"Спецназ древней Руси". Компиляция. Книги 1-10" (СИ) - Корчевский Юрий Григорьевич

– …и если вдруг придет ему в голову, что от пары золотых перстней моей скарбницы не убудет, а его желудку польза несомненная… Эй, куда коврик забираешь? Мы ж еще не договорились!

– А ты разве решил, княже, будешь ли менять шпалеру сию на книгу?

Князь Вячеслав, не торопясь, посохом постукивая, вернулся на свое парчовое ложе. Уселся и заговорил:

– Теперь припоминаю, книги в скарбнице есть. Кое-что из Минска, в Успенском соборе взято было блаженным отцом моим великим князем (не половцам же было отдавать!), а мне досталось. Переплеты, помнится, в золоте и каменьях. Иметь же книгу блаженного отца моего, им самим для сыновей своих сотворенную, для меня дело чести. Посему отдать книгу было бы порухою для чести моей княжеской, я и не отдам ее никому.

– Ты, княже, захочешь ли обидеть великого князя Изяслава Мстиславовича? – кстати встрял Радко.

Или, напротив, некстати? Потому что князь распрямил плечи и вскинул голову. Однако промолчал и тем дал возможность Хотену собраться с мыслями.

– Книга нужна не насовсем, а на время только, – осторожно заговорил Хотен. – Уж открою я тебе тайну, княже. Господин отец митрополит Клим попросил князя добыть для него сию книгу на время. Почитает – да и вернет. Зачем ему, отцу митрополиту, такая книга – памятная, княжеская? А потом мы бы снова поменялись: ты отдашь шпалеру, а великий князь Изяслав вернет тебе книгу, для тебя столь дорогую. А?

Поразмыслив, старинушка кивнул утвердительно:

– Вечно уж потом страдаю от своей доброты, да что ж тут поделаешь… Значит, так договоримся. Ковер у меня остается, и я завещаю его при послухах сыну моему любезному, паче родных, ей-богу, князю Изяславу Мстиславовичу. А книгу, как только станет не нужна, мне сразу верните. Я ведь догадался, для чего она вам: отец митрополит Клим возжелал ее для себя переписать. А я и не против – Бог в помощь! Другие церковники золото и серебро собирают, а он, кроткий наш бессребреник, – книги! Прямо как блаженной памяти предок мой великий князь Ярослав Владимирович, тот, правда, и о тленном богатстве не забывал.

– И когда мы могли бы забрать книгу, княже? – осведомился Хотен и весело перемигнулся с Радко.

– Когда, когда? Вот ведь торопыга – прямо как твой князь! – отмахнулся от послов князь Вячеслав. – Мне надо еще ключнику все объяснить, а ключнику в скарбнице порыться…

– Тогда мы, княже, дня три-четыре поживем у тебя – ты не против? – Хотен спросил и тут же взглянул на Радко: не погрешил ли против посольского обычая? Тот кивнул утвердительно. – Доколе дело не решится.

– Лишь бы не во дворце! – заволновался вдруг князь Вячеслав и даже рассердился, непонятно только, с чего бы. – Гостите у меня хоть месяц, только не здесь. Есть у меня для послов особливые палаты, туда вас мой ключник Рыло отведет. Идите теперь с богом и позовите ко мне князя Всеволода: желательно мне с ним совет держать, где ваш потешный ковер лучше будет повесить.

– Шпалеру, княже, – не удержался Хотен, склоняясь уже в прощальном поклоне.

– Иди, иди, незнакомец! Где сие видано, чтобы посол не объявлял своего имени? И ключника ко мне пришлите.

Когда уже спускались послы вместе с ключником с высокого крыльца теремного, в воздухе коротко свистнуло, и Хотен, еще смеясь над соленой шуткой Радко, объяснившего, почему боится князь Вячеслав селить здоровых мужиков у себя в тереме, вдруг ощутил резкую боль в груди и очнулся, уже катясь с немалым лязгом по ступенькам. Кричал что-то Радко, звенели стремена, топотали кони, потом возле Хотена остались только ключник да Хмырь.

Хотен сосредоточился и попробовал набрать в грудь воздуху. Опущенное забрало помешало, Хотен поднял к нему руку и вернул ее назад, удивленный, что рука так легко двигается. Боль, правда, усилилась, однако позволила вздохнуть.

– О Велесе могутный! – это Хмырь над ним склонился. – Из тебя, хозяин, торчит стрела!

