"Спецназ древней Руси". Компиляция. Книги 1-10" (СИ) - Корчевский Юрий Григорьевич

Не сразу заговорил в ответ Творила и начал издалека:

– Я вот думаю сейчас, кому передавать волшбу свою – Говоруну или, быть может, тебе? Или найти какого-нибудь толкового, в язычестве твердого скомороха – лучше молодого, чтобы в прыжках через голову еще совесть свою не успел выронить? И как бы ни повернулось у нас с тобою к концу моей земной жизни, кое-какие тайности волшебства я тебе открою, ты уже достоин.

У молодца челюсть отвисла, только и смог он, что руками развести…

– О Велес! – изумился тем временем волхв и вдруг завопил: – Говорун! Говорун! Вынеси жаровню куда подалее, хотя и в сени! И окно открой, чтобы дым вытянуло!

Когда Говорун с ворчанием убрался, Творила невозмутимо продолжил:

– Моя чудесная чаша может показать только то, что находится на поверхности земли, под землю или под воду она не прозирает.

Вскочил молодец на прямые ноги, ударил шапкой о земляной, пахучей хвоей застеленный пол.

– Эх, незадача какая! Почему ж так – если она волшебная?

– Ответ мой весьма прост, проще, ты уж прости меня, пареной репы, – и тут же старец согнал ухмылку с лица. – Одначе ты его выслушай со всем своим вниманием! Ибо в ответе моем неведомая тебе мудрость. Итак, чара моя не может найти ничего под землею или под водою, потому что ты, умник, сам под землей или водой ничего не видишь.

– Я не вижу? Поясни, заради бога…

– Надеждою себя льщу, Хотенушко, что имеешь ты в виду бога предков наших Велеса или другого какого отеческого бога, а не вашего распятого иудея… Ладно уж, поясню. Вспомни, как ты увидел в чаре того белого арабского коня, коего искал в прошлый раз? Ведь такая же жаровня стояла здесь, и те же запахи били тебе в ноздри перед тем, как заглянул ты в волшебную мою чашу. Тогда ты нанюхался хорошо высушенных цветущих верхушек конопли – главного моего, чтоб ты знал, волшебного зелья. Понюхал бы еще несколько времени и увидел бы вовсе нелепые видения или заснул бы. А совсем немного надышавшись, да еще в смеси с дымом от еще одной травки, тайну которой я покамест тебе не открою, ты смог увидеть в обычной чаше с самой обычной водой то, о чем сам уже начинал догадываться, однако до конца еще не уразумел. Ты уже сам прикинул, где может быть спрятан фарь – и чара показала тебе твою догадку. И ты помнишь ли, что половец, твой спутник, смотрел в чашу вместе с тобою, а увидел нечто совсем иное?

– Я понял, старец, я понял! Выходит, волшебство действовало внутри меня, внутри моего собственного разума… Значит, чудеса невозможны?

– Кто тебе сказал, что чудеса невозможны? – прикрикнул на него волхв. – Сядь и заставь поработать свою умную голову. Если человек только кажется мертвым, его иногда можно воскресить. Есть болезни, особенно у баб, от коих может избавить один взгляд с молитвой на моего дубового Велеса – вон он, чтобы не пугал тебя, отсиживается под тряпкой. Допускаю, что и жрецы Иисуса Христа могут лечить такие мнимые болезни своей настоянной на серебре водичкой. Однако сие есть бессовестное вранье, когда нам рассказывают о воскрешении мужа, уже начавшего разлагаться – он что же, такой гнилой потом и ходил, с сопрелым сердцем и протухшими глазами? Или что один из предков иудеев, ставший неведомо отчего святым праотцем русских христиан, смог остановить движение солнца на небе. Врите, врите – да не завирайтесь!

– И свечи не могут сами загореться?

– Разве что к ним подвести по трубочке горючий воздух (знаешь, летом над болотами он иногда загорается) и устроить кресало на пружине, соединенной с часами, хотя бы и песочными. У нас тут сие некому было устроить, а в Иерусалиме нашелся, говорят, такой хитрец.

Хотен понял, что сразу ему откровения мудрого старца не переварить, может быть, удастся обдумать на досуге… Заставил себя сосредоточиться и с еще большим почтением обратился к Твориле:

– Честно сказать, Творила, насчет поглядеть в чашу сие я придумал, а великий князь тебя о другом спрашивал…

– Умница он, твой князь!

– Хотел он узнать, как обойти заклятье, наложенное на клад, когда его закапывали.

– Клад – дело не простое… Первое, о чем спрошу тебя: сколько лет, как клад закопан?

