Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

X.

Семейное счастье новобрачных не знало границ. Пере­живая любовный экстаз, они не спешили взваливать на себя тяжкую ответственность, связанную с троном, счи­тающимся по существу, вакантным после смерти Алексан­дра Ш.

Их временное пристанище в Аничковом дворце не сули­ло им ничего хорошего. Почему Николай принял такое ре­шение, когда вокруг полно пустующих дворцов? Взять хотя бы Зимний, почему бы им в нем не провести свой «медовый месяц»?

Он, несомненно, принимал такое решение по совету ма­тери, которая ни на мгновение не расставалась со своей глав­ной в жизни амбицией, — не выпускать из-под своего влия­ния сына — теперь уже царя. Мария Федоровна скорее все­го неверно судила об истинном характере своей невестки, из-за чего многим рисковала. Александра вовсе не собира­лась становиться императрицей, чтобы позволять кому-то доминировать над собой, умалять свое достоинство, кото­рое теперь было точно таким, как и у ее супруга. После пер­вой же брачной ночи молодая жена поняла, что ей придется постоянно бороться с этой вспыльчивой вдовой — императ­рицей, еше слишком молодой, слишком восхваляемой, слишком обаятельной, чтобы смириться со своим новым положением и хоть немного стушеваться.

Довольно робко она пыталась переубедить своего мужа, заставить его отказаться от принятого им такого странного решения:

— Ники, не понимаю, для чего нам жить в этом дворце, с твоей матерью, когда полно других, которыми мы можем воспользоваться ?

— Видишь ли, дорогая, — отвечал он ей, — мама все еще носит траур, и ее нельзя оставлять одну. Мне совсем не нра­вится, что место моего отца за семейным столом пустует... Я ее понимаю, и ее печаль заставляет меня сильно ей сопе­реживать...

Такая доброта Николая трогала влюбленную в него Алек­сандру, и ей не хотелось ему противоречить.

С первого же месяца из совместного проживания, — к чему их вообще-то ничто не принуждало, — яма между дву­мя императрицами все углублялась. Александра, конечно, могла быть первой дамой империи, но нужно было с уваже­нием относиться к матери императора, которая заняла рус­ский трон на тринадцать лет раньше нее, Александры. Хо- дашь не хочешь, но Мария Федоровна оставалась главной хозяйкой их жилища. Аничков дворец продолжал жить сво­ей жизнью, своим распорядком, ею установленным, и нич­то не могло бы изменить ее привычек.

Мягкость, податливость Николая, его нетребователь­ность, проявлявшаяся во всем, позволяли матери безгранич­но расширять свою власть, но все же нужно было считаться $ молодой женой.

: Первые дни после свадьбы Александре приходилось ; проводить многие часы в одиночестве, на которые ее обре­кал Николай. Ему нужно было исполнять свои император­ские обязанности, давать аудиенции, принимать участие в деботе Совета министров, и все эти занятия не оставляла свободного времени для жены. По вечерам они, одна­ко, бывали вместе. Николай любил читать книги на фран­цузском. Она часто просила его почитать ей вслух по-фран- Нуэски, чтобы совершенствоваться в том принятом для об­щения при дворе языке. Особенно они оба любили рассказы Альфонса Доде. Зимой, когда все дворы, улицы, Площади были укутаны снегом, и в городе царила чуткая Мишина, царь набрасывал на плечи Александры шубу, и

императорская чета убегала из семейного дворца, чтобы покататься на санях. Николай, этот лихой наездник, сам садился за вожжи, и гнал сани с такой безумной скоростью, что становилось страшно...

Ах, как стремительно пролетали часы в этой почти про­зрачной светлой ночи, когда небо было выткано мириада­ми золотых звезд, а купола церквей и крыши дворцов исче­зали под белоснежной горностаевой мантией снега, когда лошади на сумасшедшем галопе увозили их далеко из Санкт- Петербурга в заснувшие стылые поля!

Молодая чета, казалось, в своей восторженности соеди­нялась с ночным космосом. Теперь ничто в мире для них не существовало, ничто не имело никакого значения для них, кроме этой стремительной санной гонки.

Император, казалось, мог бы гнать свои сани до самой бесконечности, преодолевая все земные, человеческие пре­грады. Александра, слившись с ним в едином порыве, даже не чувствовала биения их сердец, которые она обычно слы­шала в холодной белизне, ледяном безмолвии, в которых скользил их такой романтический экипаж.

Вернувшись, они проходили в небольшую гостиную пе­ред их спальней, где их ожидал поздний ужин. Жарко пыла­ющий камин освещал узкую комнатку и уставленный яст­вами стол. Как и все влюбленные в мире, они обменивались поцелуями, пили шампанское и ели кое-что из закусок, ко­торых всегда было слишком много.

Так, абсолютно неожиданно для них наступил последний день этого года — 31 декабря. Николай не пожелал прини­мать участия в традиционном новогоднем торжестве, когда собирались все члены семьи. Он отпразднует Новый год на следующий день, I января 1895 года!

Разочарованной старой императрице пришлось провес- ти предновогодний вечер со своими фрейлинами и самыми близкими подружками. Она говорила всем, кто ее слушал:

— После того как мой сын женился, я его больше не вижу — ну, почти не вижу. Мне кажется, что я ношу второй траур...Все это было неправдой. Николай с Александрой каждый день завтракали в компании императрицы-матери. Если он не мог присутствовать из-за какой-то важной официальной причины, то выкраивал время для встречи с ней в дневное время.

Николаю хотелось особо отметить в своем дневнике пос­ледний день 1894 года. Многие несдержанные читатели осуждали его скупой стиль, обвиняли его в отсутствии эмо­циональности, интереса к деталям, тем не менее приведем те фразы, которые он написал в последние часы уходящего года.

«Как тяжело думать об ужасной потере этого года. Но, уповая на Бога, я без страха смотрю вперед, ожидая наступ­ления Нового года, потому что самое худшее для меня, то, чего я боялся всю свою жизнь, — смерть отца и восхожде­ние на престол — уже случилось. Вместе с таким безутеш­ным горем Господь наградил меня также и счастьем, о ка­ком я даже не смел мечтать. Он дал мне Алике».

Эта молодая женщина в объятиях своего мужа дарила ему чудесные восторги плотской любви, хотя эту пару глубоко связывали и другие узы.

Единение их духа и тел вели их к самой полной зависи­мости друг от друга.

— Я люблю тебя, — не уставала она повторять ему, при­касаясь своими нежными губами к губам своего возлюблен­ного. — Я люблю тебя... и в этих трех словах — содержание эсей моей жизни!

Требовалось ли им еще что-то другое, этой почти уни­кальной паре в истории монархических браков, чтобы по­знать абсолютное счастье? Конечно! Для этого им не нужно было жить вместе с кем бы то ни было, и меньше всего с ма­терью мужа.