Не сумев сообразить, откуда стрелял лучник, Хотен отказался от мысли повернуть холопа так, чтобы прикрывал от следующей стрелы. Прорычал:

– Коня подведи!

Самостоятельно, все с тем же противным лязгом встал на колени, уцепился за стремя, а потом усилиями Хмыря и помогавшего ему советами ключника встал и на ноги. Встревоженный суматохой Рыжок теперь надежно прикрывал его спереди, а за спиною был терем. Можно было заняться и стрелой, тем паче, что боль понемногу стихала. Вытащив стрелу, Хотен похолодел и чуть было снова не шлепнулся в снег. Стрела от самострела! Она ударилась в стальную пластину панциря, скользнула по ней, перебила завязку между пластиной и оплечьем и сбоку прошлась острием по старой кольчужке, в благословенную минуту поддетой Хотеном под великокняжеский доспех.

А тут топот, гиканье, вокруг Хотена, все так же стоявшего, упершись спиною в Рыжка, потемнело. Свои ребята, окружили со всех сторон, молодцы…

– Ты погляди только, живой! – гаркнул Радко и продолжил: – А я, как самострел увидел, уже начал мыслить, грешным делом, где хоронить станем – здесь или в Киев повезем?

– Не поймали стрелка?

– Ушел. Вон с той крыши стрелял, страдник, – и Радко показал плетью на крышу, и Хотен послушно взглянул на нее, да только сразу же и забыл, что там увидел. – Хозяин-купец клянется, что…

А Хотен, если бы не мужи вокруг, оторвал бы совсем спасшую его пластину и поцеловал бы, благодаря. Да только губами бы к ней примерз – или нет уже, не примерзли бы губы, потеплело ведь – да и теплая та пластина, на нем, муже горячем, и в теплой палате княжеской бывшая с ним… Княжеской!

– Ох, ну и спасибо же тебе, великий княже Изяслав Мстиславович! Вовек не забуду!

– Ты того, ты помолчи! – засуетился Радко. – Хлопцы, подсадите посла на коня! Ты же помолчи: иногда из сердца такое скажешь, что после и сам пожалеешь… Не знал ведь великий князь, что так оно обернется. Сейчас проводит нас ключник в посольское пристанище, протопит как надо, и ты отлежишься немного. В баню сходим, выпарим тебя хорошенько. А лучшее лекарство тебе – меды стоялые… Найдется ли для посла, боярин, у тебя такое лекарство?

– Найдется, господине посол, – приосанился ключник и свистнул, вызывая своего слугу с конем.

– Тогда милости просим, боярин, присесть с нами – полечиться, чтобы простуду не подхватить! Эй, глядите веселее, ребята! Каково посольство у нас – такова и честь!

Глава 8

Советы волхва Творилы

Он открылся с низкой, над самым берегом Днепра в снегу и льду протоптанной дороги, весь сразу и во всей своей величавой красоте, великий Киев, лучший город на всей земле. Ведь даже нищие слепцы, когда поют на рынках «Стих о Голубинной книге» и задают себе вопрос «Кой город всех городов мать?», сами же и отвечают, что Киев. Иные, впрочем, выпевают на сем месте «Царьград»: люди церковные, у церкви кормятся, а церковь грекам в рот смотрит – что с них возьмешь? Сам же Хотен никогда не был в Царьграде, но… Если и побывает там, для него Киев все равно останется лучшим городом на земле, потому что родной, потому что свой. Даже и сейчас он свой, хотя и распоряжается в нем не свойский, из Русской земли князь, а пришелец из далекого Суздаля.

Через сотню шагов дорога раздваивается. Проехав развилку, Хотен не услышал позади чавканья копыт Савраски, кобылы, на которой ехал Хмырь. Натянул правый повод и обернулся. Рыжок под Хотеном всхрапнул, а всадник увидел, что холоп остался на развилке, Савраску повернув в сторону дороги, что вела в Копырев, конец Киева, а их привела бы домой, в усадьбу Дубки. Чего позабыл там Хмырь? Неужто для него стала домом та скамья, на которой он зимой спит в их с Анчуткой, одной на двоих, повалуше?

Хотен вздохнул. Конечно же, кто спорить будет, надо бы сначала заехать домой, посмотреть, как там сынок-поползунчик и остальные домашние. Это если по-человечески. А если думать в первую голову о деле, тогда он поступает правильно. Вопрос только в одном: ради какого именно дела спешит в Киев? Сам Хотен в том отнюдь не обманывался.