Мы носим лица людей - Тори Ру
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А рядом со мной, едва касаясь плечом плеча, сидит Макс, его тепло проходит сквозь клетчатую ткань наших рукавов и согревает мое испуганное сердце, но огромная волна отчаяния от предстоящей разлуки вот-вот накроет нас с головой.
– Даня, посмотри на меня… – зовет Макс, я чувствую его взгляд на своей щеке.
Поднимаю голову и смотрю в глаза – душа немеет, сердце заходится в судорогах, я умираю…
Макс прижимает меня к себе.
Чувствую, как его пальцы гладят мои волосы, реву в голос, задыхаюсь и всхлипываю, пока не слышу встревоженное:
– Что с ней? – в исполнении троих непосвященных.
– Моя Даня хочет вам что-то сказать, – хрипло говорит Макс и тут же шепчет: – Давай, Даня…
– Ребят, у меня сегодня отвальная… – шмыгаю распухшим носом. – Я уезжаю завтра. Возвращаюсь домой.
Раздается тяжелый вздох, над холмом на несколько долгих секунд повисает ошеломленная тишина, и только пришедшее на чей-то телефон оповещение выводит нас всех из ступора.
– Чувак, но ведь ты же живешь не на другой планете! – с показной бодростью провозглашает Ли. – Будем дружить школами!
Агния и Ротен с энтузиазмом поддакивают и кивают, а Макс из-за моей спины объявляет:
– Простите, что прерываю, чуваки, но у меня срочная новость! – Он выдерживает театральную паузу. – Мы все же раскололи чью-то золотую броню из сытости и пофигизма. Недостающие три миллиона набраны!
Мы вскакиваем, кричим дурными голосами, обнимаемся и носимся по холму. Я радуюсь больше всех, потому что броня, которую они раскололи, очень долго была моей.
* * *Возле старых домов, похожих, словно братья-близнецы, наши дороги расходятся.
Под призрачным светом фонаря мы – пятеро в стремных шапочках, дебильно улыбаясь и корча рожи, делаем селфи на древний смартфон Макса. Никому не показав получившейся фотки, он быстро прячет смартфон в карман.
Отсчет в часах завершается, подошло время попрощаться с друзьями.
– Я не очень хорошо тебя знаю, но думаю, что ты классная! – Агния нарушает тишину первой, обнимает меня и косится на Макса. – И на всю голову отмороженная!
– Насчет большой любви… Даня, чувак, это ты меня сглазила! – шепчет Ли и целует меня в щеку.
– Обрушь силу своего любовного сглаза и на меня, – ухмыляется Ротен и оставляет на память о себе крепкое рукопожатие.
– Будет сделано! – подмигиваю я.
Мы растерянно топчемся, прячем выступившие слезы – снова никто не решается первым сделать шаг к расставанию.
Агния решительно берет Ли под руку и тянет за собой. Помахав напоследок, в темноту отступает и Ротен.
– И Кому сглазь… – Ли оглядывается и бросает на меня долгий взгляд.
– Да уже! Когда мне стукнет восемнадцать, я на ней женюсь! – психует Макс и тащит меня за руку в направлении бабушкиного подъезда.
* * *За поздним ужином бабушка несколько раз подкладывает в наши старые общепитовские тарелки горячие котлеты, старательно прячет глаза и рано ложится спать, сославшись на мигрень.
Потом я с упорством маньяка укладываю шмотки в чемоданы.
Растерянный и бледный Макс сидит на полу рядом и подает мне вещи, но не сразу выпускает их из рук…
К полуночи иссякают разговоры ни о чем и глупые шутки, и отчаянная безнадега полностью занимает наши умы. С щелчком запираю багаж в недрах последнего чемодана, делаю дозвон на телефон Макса, он сохраняет мой номер, молча выходит из комнаты и притворяет за собой дверь.
Я остаюсь наедине со своими луивитоновскими безвкусными монстрами, плечи которых серебрит лунный свет. И наедине со своими мыслями.
Дом, милый дом… Там меня ждет расплата за все: за брошенную в грязи машину, за похищенные грязные деньги отца и выпивку из его бара.
Там меня дожидаются придирки и вопли Насти, ужимки Марты и Оли…
Пустые, открытые просто так глаза, которым все равно куда смотреть.
Там, дома, не будет тепла.
Дверь тихо открывается, после трех скрипов половиц рядом со мной прогибается кровать.
– А как же бабушка… – тихонько шепчу я.
– Она же не услышит. – Макс меня обнимает. – Да и плевать.
Я утыкаюсь носом в его футболку – эти мгновения повторятся для нас еще очень нескоро…
Его сердце мерно стучит под ухом, перед моими глазами кружится космос, в темные дебри которого я улетаю во сне, до утра пуская слюни в родное плечо.
Глава 43
Летнее утро для жителей рабочего микрорайона началось со звона будильников, ярких солнечных зайчиков, притаившихся на стенах, грохота соседских молотков и перфораторов, шипения воды, урчания кофеварок…
Для нас с Максом оно началось с горячего чая, бутербродов и бабушкиных нотаций – конечно же, утром именно она раздвинула шторы в комнате, где мы мирно спали в обнимку, и увиденное едва снова не стало причиной ее сердечного приступа.
Бутерброды не лезут в глотку – в ожидании звонка от дяди Миши мы молча пялимся на лежащий на белой пластиковой столешнице телефон, бабушкины стенания и взывания к совести проходят фоном, не достигая наших заблудших душ.
Я ковыряю ногтем трещины на пластике и даже не пытаюсь бороться с внезапным приступом ипохондрии – мне кажется, что сейчас у меня и инфаркт, и жар, и обморок, и помутнение рассудка. Рядом, опираясь локтями о стол и уставившись в одну точку, Макс медленно жует бутерброд и периодически давится чаем.
– Когда Даша уедет, я за тебя возьмусь! – грозит бабушка.
– Просто прекрасно… – не поднимая головы, отвечает Макс. – Режим Макаренко активирован.
Я хлопаю ладонью по столу и взвизгиваю так, что ломит виски:
– Ба, пожалуйста, прекрати!!! Давай хотя бы расстанемся по-человечески!
Десять дней на самом дне моей души теплилась надежда, что все происходящее является лишь частью наказания. Даже сейчас я не перестаю надеяться, что бабушка вот-вот улыбнется и позволит мне остаться. Знаю, что этого не произойдет, мне больно, но я продолжаю ждать.