Ожоги сердца - Иван Падерин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока варили уху и готовили рыбьи шашлыки по рецепту Володи Волкорезова, Рустам спустился к воде полюбоваться Волгой. Хотелось побыть наедине с собой, подумать о своих личных делах: в Чистополе его ждет Фира, бойкая, красивая татарочка, технолог часового завода. Еще до армии подружился с ней. Отец пишет: «Невеста у тебя верная, уже с дипломом, а ты когда получишь? Тебе не положено быть без диплома». Разве можно обмануть такую мечту старика? Она сбудется, обязательно сбудется. Знал бы отец, каких друзей приобрел его сын, не стал бы напоминать об этом с такой тоскливой настойчивостью.
— Абсолямов, Рустам, помоги! — донеслось справа.
Это Булан Буланович конопатит дырявую лодку. Не лодка, а корыто с плоским дном. Солидные люди на дюралевых моторках носятся, а этот — главным энергетиком называется — привязал себя к рухляди с гнилым дном…
Вытянули лодку на песок. Тяжеленная, и дыры в боках — мышь проскочит. Принялись конопатить.
— Утопит вас эта лодка, Булан Буланыч, непременно утопит, как пить дать, — сказал Рустам и тут же пожалел: показал свою ворчливость перед таким человеком…
Возле бакена на стремнине всплеснулся тревожный крик. До этой минуты там моталась весельная лодка. На ней пели, хохотали, повизгивали какие-то девчонки. Мимо промчался шлюзовой буксир. Волна от него всегда бешеная. Она, вероятно, и захлестнула лодку.
Рустам кинулся вдоль берега направо. Там перед заводью болталось несколько дюралевых моторок. Подбежал к одной лодке, к другой, к третьей. Все прикованы к корягам. У каждой цепь с замком. И хозяева не откликаются. Метнулся обратно. Булан Буланович уже успел столкнуть свою душегубку на воду. Возле него кто-то еще крутился с котелком и веслами… Вдвоем собираются тонуть… А там девчонки помощи просят.
— Эх, была не была! — донеслось с обрыва.
Это Мартын Огородников дал о себе знать. Он с разбегу перемахнул через лодку Булана Булановича и был таков, вроде сразу утонул. Вот чем решил он отличиться сегодня! Утонет ведь косматик…
Рустам тоже бросился в воду. Проворный, выносливый, на Каме вырос, в воде — как щука. Размашистыми саженками он довольно быстро шел по течению к стремнине. Там показалась голова Огородникова. Рывок, еще рывок… Вот уже видно горбатое дно перевернутой лодки. Рядом Огородников. Вместе подоспели к девчонкам. Писклявые, видать, не умеют плавать. За лодкой еще три голоса. Один знакомый — Иринки Николаевой. Это она соблазнила девчонок на такую прогулку. Будто нечаянно сюда попала. Ничего себе, придумала шутку, дуреха. Впрочем, ее голос решительный, твердый:
— Не хватать друг друга за руки! Дышите ровно…
На горб перевернутой лодки уже забрался Огородников.
— Мартя! — закричала Ирина и дернула его за ногу. — Слезай!..
Две девчонки успели схватиться за Рустама. Одна за руку, другая обвила шею. Вцепились — не оторвешь. Рустам рассчитывал поднырнуть с ними к корме лодки. Промахнулся: лодку отнесло течением дальше, чем рассчитывал.
Чтобы спасти себя и девчонок, нужно, во-первых, избавиться от их мертвой хватки. Слова не помогли, решил нырнуть поглубже. Удивительно четко слышны всплески воды. Протяжным эхом отдаются людские голоса. Где-то рядом скрипят уключины весел. Дно лодки гремит раскатисто. Каждый стук давит на уши, будто гвозди впиваются в перепонки… Наконец-то, вот оно, дно. Конвульсивный толчок ногами, и Рустам ощутил резкий, неизмеримой силы удар в голову. Все, конец…
…На берегу полыхал костер. Пахло дымом, горелой рыбой и едучим нашатырем. Перед языками пламени стояли полуголые люди, шевелили губами, слов не было слышно. Лица сливались с огнем и расплывались от подбородка до бровей. Дыхание сбивала тошнота. Через рот, нос и, казалось, из ушей выплескивалась полынно-горькая вода.
Рустам приходил в сознание медленно. Слух и зрение приносили в мозг сигналы окружающей действительности. То оглушительный звон и яркие всплески красок, то шубная глухота и давящая на глаза темнота. Наконец стали доноситься обрывки фраз:
— Лодочники будто вымерли.
— Отдыхать приехали, притаились.
— Переписать бы их всех.
— Что это тебе даст: спасение утопающих — дело самих утопающих.
Кто говорит, по голосу не узнать. Кажется, Огородников. Кого он оправдывает?
Снова наступает глухота. Возле покойников разговаривают шепотом. Неужели?.. Нет, опять обрывки фраз:
— Я за волосы ее тянул…
— Слышали, как Полина кричала: «Витя тонет, Витя!»? А тонул Рустам.
