Прокурор Никола - Вячеслав Белоусов

Выходит, он, первый секретарь обкома партии, становится врагом передового… Против рекорда выступает. Повесят ему звезду или не повесят, а он уже против пошел. Спутал свое и общественное. Заплутался, выходит… Правильно его Хайса наставлял… Чего он ерепенился?

С другой стороны, замкнутый круг какой-то. Против рекорда ему нельзя. Это вредно. А если за рекорд, то не поймут. А собственно, кто не поймет? Здесь, внизу, с инициативой к нему сами пришли. Он их не подогревал, не учил. Ему себя корить не за что. А что там, наверху, подумают?.. Это уже их дело. Пусть они решение принимают.

Машина выскочила с подъема на бугор. Вот тебе и на! Чего это они здесь?..

Перегораживая всю дорогу, с десяток легковых автомашин – все белые «Волги» – торжественно выстроились в ряд. От них навстречу ему шествовали люди. Все в светлых одеждах.

«Что за праздник?» – даже испугался он.

Впереди директор совхоза и Хайса. И транспарант над ними. Во всю ширину дороги: «Союзный огород! Даешь Родине миллион тонн продукции!»

– Это что такое? Опять Свердлина нет! Вот свалилась напасть на мою голову! Года не работает, а на месте не найти! – начальник следственного отделения Екатерина Михайловна Панова схватилась руками за голову.

– Хорош молодой! На месте не сидит! – капитан милиции Косаревский хохотнул в кулачок. – Землю носом роет.

– Если бы…

– А то?

– Звонил откуда-то. Сказал – фотографии в кримкабинете печатает. Задержится, – Панова сокрушалась. – Уже второй час как! А его нет!

– Врет все.

– Да вы что?

– Влюбился наш сурок смышленый, – Косаревский продолжал балагурить. – Теперь Владимир Кузьмич дни и ночи под окнами своей Джульетты пропадает.

– Мне не до шуток, Андрей Иванович. Из дежурки уже несколько раз звонили. На выезд срочный надо. А Свердлина нет.

– И искать не надо. Не будет его скоро.

– Как так?

– Не будет, и все. Нет его в райотделе.

– Он же звонил?

– Я же сказал – врал.

– Как это – врал? Он – следователь! Офицер! Сегодня его дежурство, в конце концов…

– А вы что же, Екатерина Михайловна, ничего не знаете?

– Что я должна знать?

– Он не простую зазнобу себе отхватил. К дочке прокурора области ключик подобрал. За ней ухлестывает.

– Что?

– Не знали?

– Вранье все это.

– Он обнаглел там, в управе-то. Его прикрывали, прикрывали и нашли выход. К нам в район следователем. С глаз долой и вроде на самостоятельную работу.

– А я смотрю – он в следствии ни бум-бум.

– Прозрели поздновато…

– Да нет. Кто-то мне… что-то…

– Высшее образование имеет. Юридическое.

– Это известно.

– И будущий зять большого человека.

– Ты скажешь! Какой он зять? Брехня все!

– Знаете, где он сейчас?

– Я же говорю… фотографии…

– В институте у Майи Николаевны Игорушкиной, – медленно? со значением произнес следователь Косаревский. – Помогает ей ставить пьесу Николая Васильевича Гоголя с иностранными студентами. У него знания проснулись. В области аглицкого языка.

– Что?

– Если совсем верить – он уже не помогает. Он уже там у них главный режиссер. Ректор кланяется ему за версту. Кстати, «Ревизора» с неграми ставит он к Новому году. Не удивляйтесь, если позовет нас на премьеру. А там и на свою свадьбу с прокурорской дочкой.

– Что вы говорите, Андрюша!..

– Не хотел. Просил он меня молчать до времени, – Косаревский развалился на стуле. – Я и сам не верил. Думал, очередная трепотня. Вы же его знаете…

В кабинете повисла пауза.

– Да ну вас всех! – Панова нервно всколыхнулась. – Брехня сплошная! Вздор!

Косаревский степенно поднялся, прошелся по кабинету, даже руки за спину заложил. Но молчал. Не сказал больше ни слова.

– А кто же у меня на происшествие поедет? – вдруг всплеснула Панова руками. – Два трупа у нас! Старушку с внучком убили…

– Я не знаю теперь.

– Ну вот что! – Панова пришла в себя от всех впечатлений. – Не поспеет Свердлин – вы поедете на место происшествия!

– Чего?

– За своего дружка Отечеству послужите.

– Я свое отдежурил! Сутки оттрубил вчера.

– Ничего с вами не случится, Андрей Иванович. На убийство выехала прокуратура. Мы уже опоздали. Кузенев Геннадий Кузьмич уже там, наверное, со своими.

– Я на убийство никогда не выезжал, – запротестовал следователь. – Это не наши дела. Я не знаю, что там делать.

– А вам и знать ничего не надо. На подхвате будете. В осмотре места происшествия поможете. В опросе соседей. Так, если хотите, – по мелочам.

