1941. Время кровавых псов - Александр Золотько

Отдернул одеяло и лег в постель.

Прикрыл глаза на мгновение, но когда открыл, прямых солнечных лучей в комнате уже не было, а на стуле возле окна сидел комиссар.

— Доброе утро, — сказал Евгений Афанасьевич. — Пора вставать.

Севка молча встал, надел галифе, сапоги.

— Награждать тебя будет генерал-лейтенант, не напутай в звании. Обращаться…

— Я знаю, в мое время все осталось в этом смысле по-прежнему. Товарищ генерал-лейтенант, лейтенант… Я буду под какой фамилией, кстати? — спохватился Севка и замер с гимнастеркой, надетой на руки.

— Залесский, Всеволод Александрович. И да, лейтенант. Не младший политрук, а лейтенант.

— А если спросят…

— Биографию? Генерал не спросит. Он будет награждать почти пять десятков героев. Могут спросить газетчики…

Севка рывком продел голову в воротник.

— Газетчики?

— Непременно. К вам обратятся со стопроцентной гарантией. И даже сфотографируют, имейте в виду. Поэтому не шарахайтесь, пожалуйста. Улыбнулись так не слишком весело, но жизнерадостно, рассказали, не вдаваясь в подробности, как натолкнулись на раненого командира дивизии и пятьдесят километров по вражеским тылам транспортировали его в расположение наших войск. Можете поведать про штыковую… Не каждый день газетчики слышат о том, как командир Красной армии убивает четверых врагов холодным оружием. Просто подвиг казака Крюкова получается…

— Какого казака?

— Неважно, это еще в Первую мировую такая агитка была в царской армии. Когда дойдете до схватки с диверсантом, имейте в виду, вы не комиссара защищали, а пункт подрыва стратегического моста. Расположение моста и название поселка вы что?..

— Не рассказываю, ссылаясь на военную тайну. — Севка надел ремень, перекинул портупею через плечо.

— Там на столе — кобура, — как о чем-то обычном сообщил комиссар. — Ваш «наган».

— Вы даете мне оружие?

— А почему бы мне не дать вам оружие? — удивился комиссар. — Мы с вами так славно поговорили. Еще и Никита по своей инициативе с вами поболтал… Ему показалось, что вы все осознали правильно… Имхо. Я верно использовал это слово?

— Давайте лучше без него. Вы же не хотите, чтобы я кого-то лузером назвал или заорал: «Убей себя ап стену!»

— Что?

— Вот именно, — отмахнулся Севка, взял кобуру и приладил ее на ремень. — Я буду стараться даже мысленно не употреблять «своих» слов. Дай бог, чтобы я снова не сморозил про офицеров.

— Это, пожалуй, правильно. Когда, говорите, вернулись офицеры и погоны?

— После Сталинграда.

— Понял. А когда именно была… будет Сталинградская битва, вы не помните…

— Не помню.

— И ладно. — Комиссар встал со стула. — Пора ехать.

— Евгений Афанасьевич, — неуверенно сказал Севка.

— Что? — комиссар чуть улыбнулся.

— Отчего взорвался тот эшелон с боеприпасами? Вы выяснили?

— В общих чертах, Всеволод Александрович, в самых общих чертах. Там сейчас немцы. Но нашлись свидетели, которые сказали, что рвануло в результате пожара. Загорелось от разрыва снаряда, сразу погасить не успели, в общем-то, и гасить было некому… Потом рвануло. А что?

— То есть даже если Орлов немецкий агент, он все равно не мог знать, когда именно должно было взорваться?

— Не мог, — подтвердил комиссар. — А кстати, мост не удержали тогда. Первую атаку отбили, потом подошла немецкая артиллерия… Мост взорвали, и то хорошо. Но ни старший лейтенант Орлов, ни старший сержант Малышев к нашим не вышли. Несколько человек я нашел, они рассказали, что старший сержант героически дрался, лег за пулемет, но потом, когда мост взлетел на воздух, пограничники его потеряли из виду. Такие дела. Комдив, к сожалению, умер. Еще вопросы?

Севка хотел ответить, что вопросов нет. Он и сам был уверен, что вопросов у него больше нет, какие тут могут быть вопросы. Но неожиданно для себя все-таки спросил:

— Вы меня награждать будете… и в газету… Для чего? Хотите изменить будущее?

— Ну что вы! — засмеялся комиссар. — Какое изменение будущего? Я о таких высоких материях и не пытаюсь рассуждать. Мое знакомство с вопросами путешествия во времени полностью укладывается в книгу Уэллса. Когда я третьего дня попытался спросить об этом одного знакомого физика, тот очень удивился, почему это серьезный человек интересуется подобными странными пустяками.

— Тогда зачем?

