, а не иначе.

— Я не совсем уверен в искренности вашего ответа.

— Почему?

— Чтобы поступить так, как поступили вы, нужно быть, либо слишком смелым, и возможно, азартным человеком, либо в будущем вас что-то не устроило настолько, что вы непременно хотели бы его изменить, — сказав это, он внимательно посмотрел на меня и мне стало не по себе, словно он читал мои мысли, поэтому я произнес.

— Вы правы, гибель страны, как великой державы, которой я всегда гордился, для меня было слишком большой потерей. Можно смириться со всем, только не с этим.

— Вы настолько патриотичны, что не смогли пережить этого?

— Мне кажется, что патриотизм здесь не причем, хотя и он имеет место.

— Тогда что?

— Знаете, когда наши побеждают, к примеру, в чемпионате мира по хоккею и звучит гимн страны, то наверно в этот момент ты невольно осознаешь себя её частицей, и понимая это, невольно воспринимаешь, что это величие, косвенно касается и тебя лично.

— Значит, личное благополучие вас не так уж беспокоит?

— Кто его знает, что беспокоит человека в этом мире. Наверное на каждом этапе жизни есть то, что беспокоит его в той или иной мере. Когда-то это личное благополучие, но видимо и оно не может быть определяющим. Время меняет взгляды, а обстоятельства подталкивают к принятию тех или иных решений. Другое дело, насколько правильны они. Это другой вопрос. Видимо поэтому мы жалеем потом, что поступили так, а не иначе.

— Согласен с вами и все же, что определило, что вы пришли к нам и так активно пытались встретиться со мной, а не пошли к примеру в райком или еще куда-то?

Я посмотрел на него и с грустью произнес:

— Знаете, когда читаешь биографии того или иного депутата, бизнесмена или политика, больше всего смущают строки, бывший работник райкома комсомола, партии или профсоюза. Создается впечатление, что для них смысл изменения общественно-политической формации ровным счетом ничего не значил. Это всего лишь переход из одной формы обличия в другой. Знаете как у насекомых, сначала гусеница, потом куколка, потом бабочка. Личное определяет взгляды, а не наоборот. Слишком мало людей, которые остались при своих воззрениях и пытаются их активно отстаивать и защищать. Не хочу назвать это беспринципностью, но по сути так оно и есть. Коррупция, ханжество, беспредел, лицемерие, вот основные черты начала двадцать первого века, но все это прикрывается высокими словами о торжестве идеалов свободы и прочей болтовней.

— Но почему?

— Что почему?

— Почему, ведь столько усилий потрачено на созидание, идеологию и все впустую?

— На мой взгляд, никто не оценил основного фактора. Эффекта толпы и роли личности в истории.

— Вы так считаете?

— Я да. Когда страной правит один, как бы он при этом не называл себя, хоть фараоном, хоть директором, только он определяет, что и как будут делать, что говорить народу и все, что делается на каждой ступени пирамиды власти, будет определять только он. Малейший сбой в любом звене и её просто заменяют новой. Возникшие трудности и трения, смазывают, сейчас это делают словами, потом это будут делать деньгами. В каждой эпохе по-своему. А что касается толпы, то её значение сейчас практически не оценивают, потому что её нет. Толпа, это когда власть сама вбрасывает в толпу лозунги и тогда это не мирная демонстрация по случаю Первомая, а сила, которой можно умело управлять. Сложно, трудно, но при умелом руководстве с помощью неё можно возвести на пирамиду того, кто нужен, который в случае чего, будет высмеян этой же толпой, и она, сыграв свою роль, словно волна в море схлынет, а на берегу останутся лишь брошенные плакаты и бутылки из-под водки и пива. Она сделала свое дело, возведя на пьедестал нового фараона. Теперь он будет определять их судьбы, карать или миловать. Сейчас это трудно понять и оценить, но время покажет насколько я прав.

— Так где же выход?

— Вот поэтому я и пришел к вам. У вас сила, власть, аппарат, влияние. Только вы можете справиться с тем, что рождается в недрах страны.

