Ожоги сердца - Иван Падерин

— Уже пропал, — ответил Ярцев.

— Почему?

Рустам понял, что Ярцев собирается придумать какую-то версию, отвлекающую внимание всего табора неудачников от существа дела, помог ему найти ответ:

— Завтра аврал на пункте рекламации.

Это была неправда и правда: на пункте рекламации в самом деле по выходным дням скапливалось много машин частных владельцев. Туда комсомольцы-ремонтники разных цехов по субботам и воскресеньям приходили помогать сотрудникам пункта выслушивать претензии и устранять дефекты.

Глава десятая

ДУМЫ О КАЧЕСТВЕ

Шагая вдоль главного конвейера, Ярцев приглядывался к тому, на чем в иное время не останавливал даже беглого внимания. Сейчас его вдруг насторожило, что под ногами торцовая брусчатка — заводской паркет из деревянных плашек. Вышиби одну, вывалится вторая, затем третья… И ноги сами собой заскользили осторожно, как на зыбком льду. Сию же минуту он ощутил, что его провожают долгим взглядом начальники участков, бригадиры и сборщики сразу двух смен — утренней и вечерней. Идет пересменка. Остановись под этими озабоченными взглядами и осудишь себя: нашел время испытывать внимательность людей к своей персоне, когда у них еще не улеглись волнения от вчерашней встряски.

Ярцев шел по вызову начальника ОТК, как было приказано — «доложить результаты выборочной обкатки автомобилей ночного выпуска», — и нес тревожные думы: «А вдруг в автомобилях ночного выпуска затаились аварийные огрехи?.. Их не удалось выявить сегодня на выборочной обкатке, а потом… сколько проклятий пошлет заводу несчастный автолюбитель».

Это и еще что-то неосмысленное, кипящее в груди сдерживало Ярцева от того, чтобы не побежать на вызов начальства, и не позволяло останавливаться. Остановишься, и все захрястнет внутри, ни одного слова не отломишь для выхода наружу. И снова шаг за шагом память возвращала его к событиям вчерашнего дня.

…За три часа до окончания второй смены последнего дня месяца остановился главный конвейер. Остановился по техническим причинам. Наладчики, инженеры, технологи, ремонтники кинулись искать неполадки в электронных блоках «мозгового центра», в звеньях тяговой цепи, в контактах электропроводки, в роликовых опорах подвески. Ищут час, второй. На исходе третий… За эти три часа должны были сойти с конвейера сотни автомобилей, которых не хватало для завершения месячного плана.

Сборщики расходятся понуро, с огорчением и досадой. А чему веселиться, когда остановился и не трогается конвейер? Уходи, не оборачивайся. Уходи и забудь о дополнительных начислениях к зарплате за выполнение плана, за качество… Нет, стойте! Разве можно так? Ведь он не чужой, свой, твой!..

Разумеется, никто не задерживал сборщиков ни в проходных, ни на площадках автобусных остановок. Весть, что остановился главный конвейер, встревожила город так, словно на него уже наползали громадины вечной мерзлоты, возвещая о возвращении ледникового периода. Из горкома партии позвонили в общежития: «Поговорите с рабочими, сборщиками, может, найдутся добровольцы остаться у конвейера, и затем… нельзя допускать, чтобы такой завод не выполнил плана, выбился из графика…» И добровольцы нашлись. Поток сборщиков устремился к заводу. Даже коменданты молодежных общежитий тут появились во главе колонн своих жильцов. Федор Федорович в числе первых. Бледные, встревоженные, будто захлебнулась атака и люди залегли на нейтральной полосе под губительным огнем, а их надо поднять во что бы то ни стало… Поднять!

В девятом часу вечера главный конвейер тронулся! Сборщики спешили наверстать упущенное. К полуночи план был выполнен с превышением на семьдесят машин.

Василий Ярцев понимал, что авральный выпуск автомобилей таит много огрехов, и предложил своей бригаде обкатчиков остаться на площадке сбыта до утра. Летняя ночь короткая. С рассветом начать бы обкатку если не всех, то доброй половины автомобилей. Обычно обкатывали выборочно — пять-шесть из сотни. Члены бригады хмурились, но раз сам бригадир наметил себе десяток для придирчивой обкатки, не отставать же им.

Наступил рассвет. Первый автомобиль из своей десятки Ярцев провел на привычном режиме. Автомобиль не выказал никаких жалоб. Не поверилось. Взял второй. То же самое. Лишь западала педаль сцепления при переключении скоростей; ее придерживала застывшая капля краски на изгибе кронштейна. Устранить ее на площадке сбыта — одна минута.

