Исцели меня (СИ) - Юнина Наталья

— Не знаю, — кряхтя произносит Варя.

— Я тоже. Соня, ты жива? — интересуется уже у меня.

— Нет. Утопла.

— Не дай Боже. Только после первой брачной ночи, — придурок!

— Будь так добр, заткнись и кинь мне простыню. Пожалуйста. А ко мне не подходи, пока я не прикроюсь.

— А знаете почему все так произошло? — напрочь игнорирует мою просьбу, от чего я машинально еще больше спускаюсь вниз. Зато идея распустить волосы — не так уж и плоха. — Потому что не чисты вы мыслями, сестры мои. Греховны ваши помыслы. Очень греховны. Надо очистить ваши грешные души. Кайтесь пока, грешницы.

Гробовое молчание. Варя перестала кряхтеть, а я, кажется, и вовсе не дышу, гипнотизируя взглядом потолок. Что за церковный тон? Да и какие, к черту, греховные помыслы и сестры?

Задать этот вопрос из двух «грешниц» не решился никто. Через несколько секунд послышались шаги и… мы точно остались одни.

— Что это сейчас было? — выныриваю из воды, опираясь на одну руку. — Варя?

— Не знаю. Я думала мне от боли показалось.

— А я тебе говорила, что он ненормальный! Может сектант какой-то?

— Почему секта… ай, — вновь не договаривает Варя.

— Прекрати ползти. Останься на месте. Не оставляй меня одну.

— Он не похож на сектанта.

— А на кого похож?

— На батюшку. Они обычно так говорят.

— У тебя шок от боли? Какой, к черту, батюшка?

— Святой отец или как их там звать. Те, кому каяться надо, — то ли смеясь, то ли плача, произносит Варя.

— Да он такой же святой, как я бегунья. Не неси чушь. И прекрати ползти.

— Прекращаю.

Мы обе синхронно снова затихли. Не знаю, о чем думала Варя, но мне почему-то стало не по себе от того, что он нас бросил «каяться». Да, Бестужева я знаю плохо, но достаточно, чтобы утверждать, что он… неплохой. Но вот как можно было оставить здесь Варю? Ладно я — распариваю кожу, это даже полезно. Но оставить скрюченную от боли девушку на холодном полу — это вопиющая наглость. От мыслей меня отвлекли не только шаги, но и голос «батюшки».

— Очистили себя от греховных помыслов, сестры мои? Больше не будете заказывать стриптизера? — не выдерживаю, выглядываю наружу, напрочь забывая, что он там может увидеть. Это все из-за идиотского стриптизера?

— Не будем, — кряхтит Варя.

— Вы бы, святой отец, сначала свои греховные мысли подчистили, а то так-то у вас невеста имеется, а вы с Марией… в дротики играете. Не находите ли это… как же звать то — блудом. Вот!

— Не нахожу, — улыбаясь, произносит Глеб, при этом приподнимая Варю на… массажный стол. Он ходил за переносным столом? — У нас с Марией чистые помыслы. Аккуратно, Варь. Я не знаю как правильно тебя положить. Но думаю так будет правильнее, чем на мягкую кровать. Врача я набрал. Должен приехать.

— Ой, спасибо вам огромное.

— Пожалуйста, Варя.

Вновь опускаюсь в воду. Знаю, что сейчас Бестужев подойдет ко мне, от чего я сильно зажмуриваю глаза, не забывая крепко держать мочалку. Ну здесь же Варя, ничего он не будет мне делать. От чего же так… стремно?

— Ну что, София Викторовна?

— Не буду.

— Что не будешь?

— Вызывать стриптизера, — нехотя открываю глаза. — Подай, пожалуйста, простыню. Она лежит на стуле. Просто кинь мне ее. Я обернусь, и ты меня вытащишь. Пожалуйста, — вновь повторяю я, кажется, это выглядит жалко.

— А смысл какой в простыне? — окидывает меня взглядом с ног до головы. — Я не очень понимаю.

— Чтобы прикрыться.

— Простыня — белая. Когда она будет мокрая, то все будет и так просвечиваться.

— Дай, пожалуйста.

Глеб ничего не отвечает, но, как ни странно, через несколько секунд кидает мне простыню.

— Первая брачная ночь походу будет в парандже. Надо срочно налаживать контакт. Причем теснее, — прикрыв глаза, произносит Глеб, при этом разминая рукой мышцы шеи. Я же в считанные секунды кое-как завернулась в простыню.

— Я все. Можешь меня поднимать.

