Ожоги сердца - Иван Падерин

Вспыхнули сигналы пятиминутки — короткой паузы с остановкой конвейера. Василий подошел к девчатам, собрался было поговорить с ними о том, что его заботило, но они не дали ему и рта раскрыть. Снова разыграли парня. Начала Галя-черноглазка.

— Ой, Вася, — воскликнула она испуганно, — ты болен… Девчонки, ему очень плохо, зовите неотложку!

— Бедненький, — подтвердила белокурая Галя, — еле на ногах стоит. Возьмите его под руки…

Высокие Кати встали с двух сторон.

— Где шприц, шприц где?! — засуетилась Рая. И вдруг появилась перед Василием с наконечником от шланга для заливки радиаторов. Парень смущенно сделал шаг назад.

— Держать, держать его! — скомандовала Галя-черноглазка. — У него зрачки расширены…

— Девушки, я к вам по-серьезному…

— Мы тоже по-серьезному. Думаешь, только ты один тут серьезный? Вот сейчас проверим плотность швов на твоем пиджаке, отрегулируем притирку дверок, — она показала на рот, — протрем фары с расширенными зрачками, подтянем вкладыши под твоей черепной коробкой, и, глядишь, на следующей пятиминутке появишься тут нормальным человеком. А так стыдно смотреть на тебя. Что в тебе нашла Ирина? Автомобиль с танковой башней на плечах…

Поднялся хохот. От зла Василий не знал, куда повернуться: кажется, смеялся весь цех. Не оглядываясь, он бросился к выходу.

Девушки торжествовали. Галя-черноглазка по-разбойничьи засвистела вслед. Вот и поговори с такими. «А может, все не так? Не слишком ли много ты думаешь о себе? Ведь не один ты до боли в голове озабочен делами завода», — сказал себе Василий, садясь за руль девятой машины, которую решил обкатать на испытательном полигоне.

Испытательный полигон построен по проекту и под наблюдением главного инженера завода Евгения Артемьева. Он будто нарочно, в назидание потомству собрал сюда все самые отвратительные для автомобилистов дорожные уродства — ухабы, канавы, рытвины, размытые взвозы, крутые каменистые повороты, перепаханные проселки, выбоины на асфальте — и заковал их в бетон, навечно: дескать, смотрите, со временем этот полигон будет музеем былых автомобильных дорог. Мало того, невдалеке разместились три камеры «пыток» автомобилей: одна — морозильник с якутским, до пятидесяти градусов, морозом, другая — пыльник с горячими песками и въедливой пылью, какие можно встретить только среди ползучих барханов и в знойной степи черных земель, третья — водоструйка с имитацией вихревых ливней, какие бывают, кажется, только в индийских тропиках. Пока ведешь новенький автомобиль по всем закоулкам этого полигона, представляется, будто побывал во всех концах света, в забытых богом уголках.

И все это нагорожено против легкового автомобиля с комфортабельным салоном, с изящной облицовкой, ажурным кузовом из стекла и тонкого проката под полировкой нежных красок. Умышленная компрометация продукции завода или самонаказание придумал себе главный инженер таким сооружением. Ведь первая и вторая модели выпускаемых здесь автомобилей вымотали из него столько сил, что он не может их считать чужими, они живут в нем и причиняют ему боль каждым сигналом из пунктов рекламации. Кто не помнит, как главный инженер неделями пропадал у наладчиков агрегатов изготовления деталей передней подвески? Ночами туда прибегал с чертежами и микрометром — сверял точность регулировки механизмов. А распределительный вал довел его до того, что прямо из цеха увезли в больницу — переутомление.

Василий Ярцев знал главного инженера еще до строительства этого полигона. Сравнительно молодой, лет сорока двух, ростом чуть ниже генерального директора. Тот высокий, сухой и на слова скуп, а этот гибкий и разговорчивый. Когда они стоят рядом, то можно подумать — волейболисты из одной команды: один мягко и точно подкидывает мяч над сеткой, другой коротким и резким ударом завершает победный бросок.

На стажировке в Турине Василий Ярцев почти целый месяц возил главного инженера на разных машинах фирмы «Фиат» и рассмотрел его издали и вблизи. Привлекательный человек. С энциклопедическими знаниями автомобильного дела. Итальянцы называли его «инженер-универсал», допытывались, кто его родители, где он получил образование, кто учит его говорить на итальянском языке. Искали в нем что-то общее с собой. Их еще трудно убедить, что в нашей стране способным людям все доступно независимо от способностей дедушек и бабушек.

