Последний ребенок - Джон Харт

— Но только несколько часов спустя.

— А если бы что-то случилось с тобой? Что я сказал бы матери тогда?

— Но ничего же не случилось, так что ты соскочил.

— Ты видел там Джонни Мерримона? Джека Кросса?

— Сам знаешь, что видел, иначе не спрашивал бы. Копы ведь этим занимаются, да? Допрашивают подозреваемых…

— Кроме как сегодня, ты Джонни Мерримона раньше видел?

— Он — в младшей средней. Я — в старшей.

— Знаю. Но ты вообще его видишь? Разговариваешь с ним?

— С ним никто не разговаривает. Он же фрик.

Хант выпрямился. Где-то в пустоте, за глазами, вспыхнул уголек злости.

— Что значит фрик?

— Ну ни с кем не разговаривает. И глаза у него такие… мертвые. — Аллен пожал плечами. — Он сам не свой. В смысле… они же близняшки. Как такое пережить?

— А Тиффани Шор? — спросил Хант. — Ее ты знаешь?

Сын повернулся и посмотрел на него, как смотрят на врага.

— У тебя ведь только это на уме, да?

— Что?

— Чертова работа, — зло бросил сын. — Твоя долбаная работа!

— Послушай…

— Мне осточертело слышать про Алиссу и Джонни, про то, какая это жуткая трагедия. Осточертело видеть тебя с этими бумажками, как ты снова и снова смотришь на ее фотографию, день за днем, ночь за ночью. — Аллен указал пальцем на кабинет, где в запертом ящике стола давно обосновалась на постоянной основе папка с делом Алиссы Мерримон. — Ты не слышишь, что говорю я, но я слышу, как ты ходишь по комнате в три часа ночи — и бормочешь, бормочешь… Ты чувствуешь себя виноватым, ты готовишь мне завтрак и стираешь мою одежду, и я сыт этим по горло. Ты — одержимый, и из-за этой одержимости мама и ушла от тебя.

— Подожди минутку…

— Разве я неправильно это назвал?

— Твоя мать понимала трудности моей работы.

— Я говорю не о работе. Я говорю о том, с чем ты каждый вечер приходишь домой. О твоей одержимости матерью Джонни.

Хант почувствовал, как заколотилось сердце.

— Поэтому она и ушла.

— Ты ошибаешься.

— Ушла, потому что ты одержим мамочкой этого парня!

Хант шагнул вперед и остановился, поймав себя на том, что сжал кулаки. Сын увидел то же самое и, расправив плечи, поднял руки. Детектив вдруг понял, что перед ним далеко не мальчишка, а юноша, способный дать отпор.

— Ударишь? — Аллен утер кулаком губы. — Давай. Ударь. Попробуй.

Хант отступил и разжал пальцы.

— Никто никого бить не будет.

— Тебе только они и дороги. Алисса. Джонни. Та женщина. А теперь еще и Тиффани Шор. Снова все то же самое.

— Эти дети…

— Да знаю я все про этих детей! Только о них и слышу! Как началось, так и не остановится…

Аллен сказал это негромко, с усталой обреченностью, но его слова били по больному. Секунду-другую они смотрели друг на друга, отец и сын, а потом в тишине зазвонил телефон. Определитель показал номер Йокама. Хант поднял палец.

— Мне надо ответить. — Он откинул крышку. — Ну что еще? Не дай бог…

Йокам обошелся без вступлений.

— Есть результат по отпечатку на веке Дэвида Уилсона.

— Личность установлена?

— Да, и даже кое-что получше.

— Насколько получше?

— Ты не поверишь.

Хант посмотрел на часы, повернулся к сыну и произнес ненавистные слова:

— Буду через десять минут. — Он закрыл телефон и поднял руку. — Аллен…

Но сын уже не слушал — протопав по лестнице, взбежал наверх. Хлопнула дверь.

Хант посмотрел в потолок, выругался шепотом и вышел из дома под грохот той же песни.

Глава 16

Полицейский участок находился в одном из переулков в центре города — чисто функциональное двухэтажное здание из красного кирпича. Распахнув двери, Хант прошел на второй этаж, где и обнаружил Йокама склонившимся над картой города.

— Рассказывай.

— Совпадение полное. Ливай Фримантл. Сорок три года. Чернокожий. Рост шесть футов и пять дюймов. Вес — триста фунтов[19].

— Черт… Я, признаться, думал, что парнишка преувеличивает.

— А вот и нет. Тот еще громила.

— Что-то мне его фамилия кажется знакомой… С чего бы?

— Фримантл? — Йокам откинулся на спинку стула. — Не знаю, никогда прежде не слышал.

— Фотография есть?

— Не из транспортного отдела. Водительских прав у него нет. И кредитной карточки нет. И банковского счета. По крайней мере, я не нашел.

— Но Дэвида Уилсона с моста сбросил автомобиль.

— Права ему могли выписать и в другом штате. А может, он и без них прекрасно обходится.

— Что еще нам известно?

Йокам порылся в бумагах.

— В поле зрения попал несколько лет назад. До того никаких сведений. Ни арестов, ни выписок из банковских счетов, ни данных об оплате коммунальных услуг или телефонной связи. Не человек, а призрак. Возможно, перешел под другую юрисдикцию. С момента появления у нас несколько раз арестовывался и привлекался к суду. Ничего серьезного, но свое отсидел. Там месяц, здесь два. Но вот что интересно: неделю назад ушел из рабочего отряда.

— Так он беглый заключенный? Почему я об этом ничего не слышал?

— В газете писали, но сообщение поместили где-то на девятой странице. Большого значения этому делу не придали — посчитали, что раз уж насильственных преступлений не совершал, то и угрозы не представляет. К тому же это проблема округа.

— А что за рабочий отряд?

— Общий режим. Дорожные работы за пределами города. Уборка мусора. Прополка сорняков. Он просто ушел в лес.

— Невероятно.

Йокам улыбнулся, показав такие ровные и белые зубы, что они казались крашеными.

— Готов выслушать главную новость?

— Какую?

— Свой срок он каждый раз отсиживал. Выходил, снова садился. И вот смотри. В прошлом году он вышел после очередной отсидки за три дня до похищения Алиссы Мерримон.

Хант вскинул голову.

— Не шути со мной так, Йокам.

— У нас есть адрес. Местный.

— Что с ордером?

— Я отправил Кросса — пусть вытащит судью из постели.

— Но еще не подписал?

— Подпишет.

— Уверен?

— Она — белая. У нее богатые родители. — Йокам пожал плечами. — Дело лишь во времени.

Хант огляделся, отмечая лица присутствующих.

— Перестань, Джон. Нельзя говорить такие вещи. Мы это уже обсуждали.

Йокам пожал плечами, и его голос прозвучал на удивление твердо.

— Мир таков, каков есть. Несправедлив, трагичен и полон того, чего стоит стыдиться. Не надо винить в этом меня.

— В один прекрасный день язык доведет тебя до неприятностей. Так что держи его на замке.

Йокам хлопнул жевательной резинкой и отвернулся. Хант начал просматривать полученную информацию. Ливай Фримантл жил на Гурон-стрит с Рондой Джеффрис, белой женщиной тридцати двух лет. Детектив