Боярская честь - Юрий Корчевский

Никите достался участок по соседству. Пока не было дождей, мы верхом объехали вверенный нам участок. Ещё никогда я не чувствовал такой ответственности. Ведь пройдёт враг по моему участку — и пойдёт грабить и убивать.

Я сразу выставил по одному дозорному — влево от избы на версту, вправо — на две. По крайней мере, если и появится враг, они успеют быстро сообщить. Все ратники были в кольчугах и имели при себе мушкеты.

Осмотревшись несколько дней, решил я наблюдательную вышку поставить. С неё зрить удобно — видно далеко, и ратников в дозор посылать не надо, распыляя силы.

Мы срубили три высоких сосны, обрубили сучья, лошадьми притащили хлысты к избе. Вкопали хлысты в землю, прибили лестницу, соорудили из жердей площадку с навесом. Трудились все, за исключением тех, кто был в дозоре.

И вот вышка готова.

Я залез на площадку. Видно далеко — вёрст по пять-семь в каждую сторону. Даже крышу избы, где стоял в дозоре Никита, и то видно.

С этих пор посылать ратников в дозоры я не стал, но один из холопов с утра до вечера стоял на вышке, зорко наблюдая за местностью.

Жизнь облегчилась. Холопы все при мне и всегда готовы к бою. Побаивался я за холопов, когда они в дозор уходили. Что стоит из лука или самострела бесшумно снять дозорного? Некому будет остановить врага — переходи тогда границу, углубляйся на русские земли. А с вышки видно далеко — хотя бы воеводу упредить можно, послав гонца, да и самим приготовиться к отражению нападения.

День шёл за днём, и вскоре, выйдя из избы, я зажмурился от ударившей по глазам ослепительной белизны. Снег выпал! Дождей не было, морозы не стояли, а снег — вот он. Изо рта шёл парок, а ручеёк у берега покрылся тонкой коркой льда.

Ратники поверх кольчуг накинули тулупы, а дозорный на вышке нёс службу в валенках — стоять неподвижно было холодно.

А через неделю снега за ночь выпало по колено, местами сугробы были по пояс. И мороз ударил серьёзный — по ощущениям — ниже двадцати.

Я регулярно обходил вверенный мне участок. На снегу ведь любой след виден — тут лисица мышковала, тут волк пробежал — матёрый, отпечатки лап крупные. Но следов человека не было.

— Успокойся, боярин, кто по снегу пойдёт? Татары сейчас в тёплых юртах сидят, кумыс пьют, девок лапают. Если и найдётся больной на голову, так он по дороге поедет, хоть по санному пути.

По санному пути — это понятно, только реки встали, покрылись льдом так, что он уже всадника с лошадью спокойно выдерживал. Что мешает неприятелю по льду реки двигаться? Снег с середины реки ветром сдувает, лёд ровный, как стекло. За одним только смотреть надо — как бы в полынью не угодить. Так она обычно издали видна — тёмное пятно, парок над ним.

А может, я перестраховываюсь? У татарских коней копыта не подкованы, по льду скользить будут. Это у русских на зиму подковы шипастые ставят — вроде зимней резины на машину. По льду, по укатанному снегу конь ходко идёт, не оскальзывается.

Прошёл месяц. Мы пробили, протоптали в снегу тропинки вдоль засечной черты. Ходили к соседям — в первую очередь, к Никите Тучкову, и к соседям слева, с Великого Устюга — они подальше дозором стояли, Договорились о сигналах: коли дым от заставы увидели, стало быть — нападение, на помощь спешить надо; сложенные дрова для костра были всегда наготове, заботливо прикрытые лапником.

От скуки ратники запросились на охоту.

— Хорошо, ступайте вдвоём, но — далеко не уходить.

Вернулись ратники к вечеру, довольные удачной охотой. Принесли двух битых зайцев — неплохой приварок к однообразной казённой еде. Свежей убоины мы не ели с того дня, как заступили в дозор. С этих пор я иногда отпускал двух любителей охоты за дичью. Им — развлечение, всем — сытная добавка к обеду.

А однажды примчался Тимьян, в одиночестве и запыхавшийся.

— Боярин, мы там кабана завалили — здоровенный! Самим не донести. Разреши лошадь взять.

— Бери, только чтоб ноги не сломала, а то домой пешком пойдёшь.

— Мы осторожно.

Сияющие от радости охотники заявились часа через два. Лошадь еле дотащила к дозорной избе кабана. Мы его вчетвером с трудом подняли.

Ужин получился знатный. Мясо жарили, варили и наелись от пуза. А большая часть туши висела на суку на верёвке. В избе не положишь — тепло, на снегу не бросишь — росомаха или волк полакомятся дармовщинкой. Так что мы просто воспользовались старым дедовским способом.

