Меч с камнем. Том 1 (СИ) - Гадышев Дмитрий

В кабинете генерала Новикова было весьма прохладно, солнце не могло пробиться сквозь плотные тяжёлые шторы и лишь посылало два или три лучика через щёлочки между ними. Майор Пронин сидел на обитом чёрной кожей стуле перед столом генерала. Он только что закончил свой доклад и теперь ожидал реакции начальника — от неё зависел исход дела. Новиков, одетый в хороший, добротный серый костюм, откинулся на спинку своего кресла, повернув седую лысеющую голову в сторону окна. В эту минуту он меньше всего был похож на бравого генерала КГБ, каким его знали сослуживцы.

— На пятьдесят процентов вы меня убедили, Владимир Владимирович, — заговорил он, — но остальное, увы, только ваши домыслы. Я бы попросту уволил вас за некомпетентность, если бы не знал, как хорошего, грамотного следователя и прекрасного человека, и если бы мне не попортили кровь за тот инцидент с документом. Я дам вам людей и полномочия, — он перегнулся через стол, — но вы должны понимать, что просто обязаны добиться результатов. Даже более того, я лично благословляю вас и желаю успеха. Если ваша затея не сорвётся, и вы доставите ко мне этого, извините за выражение, сукина сына, убившего двоих моих людей, повышение по службе вам гарантирую. Как говорят проклятые капиталисты, наши потенциальные партнёры, ставки высоки, но они уже сделаны. Последний бросок — решающий.

— Спасибо, товарищ генерал, — Пронин поднялся со стула, — разрешите идти?

— Да, выполняйте приказ, майор. Удачи.

Майор, вытянувшись в струнку, щёлкнул каблуками и вышел. К вечеру он собрал людей из местного милицейского батальона внутренних войск и сотрудников Комитета, в той же части позаимствовал шесть тентованных грузовиков, и во главе небольшой колонны выехал из Кобинска. Было уже около одиннадцати вечера, когда колонна остановилась в километре от пионерлагеря, на пересечении выездной дороги и шоссе. Люди, соблюдая тишину и все меры предосторожности, в пешем порядке отправились дальше. Там их уже ждали. От ворот лагеря, символической арки, возвышающейся над ровной площадкой, на которой останавливались автобусы, привозившие очередную смену, отделилась тёмная фигура, в которой майор узнал Пароходова.

— Товарищ майор, докладываю обстановку, — срывающимся от волнения шёпотом произнёс он, — примерно минут пятнадцать назад к Марине Ивановне в палатку вошёл человек, похожий по описанию на её сына, Андрея. Его заметил лейтенант Домин. Откуда он появился, не знаю. Больше никаких движений не замечено.

— Где сейчас лейтенант?

— Наблюдает за палаткой, Гринько отдыхает.

— Немедленно его сюда, пусть разводит людей на позиции. Вы идите, будите Гринько, продолжайте наблюдение.

В полной тишине чекисты расходились по палаткам, «вованы» под присмотром своих командиров рассредоточивались неподалеку от лагеря, осматривали местность, слабо освещённую луной. Примерно через десять минут после прибытия группы внезапно открылась дверь в кирпичном корпусе, и на крылечко вышел Евгений Васильевич. Воровато оглядываясь и постоянно держа руку за пазухой, он направился к палатке Марины Ивановны…

Глава 9

Дней через пять после нашего разговора Рэм прилетел во дворец, разыскал меня и сообщил, что снял квартиру и нашёл нормальную, не требующую особой квалификации работу. Теперь я поселился один в двух прекрасных по моим неискушённым меркам комнатах в самом центре Капуа, неподалеку от Первого флаеродрома. Аренда квартиры стоила недорого — из-за близости воздушного порта здесь было шумновато, да и весь дом когда-то строился исключительно для сдачи внаём, потому платить надо было не конкретному хозяину, а на счёт небольшой компании.

Рэм изредка наведывался, в такие вечера мы обычно около часа обсуждали местные новости, после чего он улетал — постоянно занятый человек, не только как регент огромного государства, но и как готовящийся к бракосочетанию. Я же постепенно втягивался в простую жизнь Империального Союза, в основном благодаря работе, а также глубоким переменам, произошедшим в душе и во взглядах на окружающий мир. Здесь, даже страдая от ностальгии и почти утраченной безответной, едва начавшейся любви, практически без знакомых и тем более, без родственников, ты всё равно не теряешь вкуса к жизни и к тем радостям, которые она даёт.