— Понимаете, Всеволод… Человеку свойственно в самых невероятных ситуациях вести себя так, как он привык. Теми же самыми методами. Я уже очень давно ничему не удивляюсь, а принимаю к сведению и накладываю на свое видение мира, — комиссар протянул Севке пилотку. — Вот, не забудьте.

— Зачем? — повторил Севка свой вопрос.

— Это, кстати, ключевой момент, Всеволод Александрович. Я не верю в совпадения. Вернее, не так. Я верю в совпадения, я верю в самые невероятные совпадения и даже в целую кучу одновременных невероятных совпадений. Но когда эти совпадения подкрепляются совершенно недвусмысленной информацией, когда я получаю записку от человека, который… В общем, я понимаю, что все это вместе — совпадения и несовпадения имеют какую-то цель, происходят не просто так, а для чего-то, что я должен вести себя так, как повел бы в любой другой ситуации, хоть отдаленно на нее похожей. Если я не понимаю, зачем мы встретились с вами, зачем меня провели мимо немецких танков, зачем много еще разных мелочей произошло, я должен дать возможность своему оппоненту сделать второй шаг. И попытаться срисовать его на этом втором шаге. А если не получится так сразу, то я все равно буду иметь две точки и смогу построить вектор…

Комиссар вышел. Севка — следом.

Машина во дворе была другая, ту, что была возле моста, они бросили на аэродроме, но особой разницы в машинах Севка не заметил. За рулем сидел тот же самым водитель, Петрович, кажется, вспомнил Севка. На переднем сиденье сидел Никита и опять с автоматом на коленях.

Севка сел на заднее сиденье, рядом с ним сел комиссар.

— Никита, — сказал комиссар, когда машина выехала со двора на лесную дорогу. — Я с вами не пойду, некогда. Петрович вас дождется, отвезет на квартиру к Евграфу Павловичу. Ты там оставишь Всеволода Александровича, а сам съездишь на базу, порешаешь вопросы с продуктами для Евграфа Павловича. Он снова забыл…

— Его давно нужно забрать сюда. Или вообще эвакуировать… — сказал недовольным тоном Никита.

— Без книг?

Никита тяжело вздохнул и промолчал.

Севка Москвы не знал. В свои редкие приезды передвигался в основном на метро и неоднократно удивлялся, что места, к которым он ехал с двумя пересадками, оказывались всего в нескольких шагах от точки старта. Так что особых изменений он увидеть из окна машины не смог. Да, витрины магазинов были заложены мешками, постоянно попадались навстречу военные машины и даже кавалеристы, что повергло Севку в нечто подобное изумлению.

— Кстати, — вспомнил Севка, — седьмого ноября на площади будет парад.

— Так всегда проходит, — сказал Никита, не оборачиваясь.

— Да? — Севка шмыгнул носом. — Но тут будет какой-то необычный.

Машину несколько раз останавливали, проверяли документы и пропускали.

Севка отчего-то был уверен, что награждать его будут в Кремле, поэтому удивился, когда машина остановилась возле какого-то пятиэтажного дома.

— Через час Петрович будет здесь, — сказал комиссар.

И машина уехала.

Дальше все прошло будто во сне.

Севка и Никита предъявили свои документы на входе и поднялись по широкой лестнице на второй этаж, в зал. Сели на кресла поближе к проходу, чтобы не толкаться потом, когда придется выходить за наградой.

Зал заполнился быстро, в президиум вышло несколько военных. Севка рассмотрел в петлицах ромбы и звезды.

Один из тех, что были с ромбами в петлицах и звездами на рукавах, вышел к трибуне и выступил с речью, энергично взмахивая правой рукой, сжатой в кулак. Ему аплодировали. Аплодировал и Севка, не разобравший ни слова. Или не понявший ни слова. Ему было не до того, ему сейчас предстояло выйти на сцену на глазах сотен людей, получить орден — заслуженный или нет — и вести себя так, чтобы никто не догадался, что он — не отсюда. Что его забросило сюда из далеко не прекрасного далека.

В результате Севка прозевал свою фамилию. Никита толкнул его в бок, Севка вскочил, уронил пилотку, которую держал на коленях, хотел было ее поднять, но Никита просто выпихнул его в проход, и Севка быстрым шагом прошел к сцене и поднялся на нее по ступенькам.

Стоявший на сцене генерал сказал что-то, в зале засмеялись. Севка чуть не вскинул руку к голове без головного убора, покраснел, выдавил из себя заученную и отрепетированную фразу, что прибыл для награждения.

Генерал засмеялся и сказал, что небось, когда немцев в штыковой колол, так не волновался, Севка честно сказал, что там было проще, и добавил неожиданно для себя, что в следующий раз будет спокойнее. В зале засмеялись, генерал прикрепил орден, Севка снова чуть не откозырял с пустой головой, повернулся к залу, подчиняясь жесту генерала, и сказал, что немцев сюда никто не звал и что он не собирается останавливаться на достигнутом…