Опасный возраст - Иоанна Хмелевская

Персонал мастерской разлетелся по миру. Алиция уехала в Данию, когда вышла моя вторая книга. А до того появился на экранах и фильм "Лекарство от любви", оба события произошли чуть ли не одновременно. Я организовала торжественную раздачу экземпляров героям произведения, разослав следующее приглашение:

Уважаемый гражданин /ка/…………………………………

Окажите честь явиться на торжественную раздачу авторских экземпляров прекрасного произведения «Подозреваются все!»…………… такого-то в………….. часов.

Учитывая, что торжество носит чисто интеллектуальный характер — выплата авторского гонорара задерживается, — приветствуется приношение четвертушки в кармане.

Вечерний костюм доставит хозяйке большое удовольствие.

Место проведения торжественного мероприятия: апартаменты по известному адресу на четвертом этаже без лифта.

Явка с тяжелыми и острыми предметами, а также быстродействующими ядами категорически воспрещается.

Вышесказанное возымело немедленное действие: принесли с собой самые разные вещи. Стефан явился с ручным тормозом от машины, Витек с ножкой от кресла, Каспер с булыжником, вывернутым из мостовой около моего дома, Весек приволок мощный сук, обвитый лентой с надписью: «Надежное лекарство от любви». Не помню, чем еще запаслись, но каждый имел наступательное оружие.

Кроме того, отмочили номер с телеграммами.

С интервалами в две-пять минут приходил мальчик и приносил телеграммы, по одной, по две. Подлинные, прямо с почты, с наклеенными полосками текста, некоторые на открытках с картинками. Часть сохранилась, привожу содержание.

Дорогая товарищ Хмелевская вы на-гора выдали две книги и всех друзей тчк наилучшие пожелания связи перевыполнением сталинских норм тчк приветствуем наших рядах тчк

Союз писателей

Сожалеем коллега не оказала доверия столь долго скрывая тайне интересные факты

= ч ++ че + честь преми!

ст зи в про

Поздравляем гражданской позицией в разоблачении и искоренении всех подозреваемых выдвигаем на госпремию тчк

Генеральная прокуратура

Информацию и разоблачительные материалы направлять непосредственно к нам тчк без промедления восклиц всем подозреваемым сердечное до свидания тчк у нас тчк

Бз=бз=врррррр====органы м С вами духом не телом хожу женой грибы = здесь покой у вас органы умоляю берегите Стефана

=Янушек — тсссс ==

И множество других, к сожалению, со временем потерялись. За каждую телеграмму мальчик получал два злотых.

Кстати, о Янушеке с женой. Он успел жениться, когда мы все работали в «Блоке», венчание мы устроили громогласное. Сперва мы встали шпалерами, склонив над ними рейсшины, как некогда склоняли уланские сабли. Рейсшины притащили с собой свои и позанимали у коллег, один сразу же бросился отвинчивать ролики, бывшие тогда дефицитом. На лестнице костела Святого Креста в обе стороны разбросали полрулона кальки, Дануся прошла на высоких каблуках, калька рвалась под ее ногами с выстрелами — гремела настоящая канонада, потом бабы из зрителей бросились собирать обрывки, с ужасом причитая:

— Такой хороший пергамент пропадет…

А в конце церемонии мы прицепили им к машине — разумеется, украдкой — цепочку от лампы с множеством металлических украшений, консервных банок, кусочков жести, колокольчиков и другого мелкого металлолома. Януш, весь бледный, торопил водителя — побыстрее уехать от костела и вырваться из рук дорогих друзей.

Меня перевели на службу в горпроект «Столица» на Крулевской, там я подружилась с Эвой и Тадеушем, которые от случая к случаю выступают в нескольких произведениях. Впервые в "Колодце предков".

В новой мастерской на меня свалили всякую чепуху: для какой-то рабочей столовки в Гродиске Мазовецком я доделывала санузлы; обследовала состояние строений, назначенных на снос или для ремонта на Броней. Безнадежные занятия. Более интересная работа — концепция расширения Института биологии в университете, где мне довелось пережить нелегкие минуты.

