Исцели меня (СИ) - Юнина Наталья

— Почему ты их не хочешь? Не любишь?

— Я не ставлю смыслом своей жизни рождение детей. Кажется, я говорил, что эгоист. Сомневаюсь, что из меня получится хороший отец. Да и мне бы не хотелось делить внимание женщины с ребенком.

— Ты серьезно?!

— Надо было уже вуалировать?

— Не надо ничего вуалировать. Просто это… странно.

— В жизни все меняется, правда. Возможно, через несколько лет мне взбредет в голову обзавестись наследником. Не знаю, — вполне серьезно произносит он. — У меня нет негатива к детям, но и особой любви тоже. Мужчинам в этом плане проще. Отцом можно стать и в шестьдесят.

— Ну да, — задумчиво бурчу себе под нос, пытаясь проанализировать полученную информацию. И еще долго обдумывала бы, если бы не один нюанс — Глеб выдавил крем на свою руку и тут же коснулся моих ног.

— По сути, я помешал девчачьим радостям, и ты не закончила свои спа-процедуры. Я их обязан, как минимум, продолжить. Считай, что я сейчас массажист. Ну или врач.

— Ты — мужчина.

— Врач — вроде как бесполое существо.

— Вроде как. Мне не нравятся врачи мужчины, я предпочитаю иметь дело с женщинами, — совсем недружелюбно произношу я, настороженно смотря за тем, как Глеб ведет ладонями по моим ногам.

Сейчас я точно понимаю почему он не взял плед. Мне уже становится тепло. Просто от того, что горячая волна охватывает мое тело. И сердце отбивает чечетку, стоит мне только опустить взгляд на свои ноги. Точнее на его руки, гладящие мои ноги. Что вообще происходит? Ладно, двинуть в ответ ему ногой я не могу, но ведь… что-то сказать могу. И руки. Руки мне на что? Ну что мне стоит ударить его по ладоням? Ну сделай хоть что-нибудь, Соня.

— Ты копишь во рту слюну, чтобы плюнуть в меня, потому что не можешь ударить ногой? — тихий голос Глеба нарушает внезапно возникшую паузу.

— Не коплю, — шумно сглатываю.

— Но задумываешься об этом, — скорее утверждает, чем спрашивает. Забавно, но здесь он не прав. — Твои вопросы иссякли?

— Не иссякли, — по сути, он ведь не делает ничего плохого или пошлого. Втирает вроде бы как крем и выше коленей меня не касается.

— Ну так спрашивай и можешь для разнообразия перевести взгляд с моих рук на меня.

— Ты когда-нибудь был женат? — перевожу взгляд на его лицо.

— Нет, — без пауз отвечает Глеб, смотря мне в глаза.

— А в телефоне правда твоя кошка? Или это очередное разводилово, как и с женщиной?

— Правда. Мария, между прочим, уже женщина-кошка. Так что я не врал.

— Да неужели? И такие бывают?

— Конечно, бывают.

— И где она сейчас?

— Я же сказал — с моей бабушкой. Не могу ее пока забрать.

— Бабушку? Или Машку?

— Будь добра, никакой Машки. Она — Мария.

— Может еще по имени отчеству ее звать, когда буду тискать?

— Можешь называть ее Мари. И нет, увы, тискать ее у тебя не получится.

— Дай угадаю, ты боишься, что как только ты заберешь ее в дом, все внимание твоей кошки будет направлено на меня? Тогда я скажу тебе, что ты псих.

— Ну если я псих, Соня, тогда и разговаривать надо со мной осторожнее, — поглаживая мои коленки заключает Глеб, при этом подмигивает мне. — На самом деле все проще. Моя Мария — злюка. Она не любит людей и с ними не уживается. Даже с моей бабушкой с большим трудом. Хотя та крайне положительная старушка. Исключение составляют собаки. К ним она, как ни странно, относится положительно. Ну и я. Меня она любит, — могу поклясться, что последнюю фразу Глеб произнес с какой-то… гордостью что ли.

— Дай угадаю, потому что ты ее где-нибудь подобрал?

— Нет. Я ее забрал у своих нехороших знакомых.

— Нехороших?

— Да. Они не могли найти с ней общий язык и хотели вернуть заводчице. Увы, некоторым свойственно сдаваться при любых трудностях. Проще ведь спихнуть. Вот так девятимесячная злюка Мария оказалась у меня.

