Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник) - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому девушке пришлось опереться на окошко, склонив голову над книгой, держа ее левой рукой, а в правой сжимая фонарь и стараясь, чтобы источник света и страница были на одном уровне. Потом Корнелис придумал привязывать фонарь носовым платком к решетке, чтобы дать отдых ее руке. Теперь Роза могла, водя пальцем по книге, следить за буквами и слогами, которые Корнелис показывал своей внимательной ученице, заставляя ее повторять их, а вместо указки вооружившись соломинкой, просунутой через отверстие решетки.
Свет фонаря освещал яркую красоту Розы, ее свежий румянец, глубокую синеву глаз, белокурые косы под потемневшим золотым чепцом – традиционным головным убором фрисландок. От бледно-розовых пальцев ее рук, которые она держала на весу, отливала кровь, они становились прозрачными, словно сами светились, и под их тонкой кожей угадывалась таинственная пульсация жизни.
Под живительным воздействием развитого ума Корнелиса способности Розы быстро раскрывались; когда же что-то казалось слишком трудным, взоры влюбленных самозабвенно сливались, кончики ресниц соприкасались, волосы смешивались, отчего между ними проскакивали электрические искры, способные озарить даже потемки непонятного.
Потом, вернувшись к себе и оставшись одна, Роза повторяла эти уроки чтения в уме, между тем как ее душа, себе в том не признаваясь, тайно штудировала уроки страсти.
Однажды вечером она пришла на полчаса позже обычного.
Подобное опоздание было событием слишком серьезным, чтобы Корнелис не осведомился прежде всего о его причине.
– О, не браните меня, – сказала девушка, – я не виновата. Мой отец завязал в Левештейне знакомство с одним человеком, который часто захаживал к нему в Гааге и просил позволения осмотреть тюрьму. Это добродушный малый, большой друг бутылки, рассказывает смешные истории да к тому же и не скуп.
– А раньше вы с ним не встречались? – спросил Корнелис, несколько удивленный.
– Нет, – отвечала девушка, – но отец вот уже недели две без ума от нового приятеля, который зачастил к нему.
– О! – Корнелис озабоченно покачал головой, ведь теперь любое неожиданное событие могло грозить ему катастрофой. – Это, чего доброго, какой-нибудь соглядатай из тех, кого подсылают в тюрьмы для слежки одновременно и за узниками, и за охраной.
– Не думаю, – возразила Роза с улыбкой. – Если этот добрый человек и шпионит, то не за моим отцом.
– Тогда за кем же?
– К примеру, за мной.
– За вами?
– Почему бы и нет? – Роза рассмеялась.
– Ах да, верно! – вздохнул Корнелис. – Не вечно же ваши поклонники будут оставаться с носом. Этот человек, чего доброго, еще станет вашим мужем, Роза.
– Не могу этого исключать.
– На чем же основана ваша радость?
– Моя радость? Скажите лучше «опасение», господин Корнелис.
– Благодарю вас, Роза, вы правы, конечно, опасение…
– Оно основано на том, что…
– Я слушаю, говорите же.
– Этот человек уже бывал несколько раз в замке Бюйтенхофа, в Гааге, кстати, именно тогда, когда вас туда заточили. Я оттуда уехала – следом уехал и он, я переселилась сюда – и вот он здесь. В Гааге он заявился к нам под предлогом, будто хотел видеть вас.
– Меня?
– О, это был наверняка не более чем предлог. Ведь теперь, когда он мог бы сослаться на ту же причину, коль скоро вы вновь стали узником моего отца или, вернее, он стал вашим тюремщиком, этот тип больше не домогается встречи с вами. Напротив, я вчера слышала, как он говорил отцу, что не знает вас.
– Продолжайте, Роза, прошу вас. Я попытаюсь угадать, что это за человек и чего он хочет.
– Господин Корнелис, а вы уверены, что это не кто-то из ваших друзей, обеспокоенных вашей судьбой?
– У меня нет друзей, Роза. Только моя кормилица. Вы ее знаете, и она знает вас. Увы! Эта бедняжка пришла бы сама, она бы не стала хитрить, а умоляла бы со слезами вашего отца или вас: «Дорогой господин, сказала бы она, или милая барышня, мое дитя здесь, взгляните, в каком я горе, позвольте мне увидеться с ним хоть на часок, и я всю жизнь буду молить за вас Бога!» О нет, – продолжал Корнелис, – у меня в целом свете нет никого, кроме моей доброй кормилицы.
– Значит, все так, как я думала. Тем более, что вчера на закате, когда я рыхлила гряду для вашей луковицы, я заметила тень, проскользнувшую в приоткрытую калитку за кусты бузины и осины. Это был наш гость. Я притворилась, будто его не замечаю. Он прятался и все смотрел, как я копаю землю. Это точно: он меня выслеживал, за мной шпионил. Ни одного удара моих граблей не пропустил, сосчитал каждый комочек земли, до которого я дотронулась.
– О да, да, это влюбленный, – сказал Корнелис. – И что же, он молод? Красив?
Узник жадно вглядывался в лицо Розы, нетерпеливо ожидая ответа.
– Молод, красив?! – вскричала девушка, покатываясь со смеху. – Он сущий урод, тело согнуто крючком, ему около пятидесяти, и он не осмеливается ни посмотреть мне прямо в лицо, ни заговорить в полный голос.
– А зовут его как?
– Якоб Гизелс.
– Не знаю такого.
– Стало быть, сами видите: не ради вас он сюда приходит.
– Во всяком случае, если он вас любит, Роза, что весьма вероятно, ведь увидеть вас – значит полюбить, но вы-то не любите его?
– О, конечно же, нет!
– Вы хотите, чтобы я был спокоен на этот счет?
– Я требую от вас этого.
– Что ж! Скажите, Роза: теперь, когда вы уже немного научились читать, вы сможете прочесть то, что я вам напишу о терзаниях ревности и муках разлуки?
– Если крупными буквами напишете, прочту.
Однако тут девушка почувствовала, что разговор начал принимать слишком волнующий оборот, и спросила:
– Кстати, как себя чувствует ваш тюльпан?
– Только вообразите мою радость! Сегодня утром я рассмотрел его на солнце: осторожно сдвинул слой земли, прикрывающий луковицу, и увидел, что пробился крошечный остренький росток. Ах, Роза, мое сердце таяло от восторга! Эта едва заметная белесоватая почка, которую могла бы надломить крылышком даже пролетающая муха, это свидетельство жизни, почти неосязаемое, взволновало меня больше, чем чтение указа его высочества, вернувшего меня к жизни, остановив топор палача на эшафоте замка Бюйтенхофа.
– Значит, вы надеетесь? – улыбнулась Роза.
– О да, надеюсь!
– А моя луковица? Когда придет время ее сажать?
– В первый же день, когда погода будет благоприятной. Я вам тогда скажу. Но, главное, никого не берите себе в помощники, никому не доверяйте своего секрета. Видите ли, любителю стоит лишь присмотреться к этой луковице достаточно внимательно, чтобы смекнуть, насколько она драгоценна. Но прежде всего, моя обожаемая Роза, берегите, как зеницу ока, третью луковицу – это самое важное.