Мое отношение к гусеницам и всяким иным извивающимся тварям не изменилось, по-прежнему не могла их видеть. А там, в этом институте, меня водили повсюду — я уточняла необходимые перестройки в помещениях и в одной из комнат наткнулась на сцену, которая разве что в кошмаре присниться может. Два желтопузика пытались сожрать крупного земляного червя. Один желтопузый идиот разевал пасть на среднюю часть обеда, укусить не удавалось, потому он как бы лизал свой обед. Второй оказался умнее, начал с хвоста, а может быть, с головы, во всяком случае с какого-то конца. Благодаря этому обеду я впервые сориентировалась, где у червяка перед, а где зад, однако вовсе не мечтала об этом узнавать, а потому застряла столб столбом, наблюдая зрелище, наконец преодолела паралич из-за острой необходимости срочно посмотреть на что-нибудь другое. Оглянулась, с отчаянием отыскивая, на что бы нейтральное взглянуть, и увидела большую банку с овсяными хлопьями. Мне уже было полегчало, как вдруг обнаружилось, что в овсяных хлопьях копошится масса отвратительных красных червячков и все содержимое банки мерзко шевелится. Что я пережила, все мое. К горлу подкатила тошнота, и я выскочила из помещения быстрее, чем того требовали служебные цели. Все нужды помещения я описала уже за дверью.

В ходе преодоления служебных задач в Институте биологии я порезала себе руку стеклом в двери, и вовсе не из-за сквозняка — просто самым обычным образом решила убить, наконец, этого Дьявола. Мы возвращались домой с приема у невесты Витека, второй Алиции, сейчас уже его жены, и Войтек, как всегда, успел довести меня до белого каления на лестнице. Следовало убить его сразу же на лестнице, проще гораздо, однако по неизвестной причине предпочла сделать это в квартире. Да, сознаюсь, я жаждала задушить его голыми руками, и не иначе — иной вид его смерти не принес бы мне облегчения. Сбежал от меня и запер застекленную дверь, что случилось потом, не помню, поскольку в глазах у меня потемнело. Когда приехала «скорая», я уже больше злилась на себя, чем на него: надо же быть такой дурой — изуродовать себе правую руку из-за поганого мужика. Вот идиотка, как будто в кухне нет ножа, пестика или других орудий. Просто ослица.

Безумцев Господь Бог милует, в «Скорой» дежурил доктор Венгжин, специалист по хирургии руки, без всяких сомнений лучший в мире. У него оказались с собой личные инструменты. Иглы, которые позже я рассмотрела, походили на изогнутую ресницу. А доктор Венгжин вообще не врач, а художник. Нет, еще лучше, просто не найти соответствующего слова, дабы определить его мастерство. Чинил меня полтора часа, создал невероятный шедевр, при виде коего врачи лишь причмокивали в экстазе. Венгжин спас мне руку, все могу делать, трудно только писать, поэтому всегда пишу на машинке.

В гипсе проходила семь недель. Естественно, получила больничный лист, да что из того — концепция расширения и перепланировки Биологии имела сроки, и я лично за них отвечала. Поэтому приходила в мастерскую и диктовала машинистке текст по своим заметкам, опоздала всего на неделю.

С помощью этого гипса мне удастся наконец кое-какие события разместить в хронологической последовательности. Прежде всего выплывает эпизод, как я надрызгалась у Тадеуша. И снова перестаю понимать, что, когда, почему. Именины Тадеуша приходятся на 28 октября, во всяком случае, многие годы я считала эту дату его именинами, оказалось, ничего подобного: празднование состоялось поздней весной. Тут я уже уверена. После того как сняли гипс, я уехала летом в отпуск и разрабатывала руку во Владиславове, а позднее начались съемки "Лекарства от любви", и на снимках видно, что еще лето или только-только начиналась осень. Выходит, были не именины, а какое-то другое празднество.

Приемы у Тадеуша для меня весьма памятны — приходилось волочь к нему мою гладильную доску. У Тадеуша мебели не было, кроме чертежной доски на козлах, служившей по мере надобности столом. Посадочных мест не имелось тоже, проблема решалась просто, складывались две высокие кипы старых фотокопий, на них укладывалась моя доска, на ней усаживались шесть человек средних габаритов. Что касается тяжести, доска могла выдержать и гораздо больше.

В описываемый вечер о доске речи не шло, рука моя была в гипсе. Сидела я на низеньком табурете и спорила с кем-то насчет бриджа, с кем, понятия не имею; речь шла о бубнах — что следует объявить, если на руках девять бубен, начиная с дамы, а сбоку мелочь. Я настаивала, следует объявить три бубны, собеседник придерживался иного мнения, в пылу спора я от волнения то и дело пила, мне подливали — рюмка стояла под рукой. Последнее, что помню, — Эва, благостно спавшая в углу на куче фотокопий.