В самом деле, когда идёшь по улице с мрачнейшим видом и отвратительным настроением, и совершенно незнакомый человек вдруг останавливает тебя, справляется, всё ли в порядке и приглашает в бар на бокальчик «серви», как-то невольно проникаешься уважением к обществу, воспитавшему такого человека. А виды! Эти завораживающие душу чудеса техно-архитектуры, эти потоки полулетающих автомобилей, одинаково изысканные в отделке и в то же время совершенно разные станции Капуанского подземного транспорта, великолепные шоу с участием суперзвёзд столицы и страны, сотрясающие город чуть ли не каждый день. И, пожалуй, самое главное — простые жители, населяющие столицу. Множество весёлых, счастливых, смеющихся лиц на улицах, красивые, очень изящные и женственные женщины и стройные, подтянутые, спортивные мужчины. Ходи, куда хочешь, делай, что хочешь, только не преступай закон и этические нормы, возведенные чуть ли не в ранг неписаного закона, но за этим строго следят полиция и Служба Эстетики. В Союзе нет нищих и безработных, несмотря на типа капиталистический строй. Человек, лишившийся работы и средств к существованию, всегда может пойти в государственные учреждения, «решающие проблемы». Там его обеспечат всем необходимым и дадут работу или переучат на другую специальность. Не бесплатно, но, продавая труд, любой может жить достойно. Если же некто принципиально не хочет трудиться, не обеспечивает себя и идёт ко дну в плане морали, его обычно изолируют и принудительно лечат. Я говорю про «принципиальных бомжей», появившихся в бывшем СССР позже, к середине девяностых. Здесь это физически невозможно, хотя климат позволяет жить прямо на улице — вечная поздняя весна с колебаниями температуры в районе двадцати двух — двадцати пяти градусов, никаких дождей (во всех крупных городах) и снега, никакой жары. Даже облака «строем ходят», их маршруты давно изучены, всем известны, и практически не меняются тысячелетиями. Высочайшая технология, ага.

Образ идеальной жизни здесь, принимаемый абсолютным большинством населения — отработал положенное время, собрался с семьёй, с женой, с друзьями, в зависимости от настроения, и — в театр, в концертный зал, в кино, в игорный дом, в зависимости от увлечений. Просто, но со вкусом. Беда только в том, что мне и пойти куда-нибудь было не с кем, а одному всё быстро надоедает. Родственников, сами понимаете, нет, «друзья» — верхушка администрации, вечно занятая и, конечно, с собственными интересами.

Работал я оператором — контролёром на небольшом заводике, который находился на окраине города, в зоне промышленных предприятий, и выпускал пищевые полуфабрикаты в пакетах — лепёшки, похожие на блины или больше на лаваш, в которые заворачивалось несколько видов начинки. Не ахти, какая романтика, конечно, но зато было дело на каждый день, постоянный доход, самостоятельное проживание, да и столица стала ближе и понятнее.

На заводике работало в непрерывном цикле четыре автоматические линии, каждая из которых производила свой вид продукции, везде царили чистота и порядок, силовые поля предохраняли открытые части линий от крыс, этих извечных спутников человечества, которых немало было и в подземном мире. Самих крыс регулярно изводили, и они были не такие наглые, но иногда можно было встретить следы их деятельности. Вместе со мной трудились ещё четыре человека: наладчик-программист электронного оборудования, хозяин завода — мелкий предприниматель, подчиняющийся крупной фирме «Гранд», которая была основным заказчиком продукции, и ведущий все коммерческие дела, и водитель грузовика с сыном — экспедитором, они же и закупщики сырья на плантациях и фермах. Предыдущий оператор, место которого занял я, был пожилым человеком и по возрасту ушёл на пенсию. Работали коллективно, всегда помогая друг другу при большой нагрузке, кроме, конечно, программиста из-за его специфики. И то иногда экспедитор что-то с ним обстряпывал на консолях.