— Значит опять репрессии, жестокий тоталитаризм? — чуть ли не обреченным голосом произнес он.

— Почему? На мой взгляд, можно решать и иными методами, жесткими, но эффективными.

Он посмотрел на меня, словно ждал, что я сам заговорю о том же, о чем думал он сам.

— Достаточно создать структуру, которая профессионально, оперативно и без особых проволочек и согласований будет решать задачи, которые возможно и покажутся кому-то грязными, но они необходимы. Знаете, когда хирург делая операцию больному видит, что у него рак, он вырезает все, что заражено. В этот момент он напоминает мясника, но он спасает жизнь больному. Да, метастазы возможны, но возможно и выздоровление. В любом случае он поступает из гуманных соображений. Общество подобно больному. И если не вмешаться хирургически сейчас, смерть неизбежна. Вы согласны со мной?

— Вам трудно возразить, но в тоже время вы слишком радикальны в своих суждениях. Все дело в том, что если отталкиваться от ваших рассуждений, то не кажется ли вам, что неизбежны тяжелые последствия?

— Думаю, что нет, — после сказанного, мне стало легко и просто говорить с ним. И я перестал чувствовать, разницу в положении между мной и собеседником. Я понимал, что граница, когда страх и сомнения миновали и осталась только уверенность и желание успеть высказать все то, что я думаю и что знаю о будущем, ради чего все затевалось.

— Мне кажется, что сейчас самое важное определить не способы, а пути выхода из положения. А методы их решения придут сами собой.

— У вас есть предложения?

— Я могу их высказать?

— Попробуйте.

Я набрал воздуха, словно хотел нырнуть и произнес:

— Я думаю, что надо обновить команду. Подобрать людей, которые не просто умеют работать, а умеют мыслить, имеют широкий кругозор и в тоже время не окостенели в идеологическом мышлении.

— Что вы хотите этим сказать?

— Знаете, в Китае и через двадцать пять лет, будут собираться съезды партии и в каждом доме висеть портрет Мао, но в отличие от нас, они будут продавать не богатства своей страны, а товар, произведенный трудом людей. Весь мир будет завален китайскими телевизорами, компьютерами и одеждой, а мы будем, так же как и сейчас качать нефть и газ на запад и говорить, что у нас все хорошо. В политике нужны люди не только с умением цитировать Маркса и Ленина, но и умеющие думать, а для этого нужны просто умные люди и желательно не обремененные жаждой личной наживы.

— Значит по-вашему, нужна замена идеологии?

— Идеология дело важное, но она должна быть соизмерима с делами, которые вершатся под её фразеологией.

— Хорошо, так какой конкретно выход?

— Я уже сказал. Нужны люди, новые, умные, честные, способные понять, что нужно, чтобы вывести страну из состояния стагнации. И во-вторых, нужна структура для оперативной работы.

— Удивительно, сколько вам лет?

— Двадцать шесть.

— Вы рассуждаете не погодам. Поразительно и непостижимо. Время, оно прошло вместе с вами, вернуло вас назад, но осталось внутри вас, обогатив жизненным опытом и воспоминаниями о пережитом. Оно не властно над человеком. Может вернуть ему молодость, но не изменить силу мысли и знаний, которые человек приобрел за прожитые годы. Хорошо, мне надо подумать. Отложим нашу беседу, — Он продолжал размышлять, словно рядом никого не было. Я понимал насколько сложным и трудным был разговор, а главное, что все зависело теперь от него. Ему предстояло сделать шаг, который может изменить ход истории, узнать и оценить которую, он не успеет.

Он взглянул на меня и спросил:

— Знаете, я бы хотел поменяться с вами местами и оказаться на вашем месте.

Я промолчал, не зная что ответить, а потом вдруг спросил:

— Простите, а чем нам здесь можно заняться?

— Отдыхайте пока. Думаю, что вам предстоит скоро много работы.

С этими словами он приподнялся из кресла и напоследок сказал:

— Я не ожидал услышать от вас столь смелых суждений и радикальных предложений. Вы смелый человек. Возможно, окажись я на вашем месте, я поступил бы иначе.