Третьему автомобилю досталась усложненная трасса. После разгона по гладкой бетонке Ярцев провел его на предельной скорости по стенке испытательного трека, затем бросил на ребристые скосы бетонированной эстакады, оттуда загнал в сухой песок, потом принялся мотать по кругу булыжной мостовой и по «трясучке» — настилу из железобетонных бревен, где трясет так, что весь белый свет дробится на мелкие осколки. Если бы тот, кому достанется этот автомобиль, посмотрел на такую обкатку, то проклял бы трек: «Ведь это может угробить машину и водителя».

После таких встрясок водителю действительно необходим отдых не менее часа, автомобилю — доводка ходовой части. Но этот автомобиль пожаловался только на хлябь в креплении «дворников». Редкий случай. Ярцев сделал пометку в графе мелких неполадок, устранил хлябь и поставил свой штамп на листе контрольной обкатки — «дефектов не обнаружено». Можно было дописать «эталон», но воздержался: нельзя хвалить продукцию авральной сборки, так еще войдет в моду наверстывать простой конвейера за счет энтузиазма сборщиков. Постоянно на этом далеко не уедешь…

Четвертый, пятый, шестой, седьмой автомобили также не дали на обкатке тревожных сигналов, можно отправлять потребителям без зазрения совести. И другие обкатчики оставляли на своих листах такие же отметки. По сравнению с показателями прошлых дней нет резких отклонений, хотя следовало ожидать много минусов.

Ожидать… К тому у Василия Ярцева, как ему казалось, были далеко не зыбкие доводы. Вчера вечером он наблюдал за работой сборщиков на участке, где завершается изоляция салонов кузова от пыли, влаги и шума. Далее идет наведение комфорта. Там и тут — ручной труд: еще не придумали и неизвестно когда придумают такие автоматы, которые умели бы так же чувствовать красоту внутреннего убранства кузова, как чувствует человек.

Сколько в кузове изгибов, углублений, стыков, щелей, шероховатостей и отверстий, которые надо заклеить, заровнять, закрыть, уплотнить надежно и красиво. Выполняют эту работу девушки. Поставь вместо них парней, не выдержат они изнурительной кропотливой однообразности и сурового ритма безостановочного движения конвейера. Не успел сделать одно дело в строгий отрезок времени, будешь делать два или заклинишь весь поток. Но девушки успевают, даже находят время посмотреть на себя в боковое зеркало и поправить прически. Модницы, чародейки. Потому-то и появляются тут «посторонние» из смежных цехов, вроде нет у них других путей к своим станкам и агрегатам.

На укладке жгутов — резиновых уплотнителей ударных дверных проемов кузова — работали девушки, с которыми не первый год дружит Ирина Николаева: две Кати, две Раи, две Гали.

— Забавные девчонки, — рассказывала о них Ирина. — На работе водой не разольешь, а в общежитии цапаются. Всех женихов в шесть языков косят, потому ни одна не может осмелиться сказать о своем выборе: изведут. Разлучить их надо, иначе состарятся в девках.

Так было сказано после первой встречи с ними на комсомольском собрании цеха. Тогда одна из них — Галя, черноглазка, пересмешница, — бойко взглянула на Василия, соразмерила его рост с другими и, покачав головой, чему-то заулыбалась.

— Ревнивые они и чуточку завистливы, но не злые, шутить умеют, — уточнила Ирина после молодежного вечера в городском Дворце культуры, когда Василий рассказал ей, что ее подруги под водительством черноглазки сыграли с ним шутку: в буфете заказали чашечку кофе с конфеткой и, посмеявшись, разбежались в разные стороны.

И вот они у конвейера в часы сверхурочной работы. Две малышки Раи, две рослые Кати работали слишком уж легко. Они, не глядя, присаживались на подножки кузова с двух сторон. В руках у них извивались жгуты из черной резины. Еще мгновение — и жгуты, как заколдованные змеи, послушно вытягивались, ложились в пазы. Две Гали — одна белокурая, другая черноглазка, — на ходу вытесняя подруг, раскидывали вдоль пазов клейкие ленты и, приглаживая их, казалось, без всякого внимания к делу, шаловливо покачивали ногами, будто сидели на скамеечке. «Внимание у них окончательно притупилось, — подумалось тогда Василию. — Все броско получается. А может, привыкли к такой броскости? Привычка привычкой, но кто за них будет перебирать уплотнители, если дорожная пыль начнет душить водителя, а в дождь бросай руль и спасайся под стогом сена?..»