Мальчик на качелях - Николай Оганесов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А вы были против?
– Нет, но прежде я хотела знать, как он заработал деньги.
– А вы осторожная женщина, – заметил я.
Елецкая восприняла мои слова, как комплимент, и добавила:
– А зачем мне рисковать? Откуда известно, насколько надежен источник, из которого он брал деньги?
– И какую же сумму вы потратили за время своего путешествия?
– Не больше тысячи, – небрежно бросила Рита.
– Ваша предусмотрительность была нелишней. С таким аппетитом любой источник мог быстро иссякнуть.
– Осторожность – качество умных людей, – сказала она, и я отнес эту фразу на счет суфлера, занявшего свое место в будке.
– Он сказал вам, где взял деньги?
Очевидно, я поспешил задать этот вопрос. Она отрицательно покачала головой, но чувствовалось, что в запасе есть и другой ответ. Что ж, подождем. У меня были все основания считать, что главный разговор у нас еще впереди.
– Вы только не воображайте, что я встречалась с ним из-за денег. – Елецкая попробовала сыграть Бескорыстие. – Мне, к примеру, неприятно брать пятерки, которые суют в ресторане, заказывая музыку... Юра нравился мне, я знала его много лет, привыкла к нему и по-своему любила. Если он долго не приходил, я скучала. И не моя вина, что он нашел себе другую...
«Очень трогательно, – подумал я. – И главное – какая последовательность!»
– Скажите, Рита, у Коробейникова есть машина?
– У Коробейникова? – Рита сделала удивленные глаза.
– У директора музея, в котором работает ваш дядя. Только не вздумайте отрицать, что вы с ним знакомы, не говорите на белое черное.
– У него есть машина. – Она была само Безразличие. – Изредка он подвозит меня домой.
– Как вас понимать? Вы встречаетесь?
– Да, мы встречались.
«Универсальное словечко», – отметил я про себя.
– Расскажите подробней, когда и по чьей просьбе вы заказали Юрию копию с картины.
Это был один из главных вопросов, и от того, ответит на него Елецкая или нет, зависело очень многое. Она ответила. Из страха ли, из расчета, глупости или неискушенности – не знаю, хотя всему есть причины.
– Это было незадолго до нашей поездки в Прибалтику, – тихо сказала она. – Олег Станиславович, мой дядя, у которого я живу после смерти отца, любит живопись, вообще интересуется искусством, – он узнал, что я встречаюсь с Юрием...
Надо было закрепить успех.
– Как ему стало известно это?
– Юра несколько раз заходил за мной домой.
– Дядя одобрял ваш выбор?
– К Юрию он относился равнодушно.
– Здоровался с ним?
– А как же. Один раз они даже сцепились из-за живописи, и дядя назвал его профаном.
– Продолжайте, пожалуйста.
– Дядя попросил, чтобы я заказала Вышемирскому копию с одной из тех картин, что висят у него дома.
– Почему он сам не попросил?
– Может быть, из-за той ссоры?
– Он просил сделать копию с любой картины или сказал с какой?
– Картина называлась «Зима в деревне», а кто автор – я не знаю. Дядя называл, но я забыла. Там еще такой снег голубой и телега какая-то едет. Вышемирский сделал копию. Я отдала ее дяде, а он сказал, чтобы я повела Юрия в ресторан и поужинала с ним. Дал пятьдесят рублей.
– Значит, копия ему понравилась?
– Наверное, раз она до сих пор висит у нас дома.
Все. Я был почти удовлетворен. Из ее ответов на множество мелких вопросов я, кажется, нашел один большой ответ. Но главная работа была все еще впереди.
– Как вы считаете, – спросил я, – Коробейников и Олег Станиславович хорошо относятся друг к другу?
Прежде чем ответить, Рита основательно подумала.
– Коробейников часто бывает у нас. По-моему, они друзья.
– А за что вы не любите своего дядю? – Вопрос был несущественный, второстепенный, но я позволил себе немного расслабиться.
– Злой он, – ответила она и тотчас спохватилась: – С чего вы взяли, что я его не люблю?
– Мне так показалось, – уклончиво ответил я.
– Вы ошиблись. – В ее глазах появились недобрые огоньки. Все-таки актриса она слабоватая. – После смерти отца он взял меня к себе. Поил, кормил, одевал...
– И все?
– А что еще?
– Угостите меня сигаретой, – попросил я и потянулся через письменный стол. При этом неосторожно задел скоросшиватель, и по полу рассыпалась стопка чистой бумаги. – Не беспокойтесь, потом подберу.
Я прикурил и уселся на место. Наступившую затем паузу Елецкая поняла по-своему.
