Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

Требовалось ли им еще что-то другое, этой почти уни­кальной паре в истории монархических браков, чтобы по­знать абсолютное счастье? Конечно! Для этого им не нужно было жить вместе с кем бы то ни было, и меньше всего с ма­терью мужа.

Говорят, что в первые месяцы своего царствования Ни- колай нуждался в советах матери по политическим вопро­сам и постоянно к ней обращался с такой просьбой. При ЗГОм она, как полагают, действовала искренне, даже не по­дозревая, что ее невестка могла на нее обидеться из-за ее постоянных встреч наедине с сыном. В этом можно, конеч­но, засомневаться, если принять во внимание, что императ­рица-мать была женщиной прямолинейной, инициативной, ловко управлялась со всеми дипломатическими делами и обладала большим политическим чутьем... Какой же, скажи­те на милость, невестке, тем более если она сама — монар­хиня, понравится, что каждый день после ее замужества свекровь надоедает ей своим присутствием и своими посто­янными советами мужу?

Нельзя сказать, что такая несуразность принесла даже легкий, едва заметный сбой в абсолютной гармонии, царив­шей в отношениях мужа и жены, но она с каждым днем уг­лубляла яму между двумя женщинами.

Александре приходилось невольно выслушивать такие вот ее «советы»: «Нет, сын мой, ни в коем случае. Твоя жена не будет возглавлять эту церемонию. Нет, она еще далеко не освоилась с ремеслом государыни. Поверь мне. Отправляй­ся туда сам!»

Николай соглашался, как будто получал от матери при­каз. Александра никогда не выражала по этому поводу сво­его протеста, — лишь бы не вызывать столкновения между матерью и сыном.

Более того, последние месяцы состояние ее здоровья ухудшилось. Ей теперь требовался частый отдых, она еще страдала сильными головными болями, которые подолгу не проходили. Тем не менее иногда по вечерам, а порой и по утрам ей приходилось сопровождать Николая, появляться на приемах в посольствах, присутствовать при вручении орде­нов и других отличий.

Она еще пуще опасалась постоянной критики в свой ад­рес, и порой, чтобы не разочаровывать своего мужа, все чаще проявляла свои колебания, становилась какой-то неуклю­жей и неловкой. Придворные тут же заключили, что она слишком чопорна и высокомерна, как англичанка. Светские люди, заполнявшие обычно праздничные гостиные, обме­нивались между собой условными знаками по ее поводу. Они, тем не менее, оказывали ей свое глубокое уважение.

Она мило улыбалась. Но уста ее молчали, настолько она бо­ялась сказать что-нибудь такое, что не могло пойти на пользу короны...

Очень скоро знатные дамы дворца, жены важных санов­ников, генералов и высоких должностных лиц настолько осмелели, что стали отпускать скабрезные шутки в ее адрес.

Правильность черт ее лица, несравненная ее красота не могли, конечно, избежать ничьего внимания. Мужчинам так хотелось сказать ей какой-то особый комплимент. Но она холодно воспринимала малейший знак уважения к ней от них, а дамы, уже не стесняясь, сразу замечали любую совер­шенную ею ошибку, отмечали ее колебания, ее робость, столь естественную в ее положении, когда она вдруг из за­творницы превратилась в идола всей нации, и все открыто насмехались над ней.

Вдовствующая императрица просто упивалась всеми эти­ми пересудами, этим насмешничеством, которые тут же до­водились до слуха Александры.

Она ужасно от всего этого страдала. Ее слишком откры­тый характер не воспринимал всех этих плутней, светских ухищрений, откровенной злобы двора, который теперь стал ее двором; двор этот, хотя и считался европейским, сохра­нял многое из опасной и неприемлемой азиатской практики.

Она восставала против этого с самого начала и жалова­лась мужу:

— Ники, мне так хотелось бы вызывать у всех симпатию, но я все чаще замечаю, что все меня здесь ненавидят...

— Ты слишком все преувеличиваешь, дорогая! Будь по­деликатнее со всеми этими дамами двора, который тебя рев­нует, и надейся на лучшее будущее...

Александру не утешали такие слова мужа, и она все же решила повести борьбу против этой необъяснимой для нее антипатии со стороны двора.

* * *

С приходом весны Нева постепенно освобождалась ото Явда. Большие ледяные глыбы отрывались от берегов, и плы­ли по течению реки, проплывая под мостами, словно стек­лянные лодки. Александра писала своей сестре, принцессе Баттенбергской: «Полгода как мы уже женаты. Николай и представить себе не может, какой счастливой он сделал меня, да и сама я себе этого до конца не представляю... Ах, если бы мы с ним только были одни, далеко от других, от всех забот...»

Когда молодая царица говорит о заботах, то, несомнен­но, подразумевает, прежде всего, свою свекровь, которая поистине обладала даром делать ее жизнь невыносимой. Тем не менее Николай с удивительной тактичностью и ловкос­тью лавировал между двумя государынями, чтобы ни одно облачко не бросило тень на его такую безмятежную семей­ную жизнь. Но все равно со временем обстановка накаля­лась.

Озлобленная своими неудачными попытками с помощью интриг разделить супругов, Мария Федоровна решила, на­конец, уехать на родину, в Копенгаген, чтобы там побыть какое-то время в лоне своей семьи. Эту новость Александра восприняла со вздохом облегчения. Теперь, казалось, дни стали куда светлее и даже длиннее. А мысль о том, что скоро они с мужем останутся вдвоем во дворце, укрепляла ее тер­пение.

Хорошая весть, как и плохая, никогда не приходит одна, и вот однажды утром, после обычного утреннего визита к ней ее врача, Александра узнала, что беременна. Светлая радость отразилась на ее бледном, печальном лице. Она тут же сообщила о своем счастливом открытии мужу, — моло­дой император радовался куда более будущей матери.

— Видишь, любовь моя... у нас будет сын... не может быть никакого в этом сомнения... Мои тетки, которые советуют­ся по всем важным.вопросам с духами и звездами, мне это твердо пообещали... Он будет таким же красивым, как ты, таким же обаятельным, и у него будет, точно как и у тебя, ве­ли коле пное, восхитительное сердце...

Она упала ему на колени, он, аккуратно подняв ее на руки, отнес на шезлонг, обитый горностаем. Она обвила его шею руками. Отсюда, с террасы, было отлично видно все необъятное небо над Санкт-Петербургом, особенно когда ярко светило солнце.

Можно ли себе представить более счастливую супружес­кую пару?

— Может, поедем за город, там ты гораздо лучше отдох­нешь, — предложил ей царь.

Его слова лишь усилили в ней нежность к нему, и она, бросив на него долгий, проникновенный, любовный взгляд, сказала:

— Ники, мой дорогой. Ты — моя любовь. Ты ведь не так часто бываешь рядом со мной, поэтому я хочу остаться здесь.