Репетиции - Владимир Шаров

Березняки были расположены очень удачно — изобилие хорошей пахотной земли, пойменные луга, и как почти везде в Сибири в то время, лес и река со множеством дичи и рыбы. Округа была холмистая и, пожалуй, напоминала приистринские места. Стрельцы привели их сюда уже в начале лета (по малосилию ссыльных сборы были долгими и путь медленным), поднимать новину и сеять было поздно, но они, попав на Кеть, кажется, и не собирались ничего делать. В августе исполнялось тридцать четыре месяца со дня начала их пути в Сибирь, как раз столько времени, сколько Христос ходил, проповедуя, по Палестине, скоро Он должен был взойти на Голгофу, и они были уверены, что мир доживает последние дни. Бедствия, которые они претерпели за эти два с половиной года, были так велики, а их путь, путь учеников и гонителей Христа, по новой Святой земле — России — был так похож на путь, который Он проделал в Палестине, что даже без этих предсказаний и расчетов трудно было не увидеть, что последние времена действительно наступили. Среди тех, кто уцелел и дошел до Кети, были все апостолы, и это ссыльными было понято как еще одно подтверждение, что они не брошены, не забыты и уже скоро.

Пристав и стрельцы, сопровождавшие ссыльных в Березняки, все лето понуждали их рубить избы и расчищать землю под зябь, но ни уговоры, ни сила не действовали. Надзор был слаб, стрельцов меньше десятка, и поселенцы при первой возможности убегали в лес, прятались там и, готовясь принять Христа, снова и снова повторяли свои слова и роли. В том, как они убегали, была какая-то виноватость, было видно, что ссыльные понимают, что то, что заставляют их делать стрельцы и, не сумев заставить, делают сами: строят, пашут — надо и необходимо им, то есть всегда раньше было нужно, необходимо и правильно, но сейчас здесь и лишь для них это стало ненужным, лишним, но ничего ни объяснять, ни сказать стрельцам они не могут. Так что стрельцы, которые все это делают, правы, однако и они, ссыльные, тоже правы, но, пожалуй, стрельцы правы все же больше, потому что правота ссыльных — исключение, а их правота — правило. Эта виноватость была видна и десятнику, и его людям, из-за нее они считали тех, кого привели на Кеть, юродивыми, дурачками, и все же они ждали, что ссыльные им объяснят или проговорятся, почему не строят, не пашут, а уходят. Несмотря на предупреждение воеводы, они хотели этого, но никто говорить с ними и не думал, ссыльные молчали и, как и раньше, едва рассветало, куда-то ускользали, прятались.

Когда они в первый день ушли в лес и пропали, десятник думал, что они бежали, и бежали «с концами», он был очень испуган, боялся, что после строгостей и опал, которые принесла с собой эта партия, ему, когда воевода узнает, что они скрылись, не сносить головы, но к ночи ссыльные неожиданно вернулись, разожгли большие костры и вповалку заснули около них. Он дважды их, спящих, пересчитал, убедился, что собрались все, ни один не ушел, обрадовался и успокоился, получалось, что и вправду, как говорили московские приставы, из этой партии никто не бегал. Тогда же он решил, что лучше, пожалуй, оставить их в покое: пускай не работают, только бы не разбежались. Это было, конечно, разумно, но у него был строжайший наказ хорошо устроить партию, и теперь стрельцам, несмотря на то, что он видел, как они недовольны, пришлось самим и пахать, и рубить избы.

В начале сентября поведение ссыльных меняется: часть их уже понимает, что Христос к ним сейчас не придет и они ждут Его напрасно. По мнению большинства, ошибка была не в том, что срок Его прихода, известный и предсказанный давным-давно, был неправилен уже этой известностью и предсказанностью — ведь что будет и когда будет, человеку знать не дано, — а в выбранной точке отсчета. Многие из них и раньше были уверены, что Христос, второй раз придя на землю, проживет здесь не столько месяцев, сколько, проповедуя, ходил по Палестине, а те же тридцать три года, что и в первый раз. Тридцать три года Он будет бороться с антихристом, и только в 1699-м или 1700-м году настанет срок суда и конец. Их августовская уверенность, что Христос идет и вот-вот будет, была внушена им тем, что все месяцы и годы своей жизни в Сибири они через себя, через свои беды и свою судьбу пытались высчитать назначенный срок, и так как сил у них больше не осталось, не осталось сил жить и ждать, они думали, что уже сейчас начнется, что чаша переполнена и время пришло. Устав, они хотели ускорить приход Христа и отступили от сценария, который был разработан Сертаном и который они вместе с ним репетировали и ставили. Они забыли, что их мало, чтобы принять Христа, что многие умерли и места умерших не заполнены. Если бы Христос и вправду пришел в августе, это бы значило, что роли умерших не нужны, лишние, и, следовательно, Сертан ошибался. Теперь ссыльные поняли, что, торопя Христа, они сами, а не Христос, раздробили и разделили себя на тех, кто необходим и избран, и тех, без кого можно обойтись. Они перестали быть целым, и так же, как себя, они следом разделили Христа — у них получилось, что первые тридцать лет Его жизни на земле, тогда, при начале, в Палестине, тоже были не нужны, ничего не значили и ничего не дали людям.

