Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник) - Александр Дюма

А Роза, стало быть, удалилась, прижимая к груди две луковицы. Потому ли она так прижимала их, что это были луковицы большого черного тюльпана, или потому, что ей дал их Корнелис ван Берле?

Как бы там ни было, с этого момента жизнь узника стала отраднее и полнее.

Роза, как мы видели, возвратила ему одну из луковиц.

Каждый вечер она горсть за горстью приносила ему землю из той части сада, где, как он решил, она особенно плодородна. Земля и впрямь была отменная.

Ловко надколов широкий кувшин, Корнелис превратил его в цветочный горшок, наполнил до половины землей и прибавил немного подсушенного речного ила, послужившего великолепной заменой перегноя.

В начале апреля он посадил туда первую луковицу.

Нам не хватит слов, чтобы рассказать, сколько забот, уверток и хитростей Корнелис пускал в ход, чтобы скрыть от Грифиуса радость своей работы. Для философа, заточенного в темницу, полчаса стоят целого столетия мыслей и ощущений.

Что ни вечер, Роза непременно забегала поболтать с ним.

Основной темой их бесед являлись тюльпаны, по которым девушка выслушала полный курс лекций. Но каким бы увлекательным ни был сей сюжет, трудно все-таки вечно толковать только о тюльпанах. Когда же заходила речь о другом, тюльпановод, к величайшему своему удивлению, замечал, как невероятно может расширяться круг тем разговора.

Роза взяла за правило держать свое прелестное лицо не ближе чем в шести дюймах от окошка. С тех пор, как она почувствовала, что дыхание узника даже сквозь решетку может обжигать девичье сердце, очаровательная фрисландка не доверяла самой себе.

Между тем любителя тюльпанов тревожила еще одна вещь, занимавшая его почти так же, как судьба луковичек. Его страшила зависимость Розы от ее отца.

Ведь жизнь ван Берле, ученого доктора, творца причудливых живописных полотен, человека выдающегося, который, по всей вероятности, открыл миру перл творения, что будет, как решено заранее, назван «Rosa Barlænsis», – жизнь и то, что лучше самой жизни, его счастье, зависело от простого каприза другого человека, субъекта самого недалекого, ничтожного тюремщика, чей разум примитивнее, чем замок, который он запирает, а душа жестче, чем дверная щеколда. Он вроде Калибана из шекспировской «Бури» – нечто среднее между человеком и зверем.

Итак, счастье Корнелиса зависело от этого тюремщика: в одно прекрасное утро он мог заскучать в Левештейне, решить, что здешний воздух ему не на пользу, а можжевеловая водка – дрянь, да и покинуть крепость, забрав с собой дочь. Тогда Роза и Корнелис снова будут разлучены. А Бог, устав от чрезмерных забот об этих своих созданиях, может быть, не станет печься о том, чтобы подарить им новую встречу.

– И голуби-странники нам не помогут, – сетовал Корнелис, – вы же, дорогая Роза, не сможете ни прочесть то, что я вам напишу, ни написать мне о том, что у вас на сердце.

– Что ж! – отвечала Роза, в глубине души боявшаяся разлуки так же, как он. – У нас каждый вечер есть час времени. Давайте используем его.

– Но мы, по-моему, и так неплохо его используем, – удивился молодой человек.

– А надо использовать еще лучше, – улыбнулась девушка. – Научите меня читать и писать. Поверьте, я буду прилежной ученицей. Таким образом, мы не расстанемся никогда, если сами того не захотим.

– О, тогда у нас впереди вечность! – воскликнул Корнелис.

Роза, слегка пожав плечами, улыбнулась:

– Думаете, вы навеки останетесь в тюрьме? Его высочество даровал вам жизнь, неужели он не вернет вам свободу? Тогда вы вновь вступите во владение своим добром, верно же? И вы опять станете богачом. Разве вы, богатый и свободный, проезжая мимо верхом или в карете, удостоите взглядом малютку Розу, дочь тюремщика, почти палача?

Корнелис возмущенно вскинулся, хотел запротестовать и, конечно, сделал бы это от чистого сердца, со всей искренностью души, исполненной любви. Но девушка его перебила:

– Как поживает ваш тюльпан? – осведомилась она с улыбкой.

Роза знала: завести речь о его тюльпане – верный способ заставить Корнелиса забыть обо всем, даже о самой Розе.

– Да, в сущности, недурно, – отвечал он. – Кожица чернеет, брожение соков началось, жилки луковицы набухают; через неделю, а то и раньше можно будет наблюдать первые признаки прорастания. А ваш как, Роза?

– О, я взялась за дело всерьез и точно следую вашим указаниям.

– Ну же, Роза, расскажите, что вы сделали? – глаза Корнелиса заблестели почти так же горячо и дыхание участилось почти так же, как в тот вечер, когда его взгляд обжег лицо девушки, а вздох опалил ее сердце.

– Ну, я, – она усмехнулась, в глубине души сравнивая любовь узника к ней и к черному тюльпану, – я поставила дело на широкую ногу. Выбрала на открытом месте поодаль от деревьев и забора площадку, почва там слегка песчаная, скорее влажная, чем сухая, притом рыхлая, без единого камешка. Там я подготовила грядку, такую, как вы описали.

– Хорошо, Роза, хорошо, дальше.

– Земля уже обработана, ждет только вашего сигнала. В первый погожий день, когда вы скажете, я посажу мою луковицу. Но мне нужно сделать это позже, чем вы посадили свою, ведь у меня солнце, свежий воздух, обилие земных соков.

– Верно, все верно! – Корнелис захлопал в ладоши. – Вы хорошая ученица, Роза, и непременно заработаете свои сто тысяч флоринов.

– Не забывайте, – рассмеялась девушка, – что вашей ученице, коль скоро вы меня так называете, надо научиться еще кое-чему, кроме выращивания тюльпанов.

– Да, да, для меня не меньше, чем для вас, важно, чтобы вы научились читать, прекрасная Роза.

– Когда же мы начнем?

– Сейчас.

– Нет, завтра.

– Почему завтра?

– Сегодня отпущенный нам час на исходе, мне пора вас покинуть.

– Уже? Но что мы будем читать?

– О, – сказала Роза, – у меня есть книга, которая, надеюсь, принесет нам счастье.

– Значит, до завтра?

– До завтра.

XVII. Первая луковица

На следующий вечер Роза вернулась с Библией Корнелиса де Витта.

И тотчас между учителем и ученицей разыгралась одна из тех чарующих сцен, что доставляют столько радости романисту, когда ему выпадет счастье их живописать.

Окошко – единственное отверстие, служившее влюбленным для общения, – было расположено слишком высоко, чтобы они, до сей поры привыкшие ограничиваться чтением того, что хотели сказать, по лицам друг друга, могли с удобством читать книгу, которую принесла Роза.

Поэтому девушке пришлось опереться на окошко, склонив голову над книгой, держа ее левой рукой, а в правой сжимая фонарь и стараясь, чтобы источник света и страница были на одном уровне. Потом Корнелис придумал привязывать фонарь носовым платком к решетке, чтобы дать отдых ее руке. Теперь Роза могла, водя пальцем по книге, следить за буквами и слогами, которые Корнелис показывал своей внимательной ученице, заставляя ее повторять их, а вместо указки вооружившись соломинкой, просунутой через отверстие решетки.