Сила в доверии. Как создать и не потерять один из самых важных нематериальных активов компании - Сандра Сачер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда же страну охватили эпидемии смертельно опасных заболеваний: туберкулеза, чумы, холеры, полиомиелита, малярии, — и список можно продолжать. Уровень детской смертности составлял 300 человек на каждую тысячу детей[304]. Правительство Мао предприняло первые шаги по созданию системы государственного здравоохранения, включая вакцинацию почти 300 миллионов человек и строительство систем водоснабжения и канализации[305]. Но смерть и болезни все еще носились в воздухе. Что-то нужно было делать.
Маоистское правительство выступило с программой уничтожения «четырех вредителей», а именно мух, комаров, крыс и воробьев. Мухи распространяли тиф и холеру, комары — малярию, а крысы — чуму. (Сегодня ученые утверждают, что крысы не разносят чуму и на крыс возвели напраслину[306].) Воробьи же клюют зерно, с таким трудом выращенное и собранное крестьянами. В тот период ученые считали, что каждый воробей несет ответственность за кражу и поедание примерно 4,5 килограмма зерна в год[307]. Мао решил твердо: с воробьями нужно покончить.
Повсюду появились красочные плакаты, призывающие людей к борьбе с этими четырьмя «врагами народа», в которой участвовали все — от мала до велика. Предприятия, школы и госучреждения проводили конкурсы чистоты и вручали награды тем, кто собрал больше всего мух, комаров, крысиных хвостов или воробьиных тушек[308]. Дети били в кастрюли и тазы, чтобы птицы не могли присесть и отдохнуть. Утомленные воробьи падали с неба на землю[309]. В общей сложности люди собрали 100 миллионов килограммов мух, 11 миллионов килограммов комаров, 1,5 миллиарда крыс и 1 миллиард воробьев[310]. Успех кампании был налицо. Вот только оказался он не столь однозначным.
Выяснилось, что воробьи являются обязательным звеном здоровой экосистемы: они поедают насекомых, в том числе саранчу. Когда птиц не стало, популяция саранчи начала расти как на дрожжах. Полчища насекомых наводнили сельскохозяйственные угодья, уничтожая урожай. В это же время государственные чиновники — из беззаветной преданности делу или из страха — преувеличивали объемы произведенного зерна и даже частично его экспортировали[311]. В совокупности эти меры привели к Великому китайскому голоду, который унес около 45 миллионов жизней[312].
Журналист и писатель Ян Цзишэн пережил голод и больше десяти лет тайно собирал свидетельства, которые позднее привел в своей книге «Надгробие. Великий китайский голод 1958–1962» (запрещенной в Китае). Он вспоминал, как вернулся в родные места, узнав, что его дядя умирает от истощения. Там он увидел ужасную картину: голые поля[313], ни кур, ни собак, кора с деревьев ободрана[314]. «В документах сообщается о нескольких тысячах случаев людоедства… Родители съедали детей. Дети съедали родителей», — рассказывал Ян журналистам NPR в 2012 году[315].
Официальные лица пытались списать голод на стихийные бедствия, например наводнения. Но Ян обнаружил документы статистического бюро за 1958 год, сотрудники которого подтверждали, что «выдавали любые цифры, которых требовало от нас руководство». Из этих отчетов он узнал, что в течение года данные о стихийных бедствиях раздувались, чтобы подкрепить официальные версии[316].
Чиновники пытались скрыть гигантский политико-экономический провал, в том числе крах борьбы с «четырьмя вредителями». Благие намерения привели к чудовищным результатам — гибели миллионов людей. Программа разворачивалась поразительно эффективно: председатель Мао мобилизовал все население, были истреблены миллиарды насекомых, крыс и птиц. Казалось бы, все было сделано суперпрофессионально. Компаниям и правительствам можно лишь мечтать о столь масштабном управлении людьми. Идея была прекрасной: кто бы стал спорить, что улучшить здоровье людей — это благородная цель. Однако непредусмотренные последствия оказались крайне разрушительными. Именно поэтому кампанию борьбы с «четырьмя вредителями» вспоминают как катастрофический провал, несмотря на превосходную реализацию и благие намерения Мао. Выходит, что судить надо по результатам. Особенно когда граница проходит между жизнью и смертью.
Оценка по действиям
Мы совершенно точно судим людей по их поступкам. Как мы говорили в главе 3, множество причин убеждает нас, что некоторым людям нельзя доверять, исходя из одних лишь намерений. Для нас крайне важны результаты действий. Одна моя студентка заметила, что поколение 2000-х даже больше реагирует на последствия, чем на цель. Ее ровесники знают, что им придется иметь дело с унаследованным неравноправием и быстро нарастающими изменениями климата. Если доверие строится изнутри и начинается с мотивации компанией своих клиентов, сотрудников, инвесторов и общественности, последствия можно назвать реализованными на практике мотивами. Если люди страдают от действий компании, доверие начинает пропадать. Они задаются вопросом о компетентности компании и о том, каковы были ее истинные мотивы. Почему она поступала таким образом?
Как упоминалось в главе 3, мы, человеческие существа, жаждем добродетели. Мы мечтаем, чтобы остальные действовали из лучших побуждений. Если мы верим в добрые намерения других людей, то готовы многое им простить. Однако если бы для положительной оценки было достаточно одних благих стремлений, то нас устроила бы и кампания председателя Мао по ликвидации воробьев. Мы же, напротив, приходим от нее в ужас, потому что мыслим прагматично и судим по итогам, а не по притязаниям или эффективности процесса. Мы превозносим добродетель, но глубоко заинтересованы и в ее плодах и порой не отделяем одно от другого. Кажется, что хороших намерений достаточно для хороших последствий, но так получается далеко не всегда.
Стремление к добродетели ради нее самой — одна из центральных идей в истории философии. В Античности об этом писал Аристотель. Философы XVI века, такие как голландский ученый Эразм Роттердамский и английский государственный деятель Томас Мор, много размышляли о могуществе человеческой добродетели, чем заслужили репутацию гуманистов. Вообще-то, они были хорошими друзьями и оба пытались научить сильных мира сего благу добродетели: Эразм написал «Воспитание христианского государя» в 1516-м[317], в том же году была опубликована «Утопия» Томаса Мора. «Утопия» — это мысленный эксперимент, попытка сконструировать вымышленный мир без частной собственности и денег, где каждому доступны все необходимые природные ресурсы[318]. Эразм верил, что образование способно искоренить зло, выявляя лучшее в людях[319]. Мор был убежден, что зло в человеке умиротворяется разумом[320].
Мы, люди, склонны к подобным убеждениям, даже если они выглядят нереалистично в мире, полном порока. Наша история насчитывает немало случаев канонизации тех, кто верил в добродетель во имя добродетели. Мы восхищаемся Томасом Мором,
