Наследник (СИ) - Алексей Кулаков

Взяв в руки адское орудие труда, уменьшенное примерно в сотню раз, и столовый ножик с закругленным кончиком, десятилетний мальчик в два движения отрезал очередной кусочек.

— Н-нет?..

— А про то, что при помощи таких вот ложек древние римляне метали камни?

— Нет?

— Тогда, быть может он упоминал про трезубец, которым в старину воевали греки?

— Неа.

— Ты кушай, кушай!

Без особого интереса ковырнув ложкой остывшую курятину, Иван по примеру брата взял в руки нож, и потянулся к вилке.

— Вот, другое дело. Есть еще двузубая острога на рыбу, стрелы с таким наконечником… И самое главное. Батюшка НАШ за столом использует нож, ложку и вилку, а значит так же должно поступать и нам.

— Ага.

— Вилы же у чертей немного не такие. Я тебе потом как–нибудь их нарисую.

Словно по команде, все присутствующие разом замерли и вытаращили глаза.

— Тем более, ты царевич, значит и за грехи с тебя спрос иной.

— Это как?

— А вот доедай, и узнаешь. Кстати, если пожелаешь, мы с тобой сегодня же сходим в мастерские и попросим сделать нам вилки с четырьмя зубцами. Хочешь? А после полдника с горки покатаемся.

Вместо ответа семилетний хозяин покоев энергично вгрызся в грудку. Окинув кравчих и стольников выразительным взглядом, наследник разом вернул их к жизни — тихонько забренчали, укладываясь в стопку, опустевшие блюда, утащили обратно второй поставец, принесли небольшую бадейку с душистой водой, дабы сполоснуть руки…

«И главное, никто не торопится на выход».

— Доел? Пошли ко мне.

Уходящих царевичей провожало шесть сожалеющих мужских взглядов, да и от идущих позади верховых челядинок тоже прямо–таки волнами исходило любопытство. Зайдя в Переднюю и добравшись до комнаты для занятий, наследник развернулся и вопросительно вздернул бровь, глядя на личную служанку брата — Авдотья тут же дернула ее за рукав, останавливая на пороге Комнаты, и с легким поклоном закрыла дверь.

— Куда?!

Семнадцатилетняя Гликерия досадливо вздохнула, и просительно посмотрела на негласную «хозяйку» покоев.

— Ну интересно ведь! А? Я тихонечко послушаю.

— Даже и не думай, сразу заметит, и прогневается. Или ты оглохнуть хочешь?

Слегка побледневшая девушка от такой перспективы невольно перекрестилась, опасливо уточнив у двадцатилетней «старухи»:

— А что, может?

Тем временем Иван, даже и не предполагая, как тяжко мучается от неудовлетворенного любопытства его служанка, с разбега плюхнулся на ложе старшего брата.

— Смотри.

Четкими штрихами Дмитрий нарисовал на малом листочке бумаги вилы.

— Протыкать ими хорошо. Но ведь чертям надо не проткнуть, а подхватить грешную душу и удержать в котле. Так?

— Так, Митя.

— Значит, вилы должны быть с зубчиками или небольшой перекладинкой — как у остроги, или охотничьей рогатины. На вот, подрисуй, как все должно быть.

— Ага!

Внимательно разглядев и осмыслив рисунок, младший довольно уверенно внес все необходимые поправки.

— Вот. Мы ведь будущие воины, и оружие врага должны знать наперед. Любого врага.

Иван чуть расправил худенькие плечи и горделиво покачал головой: все правильно, брат, они воины. Да! Потом что–то вспомнил, и аж заерзал от нетерпения:

— Митя, а как спрашивают за грехи с царевичей?

Неторопливо свернув исчерканную свинцовым карандашом бумажку и сунув ее за голенище короткого сапожка, наследник внимательно посмотрел на брата.

— То, что я тебе открою, ты сохранишь в тайне. Даже на исповеди — и то нельзя, ни словечка!

— Никому!

Поймав взгляд родной крови, Дмитрий размеренно заговорил:

— Мы потомки Рюрика, природные властители земли Русской. Мне суждено одеть шапку Мономахову, тебе же…

Семилетний мальчик слушал на удивление внимательно.

— Венец великого князя. Для любого простеца убийство есть грех смертный, мы же обязаны изничтожить или обмануть любого ворога, взалкавшего русских земель и люда, их населяющего. Все хорошо, что на благо подданным, и все плохо, что им во вред! Смерть врагов, если она позволила сохранить и приумножить люд православный, дать им какую леготу — не ложится на душу властителя несмываемым грехом. И наоборот, нет ему прощения, если попустит он страдания и нужды подданных своих, не защитит от глада, мора и врагов.