Как-то Евгений Артемьев пригласил Василия Ярцева в электронно-вычислительный центр автоматических линий. Продолговатый зал. На одной стене закреплены панельные щиты с неисчислимым количеством мизерных лампочек, на другой — пульты управления с множеством кнопок, тумблеров и разных рубильников. К приходу русского инженера хозяева включили все схемы — морально устаревшие, новые, новейшие. Попробуй разберись и оцени, какая тебя не обманет, когда перед глазами мелькают светящиеся пунктиры, разбрасывая в разные стороны световую пыль, как Млечный Путь на небе, где, говорят, сам бог заблудился и покинул то царство с огорчением. Уйдешь отсюда и ты, русский инженер, со своим помощником без ясного понимания того, что тут происходит. Все мельтешит, ослепляет, искрится, хоть закрывай глаза и наугад показывай пальцем — вот это нам подойдет…

Нет, Евгений Артемьев попросил отключить одну схему, вторую и, когда на щитах остались только две пунктирные линии, стал следить за цифрами, которые выдавались счетными машинами на пульт управления ведущего инженера. Третью схему выключать не стали — она отражала действительное положение дел на работающих автоматических линиях.

— Вот эта схема заслуживает внимания, — сказал он по-русски Ярцеву.

Итальянцы обменялись короткими улыбками, не скрывая удивления. Евгений Артемьев тоже улыбнулся, ощупывая их искристым взглядом с прищуром: дескать, я тут не один, со мной еще помощник, в конечном счете качество работы автоматических линий и схем, которые мы выберем сегодня, будут оценивать они — водители автомобилей.

…После пробного пуска первой линии приступили к сборке автомобилей. Все шло нормально. По установившейся в мировой практике традиции автостроителей первые машины новых заводов красятся под цвет флага той страны или республики, где построен завод. В данном случае речь шла о цветах флага РСФСР. Обер — шеф-монтажник покрасочных камер, специалист из Франции — неожиданно выразил недоумение: почему не предупредили его заранее, что первые машины, собираемые из туринских деталей, следует покрывать эмалью двух цветов — красной и синей?

— А сколько лет вы преуспеваете в автомобильной промышленности? — спросил его главный инженер.

— Замена распылителей требует десять — двенадцать часов, — ответил тот.

— Два часа. Или вы признаетесь в несовершенстве монтажа агрегатов. Пишите…

— О, нет, нет, это жестоко! Прошу три часа, — взмолился шеф-монтажник.

— Никакой жестокости, — поправил его главный инженер и, тут же развернув схему монтажа, объяснил, как и каким путем следует подключить распылители с красной и синей эмалью. — Для поправки потребуется всего полтора часа. Если вы не уложитесь в это время, мы сами сделаем за вас…

Через два часа были покрашены два кузова синей, четыре — красной эмалью.

Так шесть первых автомобилей вышли из ворот завода развернутым флагом Российской Федерации. Тот момент Василий Ярцев не забудет до конца жизни: он сидел за рулем синей машины, что была поставлена справа в первой шеренге, и ему казалось, у него в руках не руль, а древко знамени. Разве забудешь такое! При этом ему каждый раз видится то улыбчивое, то задумчивое лицо главного инженера, его карие глаза, взгляд то суровый, то мягкий. В нем будто два Артемьевых. Один — добрый, внимательный главный инженер, другой — тоже главный инженер, но неуживчив с первым, потому непонятен своей загадочной суровостью.

Двойственность виделась Василию Ярцеву всякий раз, когда вел на испытательный полигон автомобили, собранные из деталей и узлов родного крутоярского завода. И вдруг, после встречи с девушками-пересмешницами, забылись думы о суровости главного инженера. Обкатав восемь машин из авральной серии на треке, девятую повел на полигон в зону «пыток». Теперь его привлекали водоструйная и пыльная камеры.

— Не жалей талька, дай сажную пыль, — сказал он мотористу, раскинув на спинке кресла свой чистый носовой платок, и подумал: «Наверное, девчатам будет не до смеха, когда увидят сажу на платке».

И когда завыли, загудели моторы, когда, казалось, через стены, через стекла кузова начала просачиваться пыль, Ярцев от досады чертыхнулся: «Все-таки мелочный я человек. Девчат устыдить захотел».

Свистит резина на роликах камеры, наращивает обороты двигатель. Положено три минуты не сбрасывать газ и не давать сигнал «стоп», если в первую минуту пыль не забьет фильтры двигателя и не перехватит дыхание водителя. «Чихать» двигателю обычно приходится на последней минуте. На этот раз все получилось уже после того, как «пыльная буря» в камере утихомирилась. Василий, не глядя на платочек, повел автомобиль в камеру ливней — под водоструйку — не столько для проверки гидроизоляции кузова, сколько для того, чтобы помыть машину и вернуть ее на площадку чистой, будто она не была в пыльной камере.