– Какие мелочи? Сами сказали – два трупа!

– Справитесь! – жестко осекла следователя Панова.

Дверь кабинета приоткрылась. Голова в милицейской фуражке, просунувшись, запричитала:

– Екатерина Михайловна, начальник уезжает! Поедет кто от вас?

– А-а-а! Черт вас всех подери! – выругалась Панова и, схватив заготовленную папку с бумагами, побежала сама на выход.

Когда она утром пришла на работу, в кабинете были оба.

– Здесь, голубчики, – не здороваясь, Панова демонстрировала отчуждение и власть.

– Здравствуйте! – вытянулись, как по команде, и подскочили со стульев.

– Екатерина Михайловна, – лишь она присела, подошел Свердлин, – мне хотелось бы объясниться по вчерашнему инциденту.

– Вы прямо как на приеме у лорда, – съязвила Панова сердито. – Пожалуйста. Объясняйтесь.

– Мне хотелось бы наедине.

– Это почему же? – она хмыкнула. – Наше отделение – одна семья. У меня тайн нет от подчиненных.

– Дело, так сказать, деликатного свойства, – замялся он.

– Да будет вам, Владимир Кузьмич! – оборвала она его. – У меня на службе все вопросы деликатные. Объясняйтесь. Я за вас сама начну, – Панова даже разрумянилась от негодования. – Вчерашний рабочий день прогулял, соврав начальнику следственного отделения майору Пановой… Так?

– В какой-то мере… За исключением последнего, – напрягся Свердлин.

– Предложите свою версию, – отвернулась она и полезла в сейф за бумагами. – Только добавьте, что при этом сорвали все выезды на происшествия.

– На одно. И то не наше…

– Ах, вас уже просветили? – Панова метнула гневный взгляд на сжавшегося Косаревского. – Нашлись защитнички! А вчера совсем другое говорили.

– Екатерина Михайловна, милочка, – заканючил Свердлин.

– Я вам не милочка! – крикнула она.

– Екатерина Михайловна, я уже ему устроил взбучку, – бросился к ней и Косаревский. – Разгильдяй, что там говорить.

– А вы помолчите, – она кипела, как масло на сковородке. – С вас я тоже спрошу! Разболтались! Не сыщики, а братство лентяев.

– Екатерина Михайловна! – Косаревский упал на свой стул, поднял руки вверх. – Я взываю только к объективности.

– Ах! Я к вам еще и пристрастна? – возмутилась она. – Сколько дел вы окончили оба за прошлый месяц?

– Ну…

– Молчите?

– Сплошные вызовы…

– А в этом месяце в суд что-нибудь пошло?

– Меня «санитары» треклятые одолели! – взмолился Косаревский. – Вы от Свердлина мне это дело передали, а там конь не валялся. Потерпевшие хуже арестантов! По повесткам не являются, свидетелей тоже не найти.

– При чем здесь «санитары»! Там опера пусть бегают, Фомкина заставьте работать. Я еще займусь с вами этим! Других дел нет?

– Не успеваю.

– Лентяй вы, Андрей Иванович! Так и признались бы. А вы, уважаемый? – Панова уперлась гневным взором в Свердлина. – Я не нахожу слов!

– А что я?

– Как! – Панова даже задохнулась от гнева. – И вы еще смеете!..

– Не кричите на меня!

– Поглядите на него! Нет! Вы на него поглядите! – Панова, не найдя никого в добровольные свидетели, хотя и обернулась вокруг себя в запале, вопрошала Косаревского. – Два месяца болтается невесть где! Дел не заканчивает! На происшествие ехать – его нет! И лжет к тому же!

– Моя ложь святая.

– Чего? Вы это слышали?

– Вам не понять.

– У начальника управления будете объясняться!

– Бегите! Жалуйтесь! На что еще вы способны?

– Как! – Панова не знала, что говорить, речь ее оборвалась внезапно, красное лицо начало белеть, Косаревский в предвидении молнии и грома нагнулся над столом и даже голову накрыл руками.

Панова, белее мела, отчетливо отчеканила:

– Достать все уголовные дела на стол!

– Чего? – не сразу сообразил Свердлин.

– Дела на стол! – рявкнула Панова так, что люстра в кабинете пережила неприятные мгновения вместе со Свердлиным, который нашкодившим мальчишкой тотчас прыгнул к сейфу, долго не мог попасть ключом в маленькое отверстие. Наконец распахнул дверцу, и на пол насыпалась гора бумаг.

Свердлин растерянно поднялся во весь свой рост над этой бесформенной кучей.

– Вот! – подняла вверх палец правой руки Панова. – Вот! Наслаждайтесь, кто несведущ.

Свердлин понуро молчал, не поднимая красивой головы.

– Видели бы преступники таких следователей!

– Да что вы в самом деле, Екатерина Михайловна? – Свердлин опустился на колени, начал собирать бумаги с пола, засовывать их в сейф. – Что вы меня шпигаете, как школьника?