– Если у вас все, разрешите мне уйти? – спросила она. – Я очень тороплюсь.
– Ну, если очень торопитесь...
Елецкая поднялась и пошла к двери. На этот раз ее походка мало походила на походку манекенщицы.
– Постойте, Рита, – остановил ее я. – Еще один вопрос. Где вы были двадцать четвертого сентября?
– В какое время?
По ее застывшему в ожидании взгляду я понял, что попал в болевую точку.
– Скажем, после двух часов.
– Алиби устанавливаете?
Это была первая попытка уйти от ответа.
– Допустим, алиби.
– Значит, подозреваете меня в чем-то?
«Попытка номер два, – зарегистрировал я. – Будет и третья».
– Присаживайтесь, – предложил я, показывая на стул. – Я забыл отметить вашу повестку, да и протокол надо подписать.
– Вы совершаете ошибку, – предупредила меня Елецкая.
– Поживем – увидим. А пока постарайтесь ответить на поставленный вопрос.
Пока она возвращалась к своему стулу, я обошел стол и поднял лист бумаги. На нем четко отпечатался след обуви. Наш полотер мажет полы какой-то немыслимо едкой красной мастикой, и иногда это стоит иметь в виду.
– Где-то я уже видел такой отпечаток, – высказался я вслух.
– Я не имею к вашим делам никакого отношения, – поспешила заявить Рита. Она заметно нервничала.
– Тем лучше. Остается узнать, где вы были в понедельник. Пустая формальность.
Я не хитрил, для меня это действительно была пустая формальность, так как не оставалось ни малейшего сомнения: Елецкая находилась в доме Вышемирских именно в критическое время, это след ее туфель остался на раскрытом томе из собрания сочинений Бальзака. Как называлась та вещь? «Настойчивость любви»? Я восстановил в памяти выводы из заключения криминалистической экспертизы: на клавише магнитофона в комнате Юрия обнаружены отпечатки пальцев женской руки. В комнате профессора после его смерти побывала только одна женщина. Значит, кассета с пленкой у Елецкой? Или у Юрия? А может быть, у Ольги Верещак? На этом область известного для меня заканчивалась. Я ждал, что скажет Рита.
Видимо, она тоже взвешивала свои «за» и «против».
– Кассета с вами? – спросил я так тихо, что сам едва расслышал вопрос.
Рита не двигалась. Какую-то секунду длилось замешательство, потом она поспешно полезла в свою большую, похожую на торбу сумку.
– Сейчас, сейчас вы будете иметь доказательство... Я ничего не понимала в их делах...
Напряжение, в котором находился последние несколько минут, спало. Я не знал, радоваться мне или еще рановато. В том, что Рита носит кассету с собой, я не видел ничего странного. Если на пленке, по словам самой Елецкой, содержится доказательство ее непричастности к событиям, происшедшим в доме Вышемирских, а вызов в милицию связан тоже с Вышемирскими, разумней всего взять кассету с собой: надо будет – отдать, не надо – унести обратно...
Наконец она вытащила завернутый в целлофан пакет.
– Вот послушайте, и вы все поймете.
– Послушать успеем, – как можно спокойнее сказал я. – А пока расскажите мне, какие дела связывали вашего дядю с Юрием.
От светскости Риты не осталось и следа, куда делись ее артистизм, сдержанность. Она готова была рассказать все, лишь бы быть подальше от этой комнаты, от следователя, от милиции. Ее теперешнее состояние можно было назвать одним словом – паника.
– Они темнили, оба темнили. Помните, я говорила о картине «Зима в деревне», – зачастила она. – Так вот, через некоторое время Олег Станиславович послал через меня для Вышемирского обернутую бумагой картину. То есть я не знала, была ли это картина, только догадывалась. Ну, в общем, послал сверток. Сказал, что Юрий все знает и должен передать такой же сверток для него. Все так и получилось. Потом мы с Вышемирским ездили отдыхать. В Крым, в Сочи – я уже рассказывала. Поссорились. Перестали встречаться. И дядя больше не обращался ко мне с просьбами...
– Как вы попали к Вышемирским двадцать четвертого сентября?
– Ах, да. Совсем забыла. – Елецкая жалко улыбнулась. – В понедельник я отнесла Вышемирскому записку. По просьбе дяди. Я была у него, как на посылках. Что у них произошло, не знаю. Дядя сказал, что Юрий не отвечает на его телефонные звонки...
– В котором часу вы встретились?
– Где-то около половины пятого или немного позже. Я вошла во двор, заглянула в окно. Юры не было. Тогда я стала ждать на улице.