Хотен прикинул – и вышло у него, что не больше полувека, не меньше тридцати лет.

Волхв покачал головой:

– Худо дело, Хотенушко. Все, что лежит в ней более двенадцати лет, наша Мать сыра земля считает уже своим.

– Поясни, премудрый отче, у меня уже голова кругом идет!

– Из того, что ты мне поведал, понял я, что клад заложил великий князь киевский (как смекаю я, Владимир Мономах) для своего внука или другого потомка. Ты же для этого потомка клад и должен будешь открыть, правильно? Посему все заклятия, защищавшие клад, когда его зарывали, тебе повредить не могут – они против чужих копателей направлены. Понятно тебе?

– Более или менее… А как же Мать сыра земля?

– К тому и веду. Если бы пролежал клад меньше двенадцати лет, он спокойно дал бы себя откопать, и даже мертвецы-сторожа, столь вас с князем напугавшие, тебя бы и пальцем не тронули. А вот теперь… Если на половецкой земле лежит клад, худо вам придется: Мать сыра земля к тем благоволит, кто на ней живет. Поэтому вас она будет отгонять от золота, клад от вас прятать, а если станете уже раскапывать, может натравить на вас мертвых сторожей.

– Послушай, но ты же говорил, что мертвые не воскресают?

– Конечно же, не воскресают, но существуют мнимые подобия людей: призраки, привидения… Твой князь убил пленных, а затем лишил их обычного для их племени погребения. Он их за людей не считал, только потому, что язычники. Весьма тяжки сии преступления! О, весьма тяжкие! А к тому же неотомщенные (правда ведь?), вот потому десятилетиями вокруг них накапливалось зло, а пострадать от него могут и невинные. Хотя разве ты, к примеру, невинен, если клад, уже принадлежащий нашей Матери сырой земле, желаешь у нее отнять? Я слыхал, что когда раскопали один такой древний клад, вышел из могилы муж, сел на камень и спрашивает: «А принесли ли вы семь голов?» То есть там было семь мертвых сторожей, и они согласны были отдать клад, если получат головы семи вновь убитых.

– Как же быть в таком случае? – Хотен выговорил, как только сумел двинуть одеревеневшим от страха языком.

– Скажи сначала, сколько мертвецов оставил сторожить твой князь?

– Четверых – по одному на каждую сторону света.

– Думаю, что на всякой случай не худо бы прихватить с собою четыре черепа – не велика редкость. А главное, как раскапывать будешь, держи подле себя хорошего лучника.

– А зачем у клада лучник, премудрый отче? – вопросил Хотен, уже ничему больше не способный удивиться.

– Если вдруг появится из ямы призрак, следует, согласно худому моему разумению, пощекотать его стрелой. Окажется то живой человек, он со стрелой в животе перестанет скоморошить. А уж если пройдет сквозь него стрела, словно через туман невещественный, вот тогда только одно тебе останется – бежать куда глаза глядят. И черепа не помогут.

Волхв надолго и тяжело задумался. Тут зазвонили колокола на недальней Пирогоще, а за ними и во всех подольских церквях. К обедне! Хотен сидел, как на иголках.

– Расколотились сегодня, как бешеные, – проворчал тут Творила и вдруг недовольно воззрился на гостя: – Из-за тебя сие! Окна-то настежь. А Говорун так и не принес нам пива.

– Прости, премудрый отче, – поклонился Хотен. – Не до пива мне сейчас! Да и нужно мне уже скоро в одно тут место. Скажи, будь добр, а не лучше ли будет сначала отдать мертвому четыре черепа, а уж тогда проверять его стрелой?

Волхв ухмыльнулся.

– Да чего уж там, если призрак появится, не забудь мне о том рассказать. Если своими глазами увидишь. Байки я и сам умею рассказывать, Хотенушко. А вот что сделай обязательно. Прихвати с собою половецкого жреца, шамана по-ихнему. Примета есть такая – если отроешь в земле стоячую кость, значит, рядом клад. Будут копать, наткнутся на мертвого. От него там уже один остов остался. Ты лично посмотри, куда он спиной сидит. В той стороне начинай копать, пока не найдут второго. А первого пусть откопают осторожненько, с береженьем, вынут и положат, как им скажет шаман. И он, пока других будут выкапывать, пусть над первым по-своему молится. А как последнего вынут, пусть сожжет всех четверых по своему обычаю и повоет над ними, как положено, да и похоронит прах. Вот тогда только начинайте раскапывать сам клад – и никакое зло на тебя и на дружину твою не перейдет.