Сила в доверии. Как создать и не потерять один из самых важных нематериальных активов компании - Сандра Сачер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В курсе о моральных лидерах я рассказываю о Томасе Море и показываю студентам фильм «Человек на все времена», получивший «Оскар» в 1967 году. Одних это вдохновляет, других приводит в ярость. Мучительно наблюдать за столь харизматичным персонажем, как Томас Мор (особенно в интерпретации британского драматурга Роберта Болта), который погибает, казалось бы, непонятно зачем. Некоторые студенты полагают, что Томаса Мора можно даже считать аморальным: такая приверженность моральным принципам имела тяжелые последствия для его семьи. (Зрелище, когда умные и страстные студенты бурно спорят об аморальности Томаса Мора, того стоит!)
Впрочем, мои студенты затронули очень важную тему последствий, занимающую нас больше, чем мы готовы признать. Это принцип, который осознал и сформулировал Макиавелли, современник Мора и Эразма. Его книга «Государь», написанная в 1513 году, привела британского философа Исайю Берлина (в эссе под метким названием «Оригинальность Макиавелли»[322]) к выводу: подлинный аргумент Макиавелли — причина, по которой его книга выводит из равновесия и остается предметом споров спустя 500 лет, — в том, что мораль «государей» иного рода, чем у остальных. По Макиавелли, на правителя возложена особая обязанность — обеспечить выживание государства. Он полагал, что руководители должны воспитывать не добродетель, как предлагали Эразм и Мор, а видимость добродетели. «Государю нет необходимости обладать всеми названными добродетелями, но есть прямая необходимость выглядеть обладающим ими»[323], — советовал Макиавелли[324]. Иначе говоря, он счел бы, что Мор мог остаться в живых, сохранив добродетельную репутацию. По иронии судьбы практичная и бесцеремонная точка зрения Макиавелли не помогла его собственной видимости добродетели. Наоборот, его имя стало синонимом коварства и злонамеренности. Существует даже названный в его честь критерий — шкала макиавеллизма. Согласно «Психологическому словарю» Американской психологической ассоциации, это степень, в которой «отдельные лица оправдывают, допускают или порицают манипулирование и обман в преследовании материальных и иных целей»[325].
Объединив дополнительные догадки Макиавелли со взглядами гуманистов, мы получаем более полную картину механизмов доверия. Мы можем славить добродетель, но это не означает, что мы закрываем глаза на последствия действий других, невзирая на стоящие за ними хорошие намерения. Макиавелли предупреждает, что руководители порождают ненависть, когда отбирают у своих последователей землю или женщин (мы бы сказали «тех, кого они любят»)[326]. Иными словами, мы начинаем ненавидеть руководителей и не доверять им, когда последствия их действий причиняют нам ущерб.
В главе 3 мы упоминали, что хотим быть уверены в том, что компании руководствуются благородными мотивами. Но это не значит, что благие намерения служат оправданием, если деятельность компании наносит вред. В той же главе мы обсуждали любопытный эксперимент. Исследователи выясняли, как на оценку ущерба влияет информация о случайности и злонамеренности. Напомним, что в ходе эксперимента вымышленный CEO компании, в которой зарплата сотрудников частично зависела от прибыли фирмы, неудачно вкладывал деньги. Если участники думали, что CEO сделал это нарочно, чтобы падение доходов подстегнуло сотрудников к более усердной работе, они оценили вред его действий в 66 баллов (по шкале от 0 до 100). Участники, которым сказали, что CEO рассчитывал улучшить материальное положение сотрудников, оценили ущерб в среднем в 48 баллов.
Мы не знаем, что означают эти 66 баллов для каждого человека, но если сопоставить 66 и 48, то в среднем благие намерения не обнуляют последствия поступка СЕО.
Конечно, этот результат получен в экспериментальном лабораторном исследовании с ограниченным выбором оценки, но он верен и для реального мира. Как он проявляет себя в компаниях и отраслях, мы увидели на конференции Michelin в 2019 году. Мероприятие проходило в Монреале. Обсудить вопросы, касающиеся развития транспорта, собрались руководители бизнеса, правительственных учреждений, ученые и исследователи. Коллективные дискуссии перемежались яркими импровизациями цирковых артистов в вестибюлях и короткими выступлениями местных певцов и танцоров. Среди прочего мы побывали на панельном заседании по проблемам экологической устойчивости в будущем.
Один топ-менеджер крупной нефтегазовой компании рассказывал о планах своей компании в этом направлении. Прекрасное выступление! Он был красноречив, подкован теоретически, сыпал терминами вроде «чистой энергии» и «экологической ответственности» и говорил о том, как его компания предана задачам экологически безопасного развития. Мы радостно кивали его разумным речам и соглашались с целями компании. Вместе с тем было трудно понять, насколько серьезно стоит воспринимать его самого и представленные им планы. В конце концов, судя по базе данных Carbon Majors, 90 компаний несут ответственность за 63% всех выбросов диоксида углерода и метана начиная с 1751 года. При этом на первую двадцатку из этого списка приходится почти 29,5% выбросов[327].
После выступления воцарилось молчание. Потом последовал вежливый вопрос: как компания собирается реализовать свой план экологической устойчивости? Ответ был еще более обнадеживающим. И тут кто-то спросил: «Почему вы считаете, что, зная о вреде, который нанесли ваша и другие компании из вашей отрасли, кто-нибудь поверит хотя бы одному вашему слову?»
К чести менеджера (думаю, никто из нас не хотел бы оказаться на его месте), он быстро нашелся: раз его отрасль оказала такое негативное влияние, ей предстоит в первых рядах возмещать ущерб. Классный ответ, но никого в аудитории, считая и нас, он полностью не удовлетворил. В нашем сознании никакие благие намерения не были способны изгладить последствия вреда в прошлом. Отчасти поэтому к некоторым отраслям отношение более суровое: нелегко доверять человеку из нефтегазовой компании, который говорит о спасении окружающей среды, или представителю табачной индустрии, который заводит речь об охране здоровья. Мы-то знаем, насколько их продукция вредит и отдельным людям, и обществу в целом.
Однако у большинства людей нет четкого представления о внутренних мотивах той или иной компании. На практике наше отношение к бизнесу строится в первую очередь на том, как его деятельность сказывается на нас и нашем окружении. В Boeing убедились, что о хороших намерениях будут судить по результатам действий.
До аварий 737 Max 8 в обществе не было вопросов по поводу добросовестности Boeing как компании. После двух катастроф лайнеров 737 Max 8 в октябре 2018-го и марте 2019-го, когда погибли почти 350 человек, во всех странах мира отказались использовать
