Боярская честь - Юрий Корчевский

— Собери всё оружие, отдай ему, — кивнул я на Федьку.

Холоп соскочил на землю, подобрал свою саблю, оружие убитых и всё отдал Федьке.

— Иди — вон там, на дороге подбери саблю хозяина, принеси! — распорядился я.

Холоп послушно побежал по дороге, вернулся с серым лицом.

— Там…

— Говори яснее.

— Сабля на дороге с рукой лежит.

— Это рука хозяина твоего; мне она не нужна, а саблю неси.

— Боюсь я. — замялся холоп.

— А со спины, ровно тать лесной, нападать не боялся? Сгинь с дороги, предупреждал вас вчера, чтобы на глаза более не попадались. Срубить бы тебе башку, да видак нужен, коли хозяин твой жаловаться начнёт.

Мы тронули коней, доехали до сабли молодого боярина. Она и впрямь лежала в пыли, а рукоять её сжимала кисть отрубленной по локоть руки.

— Федька, подними. Сабля вроде неплохая, только дураку досталась. Не дело оружию в пыли лежать.

Федька спрыгнул, прижал ногой обрубок, выдернул из пальцев саблю.

— Эх, жаль, что ножен нету.

— Ты что, хозяина догнать хочешь да ножны попросить? Съезди, я подожду, думаю — он сильно возражать не будет.

Я засмеялся. Федька обмотал саблю тряпьём и сунул все четыре сабли в перемётную суму. Мы поехали дальше.

Когда мы ещё только выезжали с постоялого двора, нечто подобное я предполагал. Обычно такие людишки злопамятны, коварны и стараются напакостить, особенно когда имеют численное превосходство. Достоинство, вишь ли, у них выросло, только мозги сильно отстали. За нападение на дороге я мог убить всех, и ни один суд меня бы не осудил, да перестраховался — оставил недоумка в живых, да ещё и с видаком в придачу.

Дальше мы ехали спокойно, и вскоре впереди показалась Москва.

— Ну что, Федька, давай переночуем в столице, глядишь — завтра утром на торгу и ножны подобрать сможем. Продавать сабли не хочу, привезу трофеи, думка есть — ещё людей набрать.

— Ты хозяин справный, боярин, почему бы и не набрать, — деликатно ответил Федя.

В саму Москву мы не въехали — все ведущие в город дороги оказались запружены телегами с товаром. К вечеру все старались успеть попасть в город. Пробка была, как на Садовом кольце в наше время в час пик.

— Боярин, а может — ну её, эту Москву? Мы же верхом, махнём напрямки — по полям да перелескам, выберемся на Ярославский или Тверской тракт, там и заночуем.

И действительно — что мы в Москве не видели?

Я решительно съехал с дороги. Фёдор — за мной. Дышится в полях хорошо — не то, что на дороге: пыль столбом стоит, вдохнуть полной грудью невозможно, сразу кашель забивает.

Часа через два, перейдя вброд пару речушек, мы выехали на широкую, укатанную дорогу.

— По-моему, тракт на Ярославль, — неуверенно сказал Федька.

— Давай доберёмся до постоялого двора, переночуем — там и узнаем.

Вскоре на перекрёстке дорог показался постоялый двор.

Сытно поужинав и узнав про дорогу, мы улеглись спать. Мне показалось, что спал я всего ничего и проснулся оттого, что меня тормошит Федька.

— Боярин, боярин, просыпайся.

— Чего баламутишь — за окном ещё темно. Дай поспать.

— Неладно что-то, боярин. Лошади копытами стучали, потом ровно вскрикнул кто-то.

— Тебе не примнилось?

Федька перекрестился, хоть и было темно.

— Так, обуваемся, одеваемся, вещи оставляем в комнате, опоясывайся саблей.

Мы обулись-оделись. Я перепоясался поясом с саблей, заткнул за пояс пистолет. Подошёл к двери, прислушался. Тихо. Да нет, в коридоре послышались осторожные шаги, причём — двух человек, невнятный шёпот. Я достал пистолет, отошёл немного от двери. Федька, глядя на меня, медленно вытащил саблю. Нельзя её в тишине быстро из ножен тащить — зашелестит, ночью этот звук чётко слышен.

От сильного удара дверь соскочила с деревянный петель и рухнула в комнату. В проёме возникла тёмная фигура, слегка подсвеченная тусклым светом масляного светильника, что висел в коридоре на стене.

Я приподнял пистолет и выстрелил. В тесной комнате, среди полной тишины громыхнуло так, что заложило уши. Непрошеный гость ещё падал, как Федька ужом скользнул в дверной проём, и тут же раздался чей-то вскрик.

