Прокурор Никола - Вячеслав Белоусов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мотоцикл, свирепея от грохота глушителей, раскатываясь, заметался, убыстряя бег, по кругу внутри железобетонной «трубы», бесстрашное живое тело седока слилось воедино с металлическим монстром, и оба они после четвертого или пятого сумасшедшего витка рванулись на стену. Произошло это внезапно, в один миг, и сидящие над импровизированной ареной обалдевшие зрители, замерев в оцепенении, так и оставались немыми, переживая ужас и восторг от развернувшегося на их глазах немыслимого зрелища. Это длилось несколько минут, пока не завизжала пришедшая в себя публика, а Порохов крутил фантастические виражи по стенке под этот неистовый победный рев, сжимая зубы и моля Бога, чтобы не подвел движок машины.
Наконец, насладившись триумфом и не испытывая судьбу больше, он лихо вырулил вниз, обретя вертикальное положение, сделал несколько плавных затухающих витков по земле и, остановив мотоцикл, поднял руки вверх, приветствуя свой успех. Он ликовал, погружаясь до дна в удачу. Он верил в судьбу, и она не подвела его на этот раз!
– А что случилось? – небрежно спросил он Тимоню, когда тот спрыгнул к нему вниз со стены и подбежал обнимать.
– Жорик-то?
Порохов сухо кивнул.
– Да ну его! – отмахнулся тот. – С девахой прощается.
Порохов слез с мотоцикла, выбрался с ним через лаз и, окруженный ликующей толпой пацанов, тихо покатил к стадиону. Долговязый чужак уже отъехал от девушки; покидая стадион, он нацелился на встречу.
Что втемяшилось вдруг в голову Порохову? Что вдруг овладело его сознанием? Он впоследствии и сам объяснить себе толком не мог… Только взял и направил свой мотоцикл в лобовую.
Чужак, заметив его намерение, не сворачивал. Порохов прибавил газу, чужак ответил тем же.
И вот они уже неслись друг другу навстречу по неумолимой прямой, в безумной необъяснимой внезапной ярости отыскивая глаза друг друга. До страшного, смертельного столкновения оставалось метров сто, но ни тот ни другой, не сворачивая, увеличивали скорость.
Что двигало ими? Что заставило решиться на такой поступок? Ни тот ни другой не знал и не думал об этом. Но каждый отчетливо понимал – он не уступит, не отвернет! Это было бы больше, чем трусость. У чужака за спиной была фигурка в розовой кофточке, у Порохова – пацанва. А значит – решения не изменить!
Они потеряли человеческий облик, теперь это были два космических болида, обрекшие себя на ужасную неминуемую гибель.
Бежавшие за Пороховым в ужасе остановились. Тимоня не удержался на ногах, свалился на колени и полз вперед с остекленевшими глазами. Еще мгновение, и два безумца обрушатся друг на друга, разобьются вдребезги.
– Геееоооргиий!.. – это был не крик, а жуткий вой сирены.
И чужак услышал, обернулся к скамейке. Руль в его руках дрогнул. Мотоцикл вильнул. Этого хватило Порохову промчаться мимо, лишь задев жертву локтем. Он сам едва не вылетел с сиденья, чужак, кувыркаясь, полетел в одну сторону, мотоцикл, освободившись, ринулся в другую.
«Убился парень», – усмиряя «ковровца», без мыслей в голове, как в тумане, тихо покатил Порохов кругом по стадиону, возвращаясь назад.
Возле недвижного раскоряченного тела стояла она. Нагнулась, плача. Тонкая, красивая. Беззащитные лопатки на белой спине из-под кофточки лезли в глаза. Чужак шевельнулся, перевернулся с живота на спину. Тяжело охнув, попытался подняться. Она рванулась ему помочь, он, приметив подъехавшего Порохова, криво усмехнулся, отстранил ее, поднялся сам. Все лицо его было залито кровью. Шатаясь, он доплелся до возмущенно тарахтящей «Панонии», поднял мотоцикл, взгромоздился кое-как и, не проронив ни слова, покатил мимо расступившейся толпы, как сквозь траурный строй.
Порохов глянул на незнакомку. Она плакала, пряча лицо в розовый платочек.
– Садись. Домой отвезу, – сказал он.
Она села.
Petit lever[23]
Боронин уже набрал по телефону приемную.
– Максинова мне найдите. Нет, пусть подъедет.
И ткнулся в очередную папку на столе. Перед ним лежала сводка о происшествиях и преступлениях по области.
Но не успел выйти второй секретарь, на пороге отчеканил приветствие генерал.
– Ты что, под дверьми дежуришь? – удивился Боронин, не поздоровавшись. – Сводку вот твою гляжу.
– Дела, Леонид Александрович.
– Вздрагиваю вот, как притрагиваюсь. Уже и боюсь.
– Все нормально, – посочувствовал тот. – Без особых происшествий.
– Ну как же?
– Вы о «санитарах»?
