Смертельное наследство - Билл Видал

— Меня не интересуют детали, мистер Аккерман, — твердо сказал Том. Так как терять ему было нечего, он решил разыграть роль раздраженного вкладчика. — Вы должны были перевести деньги в пятницу, но не перевели. Если хотите сохранить мой счет, извольте провести транзакцию сейчас же.

— Сделаю все, что в моих силах, мистер Клейтон. — Том уловил в голосе банкира нервозность. — Я могу перезвонить вам?

— Нет, не можете, — резко ответил Том чуть быстрее, чем следовало, и, поняв это, попытался объясниться: — Сегодня я всю первую половину дня буду в разъездах, так что сам позвоню вам после ленча.

— Как вам будет угодно, мистер Клейтон.

— Коль скоро я до вас дозвонился, — продолжал Том, развивая достигнутый успех, — заявляю вам, что хочу продать двадцать миллионов фунтов по месячному фьючерсному контакту. И по цюрихским ценам, — тут он бросил взгляд на часы, — на двенадцать часов сегодняшнего дня.

— Такого рода сделки вне моей компетенции, мистер Клейтон, — запротестовал Аккерман. — Мне необходимо получить для этого разрешение.

— Ну так получите! — бросил Том. — Как я уже сказал, перезвоню вам после ленча. Так что не подведите меня. — С этими словами он повесил трубку и поспешил в банк.

Аккерман сразу же сообщил об инструкциях, данных ему Клейтоном, доктору Брюггеру, который велел ему подождать и отправился консультироваться к председателю правления.

Доктор Ульм некоторое время постукивал кончиками пальцев по столу, обдумывая, что из всего этого может выйти. Если бы адвокаты из Нью-Йорка считали свои права на счет неоспоримыми, то, будучи юристами, к тому же американскими, давно уже бомбардировали ЮКБ факсами и телефонными звонками.

Кроме того, фьючерская продажа двадцати миллионов фунтов не представляла для банка никакого риска, ибо на депозите у клиента находилось тридцать семь миллионов долларов, то есть намного больше общей суммы сделки. А в том случае, если бы банк не отреагировал незамедлительно на требования вкладчика, в законности которых Ульм практически не сомневался, последствия для финансового учреждения могли оказаться весьма неприятными.

Так что рисковал ЮКБ фактически лишь пятью миллионами долларов, и только в том случае, если в будущем объявится еще один владелец счета, что представлялось Ульму маловероятным. Кроме того, у председателя появился еще один резон поддерживать взаимоотношения с Клейтоном. Он узнал из своих конфиденциальных источников, что в понедельник авуары работодателей Клейтона сократились на пятьсот миллионов фунтов.

Подобные отрывочные сведения, хотя и малозначимые для непосвященного, могли при умелом толковании и использовании принести целое состояние. А уж доктор Ульм умел их использовать, поскольку был умен, скрытен, решителен и не слишком щепетилен. Так, оценивая своего нового клиента, он пришел к выводу, что Клейтон отнюдь не дурак и имеет доступ к закрытой информации. Вряд ли он стал бы рисковать собственными деньгами, если бы не знал тайных ходов своих боссов. Ульм решил, что, начиная с этого дня, будет внимательно следить за маневрами Клейтона и при случае воспользуется полученной информацией, чтобы предпринять собственные действия, не дожидаясь реакции рынка.

Ульм разрешил Брюггеру дать Аккерману «добро» на исполнение обоих указаний Клейтона, а также передал распоряжение Аккерману докладывать ему обо всех транзакциях Клейтона напрямую и лично. Последнее распоряжение Брюггеру, разумеется, понравиться не могло, но Ульма это мало волновало, поскольку сейчас его занимало другое. Вызвав к себе лучших аналитиков банка, он приказал им изыскать всю возможную информацию относительно продаж фунта стерлингов, которые были совершены за последнее время хозяевами банка, где работал Том.

Клейтон и его босс вышли вместе из банка в час пятнадцать дня. Пока они шли вниз по Среднидл-стрит, Гринхольм вел непринужденную, ни к чему не обязывающую беседу. Дождь прекратился, но на дворе по-прежнему было холодно и сыро, и кислые выражения на лицах прохожих наводили на мысль о том, что английская зима вступила в свои права. Они уже пересекли Лиденхолл-маркет, а Том все никак не мог понять, куда его ведут, и тут банкиры подошли к ресторану «Бьюшамп». У входа в заведение стояла очередь, но Люси, как выяснилось, заранее позвонила туда и заказала Гринхольму столик.

— Когда обедаешь здесь, тебе причитается в виде бонуса определенный процент стоимости авиарейса Лондон-Париж, — прошептал Гринхольм, когда официант вел их к столику.