Я выхватил саблю и выпрыгнул в коридор. Федька стоял с окровавленной саблей, а на полу валялся убитый. Я схватил труп нападавшего за волосы, поднял голову: похоже — татарин или ногаец, кто их разберёт, да и свет тусклый. Мне вот что было подозрительно. Пистолетный выстрел был громкий, на такой звук уж точно хозяин прибежал бы сам или прислал бы слугу, а тут — никого. И двери соседних номеров закрыты, никто не выглянул даже.

— Федька, неладно что-то. Вниз, в трапезную спускаться рискованно — давай через окно во двор выберемся, разузнаем.

Я вернулся в комнату, распахнул створки слюдяного оконца. Маловато оконце — только протиснуться.

Я вылез из окна, встал на выступающий край бревна, затем схватился за него руками, повис в воздухе и спрыгнул во двор. Земля оказалась близко.

— Федька! — Я махнул рукой.

Громко говорить нельзя — я шипел как гусь. Вот и Федька приземлился рядом.

— Идём вдоль стены.

Мы прижались к стене избы, осторожно ступая, направились к выходу. Со стороны конюшни показались две тени, тянущие за собой на поводу по две лошади. Не наших ли лошадей крадут?

Я обернулся к Федьке:

— Нападаем — только молча. Ближний — твой!

Мы скользнули до угла, таким же тенями, как и конокрады, выскочили им наперерез. Я в три прыжка оказался напротив противника и саблей ударил его по шее. Такой же чавкающий звук раздался рядом.

— Готово, боярин.

— Бери лошадей, надо их в конюшню вернуть.

Мы завели лошадей в конюшню и вернулись во двор. За ноги оттащили убитых в тёмный угол. Я всмотрелся в лицо убитого — узкие глаза, усы свисают до подбородка. Тоже татарин. Как они здесь оказались? Если бы война началась, нападение татарское, мы бы знали. Только вчера были под Москвой, и никто словом не обмолвился. Да и войск, суеты среди населения не наблюдалось — уж я бы заметил. Главный вопрос — сколько их? И что им надо?

— Федька, давай — заходи с главного входа. Надо поглядеть — почему обслуги и постояльцев не видно.

Федька опрометью метнулся к двери, приоткрыл её, прислушался и проник в трактир. Я стоял за углом, в тени дома. Никого нигде не было видно. Может, это залётная шайка татарская? Почему они так далеко зашли, почему тактика странная? Обычно они налетали с визгом и шумом, окружали усадьбу — скрываться, тихушничать и не думали. Наоборот — напугать, подавить моральный дух, сломить сопротивление жителей, захватив при этом пленных, — вот их любимая тактика.

Из дома вынырнул Федька.

— Боярин, в доме — никого.

— Как — никого, куда же они делись?

— Ой, извини, не так сказал. Живых никого, все убиты. Кровищи везде полно. И слуги, и постояльцы убиты. Похоже — во сне зарезаны.

Час от часу не легче. Какие-то татары странные. А может, и не татары это вовсе? Также выглядят те же ногаи, башкиры и некоторые другие степные народы.

— Федя, залезь на крышу конюшни и посмотри, что за забором делается. Не нравится мне эта тишина. Или они только вчетвером напали?

— Сделаю, боярин.

Федька исчез и минут через пятнадцать появился рядом со мной.

— Перед воротами верёвку поперёк дороги натянули, двоих сам видел. Может, и ещё кто есть, так темно, не видно ничего.

Так я и предполагал. Не могут они без пакостей мирно жить.

— Федя, давай так. Ты снова лезешь справа, со стороны конюшни, я — слева, от подклетей. Заходим им сзади, по моему сигналу нападаем и рубим.

— Каков сигнал?

— Крякну уточкой.

— И стрелу в бок получишь. Ты что, боярин, какая уточка ночью крякает? Тогда уж филином ухни — самая что ни на есть ночная птица.

Я признался, что не умею. Федька вызвался крикнуть филином сам. На том и порешили.

Я полез на подклети для продуктов слева от постоялого двора, Федька полез на крышу конюшни. Я перелез через крышу, повис на руках, спрыгнул на землю. Прижался к забору, двинулся в сторону ворот. До смутно мелькающих теней было метров семь-восемь.

Я медленно стал вытаскивать саблю, потом передумал, взял в руку кистень. Надо оглушить и попытаться взять пленного. Убить, напав сзади — просто, но важнее выяснить — кто такие и сколько их. Ну почему не подаёт сигнал Федька?

Что-то ухнуло поодаль — наверное, это и есть крик филина. Я лично никогда не слышал крика этой ночной птицы.

Я выскочил из-за угла забора, в три прыжка оказался за спиной противника и метнул в него грузик кистеня. Послышался тупой звук удара, и враг упал. Я расстегнул на нём пояс, перевернул его на живот и связал ремнём руки. Так спокойнее.

Из темноты возник Федька.

— Ты как, барин?

— Пленного вяжу.

— А я своего прирезал, — с гордостью сообщил холоп.