Осенью 1669 года ссыльные постепенно возвращаются к пониманию, что Господь хочет, чтобы они точно следовали за Сертаном и не отступали от него ни на йоту. Интересно, что те немногие, кто и раньше продолжал хранить Сертану верность, все были из людей, избранных быть около Христа, когда Он родился, знать Христа с первого дня Его жизни на земле, кто первый должен был принять Его и признать. В последующих событиях, в отличие от апостолов, мало кто из них играл важную роль, но и так среди других актеров они были на свой лад аристократами — ведь Христос явился именно им.

Знание, когда Христос придет на землю, и первое (1669 год), и второе (1699 год), исходило от язычников, от волхвов, уверенных, что судьба всего, что есть в мире, раз и навсегда определена и никто и ничего не властен в нем изменить. Господь так же не властен, как и любой человек. Создав мир, Он создал его с начала и до конца, еще тогда, при сотворении, мир был целиком прожит Богом, и то, что сейчас становится нашей жизнью, все то, что было до нас и будет после нас, — лишь замедленное отражение и проигрыш уже происшедшего. Все судьбы не только прожиты, но и написаны, и умеющий читать знает их.

Похоже, нам не трудно понять, почему ссыльные так нуждались и верили в даты; ждать Христа каждый день, каждый час, каждое мгновение и каждый раз снова видеть, что Он не пришел, было невыносимо, и все-таки в их тогдашнем, летом 1669 года, ожидании Христа не было ничего от Сертана, хотя и он, делая постановку, тоже ориентировался на точное число. Для Сертана главным был иной путь понимания, и когда придет Христос, и как придет, путь, основанный на убеждении, что Он придет не раньше и не позже того, как актеры будут готовы не просто повторить то, чему Сертан их учил, но теперь не ему, а Христу, а готовы — одни принять Христа, другие — отвергнуть Его.

Сертан, занимаясь и репетируя с каждым из них отдельно, добивался от каждого его собственной, отдельной готовности принять или не принять Христа; пни же теперь, оставшись одни и канонизировав все его слова, объяснения, указания и таким образом как бы полностью сохранив его, чаще и чаще склонялись к совсем другой версии прихода Христа. Хотя их надежды на 1669 год не оправдались, многие и дальше продолжали считать, что важна не их отдельная внутренняя, а общая готовность мира: мир готов, мир сделал все, чтобы Христос пришел, мир больше не может ждать. Из чего следовало, что приход Христа можно и должно ускорить.

Самым ранним истоком их собственной версии было, как кажется, разделение и размежевание этапа на христиан и евреев. Ноша тех, кому выпало играть евреев, была такова, что христианин не мог и помыслить, чтобы поднять ее, и эта тяжесть рождала уверенность христиан, что евреи не донесут ношу до конца, что они не исполнят то, что им предназначено, и поэтому за ними необходимо следить и быть готовым на все, только бы они не предали, не ушли и не бросили. Тогда в первый раз в их постановке те, кто взял на себя больше, стали меньшими.

В последующие годы такое понимание актерами мира временами затухает, временами снова возобновляется (хотя формально авторитет Сертана непререкаем), пока в итоге ожидание Христа, ожидание Мессии и Спасителя не сводится к борьбе этих двух трактовок его прихода.

Как я уже говорил, с первых чисел сентября ссыльные в Березняках, перестав ждать скорого пришествия Спасителя, начинают работать вместе со стрельцами и дело теперь двигается намного быстрее. До настоящих холодов они успевают поднять зябь и срубить несколько больших изб, в которых — гуртом и без разбора — зимуют. Когда устанавливается санный путь, стрельцы уходят обратно в Енисейск и в Березняках остается один только десятник, назначенный наблюдать за ними.