— Ну да… ты, как оказалось, любитель тяжелых случаев.

— Терпение и труд — все перетрут. Со мной Мари — шелковая, потому что я нашел к ней правильный подход. Хотя было трудно. Кота я ей нашел именно по этой причине.

— По какой?

— Чтобы добрее стала, — усмехается.

— И после кота подобрела?

— Нет. Кот сделал из нее женщину, ей не понравилось, и она его травмировала.

— Шутишь? — не скрывая улыбки выдаю я.

— Нет. Честно, — улыбается в ответ. — Расцарапала его так, что мне пришлось оплачивать его лечение. А потом я ее стерилизовал.

— Тогда стала добрее?

— Тогда стала жирнее, — уже не скрывая смеха, выдает Бестужев. — Пришлось искать к ней другой подход. Любовь и доверие к людям не привил, но меня любит, мне этого хватает.

— А ты любишь? Или это все в качестве эксперимента «как влюбить в себя злюку кошку?»

— Ты не там ищешь ассоциации, Соня. Я люблю свою кошку, если тебе нужен прямой ответ. А вот касательно тебя — потискать без царапин ты ее вряд ли сможешь. Надо искать к ней подход.

— То есть, когда мы переедем в твой дом, мне надо будет опасаться за свое здоровье? — на мой вопрос Глеб… нет, не просто улыбается. Он демонстрирует мне такую улыбку, как будто рекламирует зубную пасту. — И что такого смешного я спросила?!

— Ничего. Просто ты сказала не «если я перееду в твой дом», а «когда мы переедем в твой дом». Что-то нужно продолжать объяснять?

Сказать, что меня взбесило его замечание — ничего не сказать. Но еще больше меня вывело из себя осознание, что я действительно так сказала. И в ответ мне парировать ему нечем. Сказала. Сама сказала, за язык никто не тянул!

Отвожу взгляд от улыбающегося Бестужева на свои ноги и до меня только сейчас доходит, что ладони Глеба вовсе не на моих коленках. Он не просто задрал подол моей сорочки вверх, он гладит мои бедра и… как я этого не заметила? Черт!

Резко накрываю его ладонь двумя руками и сильно ее сжимаю.

— Не надо меня трогать. Убери руку.

— Сонь, ну может хватит, — подается ко мне ближе. Так близко, что между нашими лицами расстояние буквально несколько сантиметров. Я не знаю, что я сейчас испытываю, но то, что мое сердце грохочет как ненормальное — факт. — Я же не делаю тебе ничего плохого, — шепчет, зарываясь одной рукой в мои волосы. Я уже понятия не имею, что плохо, а что хорошо. Но вот то, что сейчас происходит… это странно. Но еще более странно то, что я закрываю глаза, как только понимаю, что его губы касаются моих…

Глава 27

Меня охватывает очередной волной паники, когда до моего сознания доходит, что сейчас происходит. Губы Глеба медленно проходятся по моим губам, скользят к уголку рта и возвращаются обратно. Я нахожусь в какой-то прострации, не отталкиваю, но и не отвечаю. Хуже всего, что сейчас мне не противно, а стыдно. Стыдно от того, что я не знаю, что надо делать в ответ. Целоваться… это ведь должно быть заложено в человеке природой, это же не высшая математика. Должно быть просто. Что-то сродни инстинкту. Вот только на деле — не просто.

Двадцать первый век, в конце концов, столько времени крутиться далеко не в святом бизнесе и не уметь целоваться. Стыдоба. А еще я вдруг четко понимаю, что то, что сейчас пытается делать Глеб — очень похоже на мою единственную и убогую попытку поцеловать Сережу на мое совершеннолетие. Тогда я не задумывалась, как я буду это делать. Ведомая какой-то эйфорией от «взрослости», так же несмело прикасалась к его губам. А он не отвечал… Бестужев, в отличие от меня, совершенно точно знает, что надо делать и как, вот только осторожничает, скорее всего боясь моего отказа. Да, он попросту боится, что я его оттолкну. От этого понимания я вдруг испытываю какое-то… удовлетворение. Человек «бронепоезд» и «невозмутимость» чего-то да боится. Как только до меня доходит эта мысль, Глеб отстраняется от моего лица, но по-прежнему удерживает одной рукой мою голову. Перебирает пальцами все еще невысохшие волосы, вызывая по телу россыпь мурашек. Это однозначно приятно. Вот только глаза открывать почему-то страшно.