Размашисто перекрестившись, Дмитрий подвел черту:

— Судии государя есть Бог и народ его, а более никто!

Средний из царевичей о чем–то задумался.

— Митя, а врать тоже можно?

— Обмануть врага к пользе народной есть одна из первейших обязанностей государя. Но запомни — для верных подданных его слово тверже булата, и дороже золота. А вообще… Путь властителя пролегает сквозь терновник неведения и ошибок, выросший на бездонной трясине предательства. Неловкое движение приносит боль и поражение, а неверный шаг — смерть.

Глубоко вздохнув, наследник улыбнулся, вызывая у Вани ответный смех.

— Ты хорошо подумаешь над тем, что я тебе сказал. Если появятся вопросы — ты задашь их мне только тогда, когда мы будем наедине. Нельзя, чтобы кто–то узнал НАШУ тайну!

— Да, брат!

— Вот и хорошо. А теперь, если хочешь…

— В мастерские?!

— Ну, я хотел показать тебе одно тайное воинское умение, но раз тебе неинтересно?..

Опять заерзав, Иван торопливо согласился отложить визит в царские мастерские, и даже без малейших напоминаний подтвердил, что помнит главное условие:

— Никому!..

— Тогда ладно. Сядь по–другому, впереди меня. Нет, ноги вот так, а руки вот так. Теперь дыши ровно, и представляй, что между ладошками у тебя висит клубочек тепла.

Мягко положив свои руки на лопатки брата, Дмитрий скользнул ими вниз и вперед, остановив ладони на солнечном сплетении. Затем немного прикрыл глаза:

— Как он подрастает с каждым твоим вздохом, и немножко уменьшается с каждым выдохом…

— Долгих лет, Димитрий Иоаннович!

— И тебе здравствовать, Ефрем.

Один из столяров царских мастерских, отряженный в полное распоряжение государя–наследника, более чем полностью оправдывал свое имя , к своим тридцати годам имея аж восемь сыновей и семь дочек. По этой же причине отличался он редкой старательностью и исполнительностью — поленишься тут, коли девкам приданого целую гору надо, и сыновей в люди вывести, да жену побаловать (себя при этом не забыв).

— Вот, весь урок в точности сполнил.

Десятилетний отрок походил вокруг массивного дубового основания, вырастающих из него двух тумб, попробовал шатнуть станину и довольно кивнул. Пригнулся, что–то проверяя, а затем требовательно протянул руку, в которую понятливый мастеровой почти без паузы вложил небольшой чехольчик.

«Так, размеры… Ага, в порядке».

Протянув толстую нить между двумя бабками будущего токарного станка, Дмитрий еще раз все тщательно перемерил небольшой линеечкой, размеченной аж на двадцать семь сантиметров. Последняя на данный момент (увы и ах!) существовала всего в одном экземпляре, и являлась плодом довольно долгого сотрудничества сразу двух златокузнецов.

— Хорошо.

Повторив все свои действия в отношении готового макета сверлильного (а заодно, если ему улыбнется удача, то и вертикально–фрезерного) станка, старший сын великого государя отметил, совсем не скрывая свое хорошее настроение:

— Очень хорошо!

Расстелив прямо на старательно выглаженной станине большой лист бумаги, и придавив его железком от рубанка и подвернувшимся под руку долотом, царевич провел пальцем по удивительно ровным линиям рисунка:

— Две длинных и ровных рейки. Вот эти детальки…

Подробно объяснив столяру его следующий урок, и проверив, все ли тот правильно понял, Дмитрий еще раз довольно кивнул и вышел из своего личного Особливого амбара, выделенного ему (вместе с охраной оного) по слову царственного отца. Поначалу все смотрели на это дело, как на детскую блажь… Все, кроме работников царских мастерских — уж они–то сразу оценили всю прелесть и удобство новых инструментов и приспособлений, придумываемых царственным отроком буквально на ходу. Один только коловорот с двумя дюжинами сменных насадок чего стоил, разом заменив целую груду привычных, с их намертво приклепанными хвостовиками!.. Или вот, к примеру, неудачно сваренный мастером булат. На саблю такую сталь пускать никак нельзя, разлетится от доброго удара, а на сверла пошла за милое дело. В тех же пушках запальные отверстия теперь вертеть одно сплошное удовольствие — что бронза, что чугун, что медь, сверлу все заедино, прямо как по маслу идет! А литейщикам Бронного приказа оченно по вкусу пришелся деревянный короб с двумя ручками и одним колесом — царевич его тачкой назвал. Ямину под опоку выкапывать, или наоборот, готовое литье раскапывать, так этой тачки лучше и не придумаешь. Один человек за раз тридцать–сорок лопат может увезти!

— Доброго здоровьичка, Димитрий Иванович!