— Как он махнул мимо лодки! Булан Буланыч на веслах не мог угнаться за ним. Проворный.
— Вот тебе и проворный! Слава богу, на отмели в дно лодки головой ткнулся.
— Может, у него сотрясение!
Вот этого, кажется, больше всего испугался Рустам. И только спустя еще полчаса или час наступило прояснение. Глаза четко видят лица товарищей, хорошо слышны голоса. Костер яркий, светло, как днем. Рядом перед глазами Афоня Яманов, потный, на очках испарина. К самому лицу склонилась Полина.
— Дыши, Рустамчик, милый, дыши во всю грудь.
— Дышу, — ответил Рустам.
— Вот молодец! — сказала она, чуть не плача от радости. Галка гладит ее щеки своей ручонкой, еще не понимая, почему надо плакать над дяденькой, который начал дышать.
«Что же случилось? — спросил себя Рустам.
На глаза попалась Ирина. Она стояла возле костра рядом с Ярцевым. Стягивая на груди мокрую кофточку, смотрела себе под ноги. Ей, вероятно, было очень стыдно перед ребятами, перед подружками, которых вовлекла в такую беду.
— А как девчонки? — спросил Рустам.
— Отошли, их откачивали под руководством Беллини. Возле костра отогреваются и все еще икают…
Его окружили Ярцев, Булан Буланович, Володя, Витя, Беллини.
Рустам окинул взглядом товарищей. Вспомнилась перевернутая лодка.
— Сколько было девчат в лодке?
— Семеро, — ответил Володя Волкорезов.
— А скольких вытащили?
— Пятерых Булан Буланыч с Витей на своей душегубке, как ты говорил, на буксир взяли вместе с перевернутой лодкой. Еще один рыбак, Геннадий Борков, помог ему… Вася Ярцев сорвал с замка дюралевую моторку, и мы к тебе подоспели. Ты сам дал знать о себе — головой о дно лодки. Подняли тебя вместе вон с той чернявенькой. За руку твою держалась. И Огородников одну на отмель выволок.
— Где он сейчас, Огородников?
— Да вон он, у костра.
Рустам приподнял голову, чтобы посмотреть на Мартына, затем спросил:
— А как уха, шашлык?
— Уха превратилась в кашу, от шашлыка остались одни угольки.
В темноте затарахтел мотоцикл. Перед костром появился милиционер. За его спиной маячили двое. Один высокий, в плаще, другой пониже, в куртке с блестящими бляшками на груди.
— Кто сорвал лодку с замка? — строго спросил милиционер.
— Я, — ответил Ярцев.
— Пойдемте со мной.
Ярцев успокоил заволновавшегося было Рустама и скрылся в темноте. Туда же отступили те, кто не посмел приблизиться к костру, — вероятно, владельцы дюралевой моторки. О чем они говорили с Ярцевым, никто из ребят уловить не мог, лишь Рустам теперь уже обостренным слухом фиксировал отдельные слова, произнесенные басовитым голосом: «Девушки… ха-ха, спасать… катать на чужих лодках… развратники…»
Эти слова, как казалось Рустаму, сотрясали под ним землю. Ого, вон как поворачивают дело против Ярцева! Но почему он отвечает так тихо, что не слышно его голоса? Надо кричать, возмущаться, обвинять их в том, что притаились, когда надо было спасать девушек.
И, собравшись с силами, Рустам вскочил, кинулся туда, в темноту, выручать друга.
Дело могло обернуться круто. Вслед за Рустамом бросились все, кто был у костра. Несдобровать бы владельцам моторки даже в присутствии милиционера, но Ярцев нашел спокойный ход. Он попросил милиционера перенести разговор на завтра, передал ему свои документы.
— Ну что, кажется, день отдыха пропадает? — спросил Володя Волкорезов.
— Уже пропал, — ответил Ярцев.
— Почему?
Рустам понял, что Ярцев собирается придумать какую-то версию, отвлекающую внимание всего табора неудачников от существа дела, помог ему найти ответ:
— Завтра аврал на пункте рекламации.
Это была неправда и правда: на пункте рекламации в самом деле по выходным дням скапливалось много машин частных владельцев. Туда комсомольцы-ремонтники разных цехов по субботам и воскресеньям приходили помогать сотрудникам пункта выслушивать претензии и устранять дефекты.
Глава десятая
ДУМЫ О КАЧЕСТВЕ
Из записей в девятой тетради 1Шагая вдоль главного конвейера, Ярцев приглядывался к тому, на чем в иное время не останавливал даже беглого внимания. Сейчас его вдруг насторожило, что под ногами торцовая брусчатка — заводской паркет из деревянных плашек. Вышиби одну, вывалится вторая, затем третья… И ноги сами собой заскользили осторожно, как на зыбком льду. Сию же минуту он ощутил, что его провожают долгим взглядом начальники участков, бригадиры и сборщики сразу двух смен — утренней и вечерней. Идет пересменка. Остановись под этими озабоченными взглядами и осудишь себя: нашел время испытывать внимательность людей к своей персоне, когда у них еще не улеглись волнения от вчерашней встряски.