Фениксова песнь (СИ) - Мария Крайнова

От воспоминаний меня отвлек чей-то пинок. Я пнул ответно и только потом посмотрел, кто был столь невежлив. Посмотрел - и замер на месте, потому что обнаружил рядом весьма раздраженного Сулшерата.

- Не делай такое лицо, - попросил магистр. Я оглянулся, но Симы рядом не обнаружил - ее рыжая шевелюра мелькала в волнующейся толпе, которая торопливо отступала, чтобы освободить место для менестреля. Мы с Сулшератом тоже отступали, но медленнее.

- Магистр, что вы тут делаете? - выдавил я, когда мы остановились в самом неудачном - первом - ряду.

- Развлекаюсь, - спокойно ответил Сулшерат. - Нахожу ответы на интересные вопросы.

- Магистр, я...

- Я ни в чем тебя не обвиняю, - отмахнулся он, глядя на Грейна, выходящего в центр зала. - Только хочу предупредить. Он здесь, среди гостей. Тот, кого вы ищете.

Я не стал спрашивать, откуда он знает и что обо всем этом думает. Только прикусил язык и еще раз оглянулся на Симу - кто-то тут же толкнул меня в плечо и попросил не мешать смотреть. Пришлось на время выкинуть повелительницу из головы и уделить внимание происходящему. Только вот в голову тут же полезли мысли о высшем демоне, свободно расхаживающем по залу, и по спине пробежали мурашки.

"Ты легко узнаешь его", - прозвучал в моей голове голос Сулшерата. Я вздрогнул и посмотрел на магистра, но тот безмятежно наблюдал за бродячим певцом. Остались слова, которые слышал только я, да слегка остекленевший взгляд. - "У него красные волосы, зеленые глаза и клыки. И нет ауры. Кажется, будто перед тобой - пустое место". - Сулшерат "помолчал", а потом задумчиво продолжил: - "Он очень опасен, Хастрайн. В открытой стычке с демоном не справятся даже твои повелители. Вам придется брать его хитростью, обманом. Или искать противоположную силу. Но вряд ли ангелы покидают небеса так же часто, как их темные братья уходят со своих земель".

Кажется, магистр сказал все, что хотел. Я на всякий случай подождал пару минут, но ничего не дождался и тоже засмотрелся на менестреля. Ему как раз принесли стул, и он грациозно на него уселся - этакий полуэльф с коротким ежиком темных волос, уверенный, что окружающие от него в восторге. Сулшерат вежливо похлопал, а я сообразил, что сейчас последует какая-нибудь песня, и попробовал затесаться в толпу. Не получилось - позади меня собралась компания хмурых мужчин, которые всем своим видом намекали, что просьба потесниться очень их оскорбит.

Менестрель же ласково погладил лютню, коснулся струн и завел:

- Оттуда, откуда приходит солнце,

где криком бьется морской прибой,

оттуда, слышите, он вернется,

оттуда, знайте, придет домой.

Придет и ярким огнем укроет

все села, тракты и города.

За все столетья безумной боли

он нам заплатит, и навсегда

От солнца спрячет леса и реки,

луга, поля и отроги гор.

И смолкнет теплый весенний ветер,

и превратится огонь в костер,

в котором, как в старой легенде гномов,

сгорят надежды и все мечты.

И в мире больше не будет дома,

и ничего, кроме пустоты

не будут чувствовать больше люди.

Да и не будут они людьми.

Лишь отзвук воя больших орудий

услышат в каждом углу земли,

и мир расколется, разобьется,

исчезнет в теплой туманной мгле...

Весь мир умрет, когда он вернется

и прикоснется к своей земле.

Последний куплет мне понравился. Я как раз думал о демоне, поэтому меня... пробрало. Менестрель тут же перестал меня раздражать, и я с интересом наблюдал за тем, как он подкручивает колки.

Но тут кто-то, возмущенно сопя, начал пробираться через толпу. Женщины взвизгивали и подхватывали юбки (некоторые при этом стыдливо краснели), мужчины ругались, однако никого не было видно. Загадочный обидчик стал виден только тогда, когда выскочил за пределы первого человеческого ряда - и им оказался тот самый гном, который так увлеченно ел бутерброды. Он упер руки в бока, явно борясь с искушением схватить секиру, и заорал:

- Да что ты знаешь о гномьих легендах, недоносок?! Ваше эльфийское племя только и делает, что прячется в своих лесах и ворует чужие артефакты! Небось потому и прячется, что отдавать не хочет! - ярился гном. Не выдержав, он все-таки выхватил секиру и махнул ею - лезвие прошло в пальце от лица полуэльфа. Тот никак не отреагировал, и это взбесило бородатого еще больше. - Что? Небось, эту легенду ты не слышал? Да что ты вообще знаешь о гномах, паршивый... паршивый... струнодерг, вот!

Менестрель улыбнулся, задумчиво провел указательным пальцем по струне.

- По заказу господина гнома, - громко сказал он, - Я спою песню про подгорный народ.

Бородатый не успел ни возразить, ни возмутиться. Из-под рук полуэльфа побежала задорная, быстрая мелодия, под которую впору было танцевать. Потом в нее вплелся голос.

- Неприступные пики гор

под собою сокрыли мир;

не найдет туда входа вор

и не выберется вампир.

Не пробьет себе путь друид

и не сможет явиться маг.

Этот мир лишь для тех открыт,

кто народу друг, а не враг.

А народ там силен, как лев

невысок, крепко сбит, умен...

Полон низких прекрасных дев

и бессмертием окрылен.

Каждый житель тех гор - кузнец,

каждый - мастер холодной стали,

королевский скует венец

и украсит его камнями.

Или - сделает вам мечи,

чьи клинки обоюдоостры.

О секретах своих молчит

Народ гор, хотя с виду - просто

им дается любой заказ.

Хоть, наверно, неинтересно

что-то делать для чуждых рас

тем, кто горы мог сдвинуть с места.

Даже детям народ знаком

из подгорного темного мира.

Менестрель задумчиво посмотрел на бородатого и закончил:

- Каждый знает - опасен гном,

а особенно - гном с секирой!

Я заподозрил, что окончание песни оскорбит любителя бутербродов еще больше, чем упоминание о гномах в предыдущей песне. Но гном лишь махнул рукой и отвернулся от полуэльфа, всем своим видом показывая, что не собирается пускать в ход свою опасную секиру. Грейн задумчиво понаблюдал за бородатым, но от комментариев воздержался и даже не обиделся, что на этот раз аплодисментов не было.

Однако сдержанность гнома продлилась недолго.

Он потихоньку краснел, стиснув зубы и нахмурившись, и его пальцы все крепче сжимались на рукояти секиры. Ударь он менестреля - и тот скончался бы на месте, так как тяжелое гномье оружие без труда пробивало даже тяжелые латы.