Вынужденное знакомство - Татьяна Александровна Алюшина

от себя ни на шаг. И плакал. Он все время чего-то пугался и плакал, не помогали никакие ухищрения и терапия Елены Викторовны, приходящей к ним каждый день на несколько часов, чтобы заниматься с ребенком.

Больше недели Вася находился все в том же стабильно очень тяжелом состоянии, близком к коме, врачи медикаментозно удерживали его от ухудшения, но переломить ситуацию в сторону позитивного изменения у них не получалось.

Он то приходил в сознание на несколько часов, то погружался снова в беспамятство и бред, пока, недели через две, не произошел серьезный прорыв и перелом в его болезни к лучшему. И спровоцировал это улучшение не кто иной, как Вадим Юрьевич, один из следователей, или как их там в их конторе называют? Ну, пусть будет по-прежнему – следователь антитеррористического подразделения ФСБ, про которого, честно говоря, за всеми проблемами, переживаниями и страхами Полина с мамой практически позабыли.

Так вот, Вадим этот самый Юрьевич сделал великое дело: он не просто позвонил, стараясь отделаться побыстрей от формальностей, он лично пришел в больницу, в которой лежал Василий, прямо в реанимационную палату, чтобы поделиться новостью.

– Не будем ничего загадывать, и не стану вас обнадеживать, – предварил он свое важное сообщение, присев на стул возле койки, на которой лежал Вася, и все поправляя съезжавший с плеча одноразовый халат для посетителей. – Но есть новости. Нам удалось выйти на след Фаруха. Правда, несколько подостывший, но все же след. К тому же у нас теперь имеется свидетель, с помощью которого мы смогли проследить весь путь Фаруха с момента похищения вашей жены и до того места, откуда ему удалось уйти два дня назад, буквально перед самым задержанием. Мы ищем. Но главное, что могу сказать совершенно определенно: ваша жена Анастасия жива, здорова и на ней не заметно следов побоев или издевательств.

Вася, который не мог говорить из-за маски и дыхательной трубки, подключавших его к дыхательному аппарату, лишь смотрел напряженно, не мигая, на контрразведчика, и тот кивнул на его немой вопрос, подтверждая правдивость своих слов.

– Действительно жива? – ухватив следователя за руку, когда тот вышел из палаты, зашептала Полина, дежурившая сегодня «по больнице» согласно установленному ими с мамой и Юрием Александровичем графику.

– Жива-жива, совершенно точно, – подтвердил Вадим Юрьевич. – И они все еще в стране, и сомнительно, что смогут покинуть ее в ближайшее время. Из-за СВО в нашем департаменте введен режим ЧС и повышенной боеготовности, и в данный момент по всей стране ребята жестко кошмарят и давят их ячейки и агентов. Да и границы, и все их нелегальные трафики поприжали всерьез. Нет у него возможности уйти через старые каналы и связи.

– А через новые? – уточнила Полина.

– Все может случиться, – лишь пожал плечами следователь.

– Спасибо вам огромное, что поняли, что это жизненно важно для Васи, и пришли лично и сообщили ему, – поблагодарила от всего сердца Полина.

– Что мы – не люди? – удивился Вадим Юрьевич. – Знаем же, видим, что одна напасть за другой на вас валятся. – И так вдруг искренне, по-человечески посочувствовал и подбодрил: – Вы держитесь. Все наладится.

– Вы их найдете? – спросила Полина, заглядывая ему в лицо, как ребенок, надеющийся на невозможное чудо.

– Будем стараться изо всех сил и возможностей, – только и смог пообещать следователь.

Они очень надеялись – держали кулачки на удачу. Поздним вечером, уложив Саввушку, отчего-то шепотом, словно боясь спугнуть ту удачу неосторожным словом, обсуждали обнадеживающие новости о Насте, сидя за столом в кухне и высказывая робкие чаяния, что эта новость таки улучшит состояние Василия.

Как и большинство людей, попадающих в тяжелую жизненную ситуацию, по неистребимой, извечной человеческой привычке они надеялись на чудо, хватаясь за любую, пусть даже призрачную возможность проявления такового, и верили, что все обязательно как-то само собой рано или поздно разрешится. Они ждали и молились про себя, не будучи ярыми воцерковленными прихожанами, молились так, как умели.

Лишенные какой бы то ни было иной возможности хоть чем-то и как-то повлиять на ситуацию, и Полина, и мама, и Юрий Александрович прибегали к единственному оставшемуся средству: верить, ждать и молиться.

Но, как ни удивительно, а их надежды оправдались, а молитвы, пусть порой и сплошная отсебятина, обращенная к Богу, видимо, были услышаны – пожалуй, даже с лихвой. Буквально сразу, уже на следующий день после посещения Вадима Юрьевича, состояние Василия заметно пошло на улучшение, и с того момента, как появилась тенденция к выздоровлению, он твердо удерживал эту позитивную динамику, всерьез настроившись полностью восстановиться в самое ближайшее время.

Ура! По-настоящему – ура! Первая победа в бесконечной череде несчастий, невзгод, страхов и потерь!

Но в это же время у мамы в бизнесе начались проблемы…

Охо-хо, права ведь была бабуля Василиса со своей присказкой: «Припожаловала беда в гости, да с сестренками…» И как бы ни хотелось верить и не думать о плохом, но, хрен соленый, утверждение скептиков о том, что свет в конце тоннеля вполне может оказаться фарой встречного автомобиля, летящего на тебя, становилось-таки пугающе правдивым для их ситуации.

Никого особо не удивило (и меньше всех саму Елизавету Егоровну), что надежный производитель и поставщик одежды, с которым она сотрудничала долгие годы, объявит об уходе с российского рынка в связи «с военными действиями на Украине» и так далее, под одну копирку с уже привычными заявлениями европейских фирм, сваливавших в тот момент из России.

Очередной Ержин Попаданыч. Как говорит Званный: «Поостереглись бы, ибо в каждом городке нашей необъятной Родины до сих пор Ленин стоит и рукой показывает, куда вам всем идти». Правда, говорил он это критикам-искусствоведам, отказавшим представлять его работы в очередной выставке, ну и что, он был не прав? Где теперь те критики? В Европах и Америках, куда дедушка Ленин и направил.

Но не это – это так, нервное – пробивало Полину все чаще вспоминать Ярослава Антоновича и его высказывания. Какое-то время фирма мамы продержалась на том товаре, что находился на складах, но неизбежно и, увы, слишком быстро подступил момент, требовавший нового, неординарного подхода к решению проблемы, иначе…

Понятно, что закрывать свое детище, дело, которое выстраивалось годами, в которое вложено столько сил, нервов, здоровья, средств немереных и, главное, души, было совершенно немыслимо. Да и социальные обязательства перед коллективом, пусть и небольшим, но дружным, надежным, складывавшимся годами, никто не отменял, оставить без работы и зарплаты людей в такое непростое время Елизавета Егоровна не могла категорически. Поэтому, проведя несколько дней за компьютером и в бесконечных переговорах по телефону, наладилась