Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник) - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Роза бросилась бежать так поспешно, что забыла вернуть Корнелису три луковицы черного тюльпана.
XVI. Учитель и ученица
Как мы уже убедились, дядюшка Грифиус был весьма далек от того, чтобы разделять благосклонность своей дочери к крестнику Корнелиса де Витта.
В Левештейне было всего пятеро заключенных, так что работа тюремщика особых трудностей не представляла, это было нечто вроде синекуры, пожалованной ему на старости лет.
Но достойный служака, пылая рвением, как только мог раздувал возложенную на него миссию, употребляя для этого все силы своей фантазии. Корнелис в его глазах приобрел гигантские масштабы первоклассного, выдающегося преступника. Поэтому он стал восприниматься и как самый опасный из заключенных. Грифиус следил за каждым его шагом, обращался к нему не иначе, как состроив гневную физиономию, вынуждая узника нести все тяготы за то, что он именовал ужасным бунтом против милосердного штатгальтера.
Бдительный страж заходил в камеру ван Берле по три раза на дню, рассчитывая застать злодея врасплох за чем-либо недозволенным, но Корнелис отказался от переписки с тех пор, как его корреспондентка обосновалась здесь и всегда была под рукой. Возможно даже, если бы ему дали полную свободу и разрешение удалиться, куда ему заблагорассудится, он предпочел бы тюрьму с Розой и своими луковичками любому другому обиталищу без луковичек и Розы.
Она же и впрямь не только обещала приходить поболтать со своим милым узником каждый вечер в девять, но и, как мы видели, сдержала слово в первый же из вечеров.
На следующий раз она поднялась к нему, как и накануне, тайком и с такими же предосторожностями. Однако сама себе пообещала не слишком приближать лицо к решетке. И чтобы сразу же завязать серьезный разговор, она начала с того, что сквозь решетку протянула Корнелису три луковицы, по-прежнему завернутые в ту же бумажку.
Но ван Берле, к величайшему удивлению Розы, кончиками пальцев отстранил ее белую ручку.
Молодой человек успел многое обдумать.
– Послушайте меня, – сказал он. – Мне кажется, слишком рискованно все свое состояние прятать в один кошель. Милая Роза, подумайте, ведь мы хотим осуществить предприятие, которое до сих пор считается невозможным: заставить расцвести большой черный тюльпан. Давайте же примем все меры предосторожности, чтобы в случае провала нам не в чем было бы себя упрекнуть. Я прикинул, как надо достигнуть цели.
Роза сосредоточила все свое внимание на том, что собирался сказать ей узник, но не потому, что считала выращивание тюльпана столь важной задачей, а больше из-за того, какое значение придавал всему этому несчастный цветовод.
– Вот как я рассчитал, – продолжал Корнелис, – в чем будут состоять наши совместные усилия в этом великом деле.
– Я слушаю, – кивнула Роза.
– У вас в крепости есть маленький садик, а если нет, какой-нибудь двор или хоть палисадник?
– Здесь великолепный сад, – сказала девушка. – Он тянется вдоль берега Вааля, там множество прекрасных старых деревьев.
– Вы не могли бы, дорогая Роза, принести мне из этого сада немного земли? Я должен ее оценить.
– Завтра же принесу.
– Возьмите горсточку в тени и другую на солнце, чтобы я мог судить о ее сухости и влажности.
– Будьте покойны.
– Когда выберу землю получше, мы ее удобрим, а наши три луковицы разделим: одну возьмете вы, посадите ее в выбранную мной почву, в названный мной день, и тюльпан наверняка расцветет, если вы будете ухаживать за ним, соблюдая мои указания.
– Я с него глаз не спущу.
– Вторую вы дадите мне, я попробую ее вырастить здесь, в камере. Это мне поможет коротать долгие дни, когда я не вижу вас. Признаться, тут я мало надеюсь на успех, так что заранее смотрю на эту несчастную луковичку как на жертву моего эгоизма. Но все же иногда солнце и ко мне заглядывает. Я сделаю все возможное, чтобы искусственно восполнить его недостаток, все средства пущу в ход, использую даже тепло от своей трубки и пепел из нее. И наконец, третью луковицу мы придержим, вернее, вы ее придержите про запас, и она будет нашим последним шансом на случай, если два первых опыта окажутся неудачными. Действуя таким образом, дорогая Роза, мы никоим образом не упустим ста тысяч флоринов вашего приданого и добьемся своей цели.
– Я поняла, – кивнула Роза. – Завтра же принесу вам землю, а вы выберете, какую – себе, какую – мне. Но для вас мне придется носить ее несколько дней, ведь за один раз я не смогу приносить помногу.
– Не беспокойтесь, милая Роза: до поры посадки тюльпанов остается добрый месяц. Как видите, времени у нас достаточно. Но вы будете точно исполнять все мои указания при посадке вашей луковицы, не правда ли?
– Даю вам слово.
– Посадив ее, вы будете сообщать мне все обстоятельства, касающиеся нашего питомца: перемены в атмосфере, следы на дорожке и на грядках. По ночам вы должны прислушиваться, не забредают ли в наш сад кошки. Пара этих злополучных животных испортила две грядки у меня в Дордрехте.
– Я буду держать ухо востро.
– А в лунные ночи… Милое дитя, скажите, у вас есть окно, выходящее в сад?
– Да, в моей спальне.
– Отлично. Лунными ночами вы будете следить, не выползают ли из дыр в заборе крысы. Эти грызуны для луковиц очень опасны, я знавал несчастных тюльпановодов, которые горько упрекали Ноя за то, что он взял в ковчег крысиную пару.
– Я буду присматривать, и если кошки или крысы…
– Превосходно! Надлежит все предусмотреть. И наконец, – продолжал ван Берле, ставший подозрительным с тех пор, как попал в тюрьму, – есть одно животное, которого надобно опасаться еще больше, чем крысы и кота!
– Какое животное?
– Человек! Поймите, дорогая Роза: если иной способен украсть один флорин, рискуя из-за такой малости угодить на каторгу, то в похищении луковицы тюльпана, цена которому сто тысяч флоринов, смысла куда больше.
– В сад не войдет никто, кроме меня.
– Вы можете это обещать?
– Я вам клянусь!
– Хорошо, Роза, спасибо, дорогая моя девочка! О, значит, я вам одной буду обязан всеми моими радостями!
Тут губы ван Берле потянулись к решетке в таком же горячем порыве, как накануне, а потому – ну, и потому, что ей было пора уходить, – Роза отступила от окошка. Но протянула руку.
На ладони этой очаровательной руки, о красоте которой юная кокетка особенно заботилась, лежала луковица.
Корнелис страстно поцеловал кончики пальцев этой руки. Потому ли, что в ней была одна из луковиц большого черного тюльпана? Или потому, что пальцы принадлежали Розе? Разгадывать эту загадку мы предоставляем тем, кто искушен более нас.