– О них, о них. Иначе вызывал бы я тебя?
– След взяли мои орлы. Думаю, через недельку-другую и…
– Свежо предание. Ты мне о новогодних бандитах перестал рапортовать?
– На дно сели, сволочи, – опустил седую голову генерал.
– Вот и с этими?.. Как вы их обзываете-то теперь?
– «Санитары», Леонид Александрович. В уголовке у меня ребята острые на язык.
– Они бы у тебя в другом месте острыми были!
– След есть.
– Ты и в тот раз докладывал резво.
– Я контроль не снимаю.
– Врачи мне настоящие звонят. О делах «санитаров» каких-то?! Опережают тебя.
– Моисеич плакался?
– Алексея Моисеевича, понятное дело, «санитары» волнуют пуще всего. Но не только он. Ты сам-то вник, кого грабят бандюганы?
– Ну как же!
– Тогда рассказал бы мне. Я все же не последний человек, чтобы сплетнями перебиваться.
– Извините, Леонид Александрович, ради этого, так сказать, и прибыл.
– Ну-ну.
– Сначала, больше месяца назад, они взяли квартиру Шпильмана…
– Это что же?
– Он сам почти месяц молчал, пока не ограбили его знакомого Багритова.
– Наума?
– Заместителя управляющего трестом.
– А чего ж тот?
– И Багритов милицию не вызывал.
– Да что же они!
– Поэтому и бесчинствовали воры!
– Но почему не заявляли?
– Теперь говорят, что запуганы были бандитами.
– Ну чего же бояться? Раз обчистили уже!
– Это у них спрашивали.
– И чего?
– Глазами хлопают. А банда, благодаря их бездействию, – зло засверкал глазами генерал, – бесчинствует до сих пор. За два месяца «санитары» смогли совершить несколько ограблений.
Боронин уперся в Максинова своим холодящим, известным многим взглядом.
– Четыре разбойных нападения, считая последнее, Леонид Александрович, – стушевался генерал. – Без жертв. Но забрали почти все. Жена Шпильмана особенно причитала по бриллиантовому колье. У Багритовых дочек сняли с ушей миллионные серьги…
– Неужели бывают?
Генерал только кивнул головой.
– Марасисяны свои драгоценности в сейфе прятали. Самвел у себя в спальне в стену замуровал. Думал, навечно схоронил. Выдрали вместе со стеной, только дыру оставили.
– А чего же?
– Он ключ не выдал. Сказал, в банке хранит. Ну они ему утюг на живот.
– Это ж надо подумать?
– Да. В больнице отлеживался Самвел. А ключ-то в доме был.
– Был все-таки?
– Так они выдрали сейф и целиком увезли с собой.
– Ты мне скажи!
– О последнем нападении вам Моисеич рассказывал, наверное?
– Ты мне скажи?..
– Последнее самым тяжким оказалось. Не надо было Инессе Самуиловне так себя вести. С бандитами не проходят такие номера. Ей бы тихо, а она на балкон, крик подняла. Боюсь, одним сотрясением мозга не кончится. В реанимации сейчас. Я только что оттуда. Врачи успокоили – в себя скоро прийти должна.
– Ну смотри, Евгений Александрович! – Боронин едва дослушал генерала. – Ты знаешь, как я!.. Как мне!.. Инесса Самуиловна, кстати, правильно себя вела. По-твоему, совсем ни слова не скажи твоим бандюганам?
– Леонид Александрович, – смешался генерал, – почему же мое мнение?..
– Ты знаешь!
– Это хорошо, что только этим обошлось и сам Лео Георгиевич не ввязался. А то бы…
– Ну? Чего замолчал? Договаривай!
– Застрелить могли…
– У них что же? И оружие при себе?
– Было, – кивнул генерал подавленно.
– Это не тот ли милицейский пистолет гуляет? – Боронин налился краской. – Новогодний! Который ты потерял!
– Леонид Александрович!
– Ты не смущайся. Не открещивайся. Твой пистолет. Милицейский, у милиционера твоего отобрали, значит, твой.
– Да кто же его знает? Лео говорит, что грозили. А чей он, кто его знает?
– Твой, твой. Сам успокаивал меня тогда, зимой, когда на милиционера они напали, что другое оружие у них не гуляет.
Максинов, бледнея, молчал.
– Вот, Евгений Александрович, докатились. Людей у нас с тобой с Нового года какая-то банда в страхе держит, а мы все ползаем на карачках, следы отыскиваем.
– Леонид Александрович…
– Молчи! Ты меня знаешь, я терпелив, но всему приходит конец.
– Леонид Александрович…
– Сказано – молчи! Сколько же нам еще трястись?
– Все силы брошены.
– Сколько, я спрашиваю? Только подумай, прежде чем ответишь.
– Леонид Александрович…
– Значит, чуть поумней попадаются бандюганы и тебе не по зубам?
– Хорошо организованная банда. Чувствуется, что руководит умный рецидивист.