Мясом объедались неделю, из копыт и головы сварили холодец. На выброшенные потроха и обрезки слетелось воронье, оглушительно каркая и устраивая драки. Ратники с интересом наблюдали за ними — делать было всё равно нечего.

Иногда, чтобы самому не заплесневеть, я проводил с ними занятия — на саблях, ножах, рассказывал о воинских хитростях, о маскировке, взаимодействии с товарищами. Было бы неплохо пострелять, освежить навыки, да я побаивался, что соседние дозоры всполошатся — на морозе звуки далеко разносятся.

Где-то через неделю после удачной охоты дозорный с вышки закричал:

— Вижу всадника на реке, в нашу сторону скачет.

Что-то интересное: за всё время сидения нашего на засечной черте это — в первый раз.

Я схватил мушкет, взял с собой Фёдора, и мы поспешили к реке. Действительно, справа по льду реки в нашу сторону во весь опор мчался всадник. Пока он ещё был далеко, и нельзя различить — чей он? Татарин или наш? Если наш, чего по пограничной реке скачет — или случилось что?

Всадник приблизился, и я разглядел лохматую лошадёнку, татарина в тулупе и лисьем малахае. За спиной виднелся саадак с луком.

Делать тебе здесь нечего — чужие тут появляться не должны.

Я улёгся в снег, прижал мушкет к дереву для устойчивости. Фёдор, глядя на меня, проделал то же самое. Чёрт, далековато до всадника — метров сто пятьдесят, практически — запредельно. Прицельная стрельба из мушкета пулей возможна метров на пятьдесят — семьдесят. А тут — двойная дистанция, да ещё и цель быстро движется.

Я вынёс упреждение, повёл стволом перед всадником, нажал спуск. Громыхнуло сильно, приклад привычно ударил в плечо. Всадник продолжал скачку, лишь погрозил нам кулаком.

Но всё-таки я куда-то попал. Конь начал замедлять бег, и метров через пятьдесят сначала остановился, потом упал на бок. Татарин успел соскочить.

— Стреляй, Федя, пока он стоит!

Федька выстрелил. Мимо! Было хорошо видно, как пуля угодила в лёд реки, выбив сноп ледяной крошки.

Татарин сплюнул в нашу сторону и побежал дальше.

Наши лошади — в конюшне, пока за ними сбегаешь, пока оседлаешь — не догнать татарина, спрячется где-нибудь. Бегом догонять — у него слишком большое преимущество в дистанции. А стрелять уже невозможно — оба мушкета разряжены. Так и ушёл татарин.

Федька сбегал к убитой лошади, осмотрел, вернулся назад.

— Пуля в лёгкое угодила, потому она не сразу пала, — заявил он. — Даже седла на лошади нет, — сплюнул холоп. — Вообще-то я в татарина целил, а не в лошадь. Далеко уж очень было, потому и промахнулся.

— Где же промахнулся! И так выстрел удачный — на таком-то расстоянии. Я и близко не попал.

История эта имела своё продолжение. Через два дня мои любители охоты пошли за дичью, но вскоре вернулись назад.

— Боярин, следы от сапог на снегу. Идут от Суры, в тыл — нас обходят стороной.

— Двое остаются здесь, один, как всегда, на вышке. Вы двое — со мной, показывайте, где след видели. С собою взять мушкеты.

Мы быстрым шагом, почти бегом направились в лес. Мы бы и побежали, да снег глубокий не давал, и так через пару сотен метров пот по лицу градом катился.

— Вот! — остановились ратники и указали на след.

Я присел, внимательно оглядел следы. Шёл один человек — след не утоптан, как это бывает, когда по следу одного идут несколько человек. Явно татарин — следы сапог без каблуков, скорее всего — зимние ичиги.

— За ним! — Меня охватил охотничий азарт.

Чего татарину в наших тылах делать? И как он сюда без лошади забрался? Не тот ли это татарин, лошадь которого я подстрелил несколько дней назад?

Следы шли широким полукругом вокруг нашего зимовья и выходили прямо к нему.

У избы послышался шум. Мы кинулись туда. На снегу перед избой лежал молодой татарин, на нём сидел мой холоп и вязал ему руки.

— Стервец, с ножом на меня кинулся, вот — тулуп пропорол, такую хорошую вещь испортил.

— Ты кто таков, что здесь делаешь? Татарин молчал, только зло смотрел исподлобья.

— Ну молчи. Поднимайте его, пошли — отведём к воеводе, пусть он сам с ним разбирается.

Мы с ратниками привели его к воеводе, сдали с рук на руки. Поговорили с воеводой о службе, а в обратную дорогу холопы прихватили полмешка крупы и сухари.

— На других участках спокойно, только вот у тебя лазутчик объявился. Ничего, у нас мастера есть — заговорит. За службу — спасибо.