— И вот, что бы ты делала без меня, а, Соня? — странно, но почему-то об этом я не задумывалась. А ведь, по сути, у нас совершенно дебильная с Варей ситуация. Что бы я реально делала? Жесть.

— Не знаю, — вполне искренне произношу я, наблюдая за тем, как Глеб снимает часы.

— А я знаю, но озвучивать не буду.

Кажется, он еще помотал головой, когда поднимал не только меня, но и огромную, тяжелую из-за воды простыню.

— Варя, лежи спокойно, я через пару минут приду, — оборачивается со мной на руках Глеб к Варе.

— Хорошо, — чуть улыбаясь, произносит Варя.

— И вот нужен был тебе этот геморрой с простыней? — выйдя из ванной, шепчет мне в ухо Глеб.

— Да, — уверенно произношу я, крепче обхватывая его за шею.

— Теперь я мокрый. Придется раздеться. А одежды у меня с собой нет. Вот оно тебе надо было?

— Надо.

— Если хотела узреть меня обнаженным, так бы и сказала. Мне не жалко, — насмешливо бросает Глеб, открывая ногой дверь в мою спальню, и усаживает меня на край кровати.

— Не волнуйся, я дам тебе свою пижаму. Она тянется. Или, может быть, хочешь сорочку? Она белая. Тоже растянется, — с ехидством в голосе добавляю я, натягивая на себя покрывало.

— Я разберусь, Соня. Обязательно подберу на свой вкус для тебя сорочку и нижнее белье. Хорошая идея, кстати. А пока принесу тебе полотенце.

Бестужев уходит, в очередной раз оставляя за собой слово, а я только спустя несколько секунд замечаю на одной из стен… круг с дротиками. Что за фигня?!

Глава 25

Надо отдать должное Бестужеву. Вернулся он достаточно быстро. И не с одним полотенцем, а с двумя. Вот это прям то, что надо, ибо сидеть укутавшись в мокрую простыню, далеко не самое приятное занятие.

— Спасибо, — берусь за полотенца, но Глеб их не отпускает. Еще и возвышается надо мной. И это неимоверно бесит.

— Пожалуйста.

— Может ты их отпустишь? — поднимаю на него взгляд.

— Может, — наконец отпускает полотенца и отходит в сторону комода. Вместо того, чтобы выйти и оставить меня одну, Бестужев начинает открывать все ящики. — Я не смотрю на тебя, Соня. Пока я выбираю тебе сорочку и белье на свой вкус, ты должна вытереться одним полотенцем, а другим обернуть себя. А когда я снова пойду к Варе — надеть на себя то, что я выбрал, если не хочешь, чтобы это сделал я.

— Я сама выберу себе белье, не надо трогать мои вещи и обращаться со мной как с ребенком. Просто привези мое кресло.

— Это сделаю я и кресло тебе сейчас не нужно. Считай выбор белья — маленькой платой за помощь в ванной. Мне так хочется. А учитывая, что мне не нравится все, что я вижу — белье я выберу быстро. А ты все еще сидишь и смотришь на мою спину. Не тормози, Соня.

Не знаю, что меня больше взбесило, что у меня оказывается некрасивое белье или то, что сейчас я в очень уязвимом положении. Но слова Глеба подействовали вполне эффективно, так, что я начала избавляться от простыни и вытираться полотенцем. Стоит признать, что заворачиваться в мокрую тряпку было глупым решением, сейчас жуть как неприятно сидеть… почти что в луже. Но и без нее не могла.

— Женщина может чувствовать себя уверенной только тогда, когда на ней красивое белье. Подтверди или опровергни это мнение, — врезается в мое сознание голос Глеба. Перевожу на него взгляд, а Бестужев, не стесняясь, крутит в руках мои трусы. Шмальнуть бы в его спину чем-нибудь. Да хоть бы тапком. Так ведь нет ничего под рукой. — Соня?

— Я не чувствовала себя уверенной, когда на мне было красивое белье. А уверенность она или есть, или ее нет. И знаешь что, чхать я хотела на то, что кому-то не нравится мое белье. Я его не для тебя ношу. Захочу и надену страшные трусы, да еще и с дыркой. Понял?

— Тут вроде все белье целое, — усмехаясь, произносит Глеб.

— Специально для тебя я найду с дырками или порву.

— Не стоит. Ты закончила?

— Закончила. Дай мне что-нибудь из одежды и просто выйди отсюда. Имей совесть.

— Имею. Не конфликтуем. Договариваемся. И вполне себе дружим с ней, — опускает рулонные шторы вниз и поворачивается ко мне.