Откровения босса едва не заставили Клейтона рассмеяться в голос. Глава отдела развития заработал за прошлый год более миллиона фунтов, но при всем при том не упускал случая затребовать очередной купон для получения бесплатного авиабилета до Парижа.

Опустившись в кресла, они заказали свежего лобстера, а на вторую перемену — морского окуня. Потом Гринхольм заказал шабли урожая семьдесят девятого года, каковой факт не оставил у Тома никаких сомнений, что сегодня платит банк. И тут Гринхольм перешел к более серьезным вещам:

— Что-то ты меня в последнее время беспокоишь. — Босс обращался к Тому, но продолжал гипнотизировать взглядом кусочек белого хлеба, который намазывал маслом. Потом поднял глаза и добавил: — Ничего не хочешь мне сказать?

Том размышлял о мотивах приглашения на ленч с того момента, когда оно было озвучено. «Таурус», в общем, пока особых тревог не вызывал. Потери, конечно, имелись, но сделка находилась в процессе. С другой стороны, ему не верилось, что Гринхольм пригласил его в ресторан, чтобы побеседовать об афере Клейтона-Ленгленда. По его мнению, если бы дело раскрылось, он сидел бы сейчас в другом месте и, весьма возможно, в наручниках.

Существовало, правда, еще одно объяснение. Приближался конец года, а это время всегда считалось наиболее благоприятным для разговоров о будущих проектах.

Или, быть может, все дело в том, что Клейтону по рабочему телефону позвонил Дик Суини? Согласно правилам, все звонки записывались, чтобы была возможность использовать запись как доказательство при возникновении деловых споров, хотя последнее случалось редко. Игроки уровня Тома вели себя очень профессионально и ошибок практически не допускали. Так что, если разобраться, эти записи в первую очередь служили своего рода профилактикой против некорректного поведения с клиентами и инсайдерских сделок. Но хотя все знали о прослушивании и официально частные разговоры не поощрялись, личная жизнь тем не менее брала свое. И если новички еще стеснялись обсуждать по рабочему телефону домашние дела, то ветеранов прослушка нисколько не пугала. Том по крайней мере довольно часто болтал по рабочему с Кэролайн, и замечаний в этой связи ему до сих пор не делали.

В конце концов Том устал гадать. В сущности, роскошный ленч ничего не значил — вернее, мог означать что угодно. Его могли пригласить в ресторан, чтобы сообщить и об увольнении, и о повышении жалованья.

— Не могли бы вы выразить свою мысль более определенно, Хэл, — мягко произнес Клейтон.

Нельзя сказать, чтобы Гринхольм отличался излишней застенчивостью. Он обладал самоуверенностью человека, достигшего высокого положения, выбившись из низов. Но порой на него что-то находило, и Гринхольм начинал испытывать непонятное смущение, каковое, возможно, было связано с тем, что он не заканчивал особо престижного колледжа и его мучил комплекс неполноценности.

— О’кей. Прежде всего мне бы хотелось сказать, что я очень сожалею о твоем отце. Я тоже недавно потерял отца и знаю…

— Все нормально! — Том не имел ни малейшего желания разговаривать на эту тему с шефом и впускать его в свою личную жизнь. — Считайте, что я уже пережил утрату.

— Как я уже говорил ранее, — продолжил Гринхольм, никак не отреагировав на реплику подчиненного, — ты можешь получить при необходимости небольшой отпуск для устройства личных дел.

Том покачал головой.

— Но если дело не в этом, — Гринхольм наклонился к своему собеседнику, — в чем тогда у тебя проблема?

Прежде чем Клейтон успел ответить, появился официант с вином. Хэл Гринхольм жестом отпустил его, взял бутылку и наполнил бокалы. При этом брови у него все еще изгибались аркой, как если бы он продолжал внутренне задаваться вопросом, который сам же ранее и озвучил. На мгновение Тому показалось, что дело все-таки в Ленгленде и последний во всем сознался. Если причина в этом, оставалось только сожалеть, что он после Цюриха так и не удосужился позвонить Джефу.

— О каких проблемах вы все время толкуете, Хэл?

Гринхольм словно ждал этого вопроса и начал загибать пальцы:

— Первая: если не считать швейцарских фьючерсных контактов, ты за последнее время не заключил ни одной приличной сделки. Вторая: ты часто уходишь с работы раньше времени. Третья: похоже, тебе наплевать на собственный бонус в конце года, а следовательно, и на мой. Четвертая: я думаю, что у тебя серьезные денежные затруднения. Хватит или дальше перечислять? Что вообще с тобой происходит?