Doll Хаус. Собиратель кукол - Джулс Пленти

— Сколько их было?

— Семь. — Он утыкается носом мне в плечо и шепчет: — Я отнял семь жизней ради своего удовольствия.

— Все будет хорошо! — прижимаю его горячее, мокрое от слез лицо к груди.

Митчелл сдался. Вся его многоуровневая защита летит к чертям, и я наконец-то касаюсь его. Держу в руках оголенный нерв.

Его плечи сотрясают рыдания, а моя тонкая больничная рубашка стала мокрой от слез. Правильно, Митчелл, доверься мне. Я то, что тебе нужно. Я никогда тебя не оставлю.

— Ты слишком добра ко мне, Бекки, — шепчет он; дыхание обжигает шею. — Прошлой ночью я надеялся, что ты расскажешь обо мне копам, и все будет кончено.

— Тогда они разлучили бы нас с тобой. — Я тоже плачу. Эта мысль меня убивает.

— Девочка моя, мое чудо, — говорит он, утирая мои слезы мокрыми пальцами.

Меня лихорадит. Я горю. Плыву по воздуху. Неважно, что у меня распорот живот. Неважно, что Митчелл — убийца. Единственное, что значимо, — это его взгляд. Теперь я понимаю, насколько ему важна.

Глава 11. The Ocean

Я давно здесь не был. Это моя часовня без стен и пастора, где за мной безмолвно наблюдают единственные люди, при которых я не могу ни слукавить, ни схитрить. Я скучаю по ним. Скучаю каждый день, но навещаю нечасто. Здесь прошлое нагоняет меня, и я становлюсь собой версии десятилетней давности. Вся боль, которую я испытывал тогда, оживает.

Я опускаюсь на колени и смахиваю с таблички мелкий мусор, нанесенный ветром. Лорен и Энджи Блейк. Любимые жена и дочь. Навсегда в наших сердцах.

Мне стыдно было показаться им на глаза. Я смирился с новой жизнью. Затолкал в самый далекий уголок души все присущее нормальному человеку. А потом появилась Бекки, и что-то поменялось. Меня встряхивает электрошокером, когда она слишком близко. Нельзя не восхищаться ее детской непосредственность и чистотой. Хотя, какой она ребенок? Юная девушка, которая вызывает совсем не невинные чувства.

Глажу табличку руками, пальцами полируя каждую буковку.

— Мне так стыдно! Простите меня за том, кем я стал, — шепчу я.

Что бы сделала Лорен, если бы узнала, что я вытворяю? Она бы остановила меня. Лорен не смогла бы любить чудовище. И была бы права. Бекки принимает меня таким, какой я есть. Иногда, мне кажется, что это ненормально. Безусловная любовь. Или безумная? В любом случае я этого не заслуживаю.

— Лорен, я хочу все это прекратить. Прошу вас, дайте мне сил это сделать. Дайте мне сил отказаться от нее ради ее же блага. Я бесконечно устал от всего. И я боюсь, что погублю ее так же, как и вас.

— Кто они тебе были?

Оглядываюсь и вижу Бекки. Запыхавшуюся, с велосипедом в руках. Опять въехала на бронепоезде в самое мое сокровенное. Бесит. Раздражение сменяется благодарностью. Я не один в своем склепе, где только мертвые эмоции. Будит во мне зверя. Радует. Пугает. Дико пугает тем, что подобралась так близко и подчинила себе.

— Шпионила за мной? — спрашиваю, уставившись на нее.

— Типа того, — отвечает, обрушив велосипед на землю. Звонок дзынькает так громко, что, кажется, что мёртвые начнут роптать.

— Так кто они? — спрашивает с напором и буравит взглядом в ожидании ответа.

— Это семья моего друга. Я обещал приглядывать за ними.

— Почему он сам этого не делает?

— Не может. Ему очень сложно сюда приходить.

— Ты всегда врешь мне, Митчелл, — спокойно говорит Бекки.

Выяснение отношений на кладбище. Так в нашем стиле. Если бы на ее месте был кто-то другой, я бы не допустил такого святотатства. Впрочем, Бекки не торопится тянуть из меня жилы расспросами. Не упрекает. Ничего не требует. Она встает на колени рядом со мной, складывает руки в молитвенном жесте и, склонив голову, шепчет что-то. Тоже склоняю голову. Я не молюсь, просто не хочу, чтоб она поняла, насколько я тронут.

Она заканчивает молиться и поднимается на ноги. Я тоже встаю, и Бекки тут же вцепляется в мою руку. Сплетает наши пальцы, желая напомнить, насколько теперь огромна ее роль в моей жизни. Я не готов к этому и аккуратно выворачиваюсь из цепких пальцев.

— Подожди меня в машине, — говорю я мягко.

Она одаривает меня колючим взглядом. Верхняя губа вздрагивает, лицо искажается скорбной гримасой, и Бекки, размазывая слезы по щекам, бежит к машине.

Я достаю из кармана голубого плющевого котенка и оставляю его у надгробия.

— Я люблю вас, — говорю тихо.

Подхватываю с земли велосипед и тащу его к машине. Поездка на велосипеде — это последнее, что ей нужно спустя месяц после аппендэктомии. Тот еще был месяцок. Полный истерик и бессмысленных рывков с ее стороны. Швы дважды расходились, и мне приходилось латать ее заново. Кто бы еще подлатал мои нервы! Бекки требовала внимания. Совершенно не того внимания, которое я готов был ей дать. Не получив желаемого, непременно устраивала истерику, в финале которой грозилась уйти.

— Ты злишься на меня? — спрашивает она. Эмоциональные качели. То плачет, то чувствует себя виноватой, то ластится ко мне.

— Нет, — мотаю головой. — Пристегнись!

— Я же вижу, что да.

— Я злюсь, потому что запретил тебе напрягаться, а ты крутила педали три квартала! — У меня уже нет сил сдерживать раздражение. — Подними футболку! — почти приказываю я.

Она безропотно повинуется. Я отодвигаю пояс джинсов. На плоском животе, в нижней его трети, красуется не слишком аккуратный шрам. Я простукиваю пальцами вокруг него, а потом тщательно пальпирую весь живот.

— Где-нибудь больно?

— Нет! Митчелл, прекрати, — серьезно говорит Бекки. Она перехватывает мою руку, укладывает ее на свою узкую ладонь, а сверху накрывает другой. Ее руки горячие