Мальчик на качелях - Николай Оганесов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А как же явка с повинной?
– Отменяется явка, – рявкнул Зотов. – Оговорил я себя.
– И часы не вы крали?
– Первый раз их вижу. – От его напускного добродушия не осталось и следа.
Я не спеша дописал страницу протокола и протянул его Зотову. Он прочел и размашисто расписался.
– А теперь, – пряча бумагу в папку, сказал я, – довожу до вашего сведения, что часовщик из красинского ларька вместе с понятыми сидит в соседней комнате и ждет вызова на опознание. Может, начнем?
Глаза-буравчики снова метнулись к двери, потом к окну, потом с нескрываемой злобой на меня.
– Ладно, ваша взяла, – сказал он и махнул рукой.
– Наша всегда берет, – ответил я. – Явку с повинной вы отменили, но чистосердечное признание осталось. Пользуйтесь.
Зотов сгорбился, достал надорванную пачку папирос.
– Курить можно?
– Потерпите, – сухо отказал я. Время беседы в нейтральном тоне прошло.
Зотов спрятал свой «Беломор».
– Вы и так все знаете, – простуженным, хриплым голосом начал он. – Купил я Юрку на эти часы. То есть формально продал их ему, а фактически получил возможность тянуть из него деньги. – Он поднял глаза. – Пишите, пишите, гражданин следователь. Будет вам чистосердечное, а мне – смягчающие обстоятельства. Все по упэка. – Он помедлил, собираясь с мыслями. – Вернувшись из Красина, я решил как можно быстрее избавиться от часов. В комиссионку, известное дело, не отнесешь, сослуживцам продавать – тоже рискованно. Случай сам подвернулся. Юрка Вышемирский искал подарок для отца на день рождения. Я предложил ему часы за сто пятьдесят рублей, а уступил за семьдесят.
– Надпись сами стерли? – спросил я.
– Напильником, – утвердительно кивнул Зотов.
– Дальше?
– Недели через две после продажи у меня на заводе обнаружилась недостача. Так, ерунда, сто рублей, а покрыть денег, как назло, не было. Стал ломать голову, где достать. Выхожу вечером на балкон и слышу, внизу пацаны из-за мяча ссорятся. Один другому грозит: «Не дашь мяч, я твоим предкам скажу, что по подъездам куришь». Меня сразу осенило. На следующий день пошел к Юрке...
4Вышемирский вышел из дома и отвел Зотова в беседку.
– Чего тебе? – спросил он, стирая с указательного пальца пятна масляной краски.
– Все рисуешь, художник от слова «худо»? – Зотов постучал папиросой по коробке и сунул ее в рот. – Дай огоньку, живописец.
Он прикурил от зажигалки и выпустил из ноздрей дым.
– Часы где?
– А тебе что? Я за них заплатил.
– Заплати-и-ил, – передразнил Зотов. – Отдал, что ли, папаше?
– Подарил.
– Сколько ему стукнуло?
– Шестьдесят.
Зотов отодрал зубами кончик бумажного мундштука, пожевал его и выплюнул.
– Шестьдесят, говоришь? – Он хохотнул.
– Все шутишь? Не надоело?
– Кончились наши шуточки, Юрочка. Крышка нам с тобой. Не рисовать тебе большее картин. Разве что стенгазету в колонии выпускать будешь.
– Перепил, что ли, а, Зот? Так иди, проспись.
– Вместе отоспимся. В следственном изоляторе. Там спать можно. Я сидел – знаю.
– Ты что, обалдел? Какой еще следственный изолятор? – встревожился Вышемирский.
– Тюрьма, по-вашему, – объяснил Зотов. – Пока следствие да суд, там посидим, а потом в колонию, хорошо, если в общий режим попадем...
– У меня, Зот, чувства юмора нет, чтобы твои остроты переваривать, занят я. Говори прямо, что нужно, а то я уйду.
Зотов лениво потянулся, зевнул во весь рот, но стоило приятелю сделать шаг в сторону, он схватил его за плечи.
– Это, между прочим, тебя касается. Часики-то ворованными оказались. Сперли их, оказывается, вместе с ангелочками из государственного амбара. Я, как и ты, на крючок попался. Подсунули дружки бывшие, я и купил, а потом тебе перепродал, – пятерку хотел заработать. Теперь они меня в оборот взяли: выкуп требуют, заложить грозятся.
– При чем здесь я? – побелел Юрий.
– При том, что за скупку краденого срок полагается. Не слыхал? Мне-то что – одной судимостью больше, одной меньше. Тебя жалко. Ведь я, Юрочка, тебя выгораживать не стану. Кто, спросят, гражданин Зотов, краденые часы у вас купил? Вышемирский, скажу, Юрий Иванович, сын известного профессора. Проживает там-то и там-то.
– Я не знал, что они ворованные. – Вышемирский ушел в глухую оборону. – Ничего не знаю, ничего я не покупал...
– Ты дружков моих бывших плохо знаешь. Я и сам их боюсь.
– Ничего не знаю, не знаю, – повторил Юрий.
– Да ты пойми, Рембрандт, они-то заявят, что я знал, что часы краденые, а мне придется на тебя вину делить, что, мол, и ты в курсе дела был. Усек? – Зотов отбросил погасший окурок под яблоню. – Юрочка, дружок ты мой драгоценный, у меня денег нет, чтоб за тебя платить. Часы, что ни говори, твои, а не мои.
– Деньги? – Вышемирский схватился за это слово и умоляюще посмотрел на приятеля. – А сколько?
– Сто карбованцев...
5– ...Может, он и догадался, что надуваю, но отказать побоялся. Выложил сотню, не пикнул даже.
– Часто вы с него деньги брали? – спросил я.
– В два-три месяца раз. – Кожа на скулах Зотова стала почти кирпичного цвета. – Когда сто, когда двести. Но не больше двухсот. Мог бы прижать, но жалел: товарищ все-таки.
– Получается, что за два года Вышемирский заплатил вам около двух тысяч рублей?
– Не может быть?! – непритворно удивился он.
– Сумма значительная. Где он брал деньги? – спросил я.
– Откуда ж я знаю? – Для убедительности Зотов повторил еще раз: – Ей-богу, не знаю, гражданин следователь. Может, папаша давал, может, сам зарабатывал, не знаю.
– Он не делал попыток отказаться от ваших поборов?
– Этот хлюпик?! – Зотов презрительно скривил губы.
«Желая покончить с шантажом со стороны Зотова, Юрий выкрал у отца деньги и отдал их приятелю, потом уехал, испугавшись ответственности, и сейчас, сидя в рижском кафе «Элита», выжидает момента, когда сможет вернуться», – так рассуждал я. Оставался один вопрос: кто же должен подать сигнал? Зотов? Чтобы проверить себя, я спросил:
– Когда вы думаете дать телеграмму Вышемирскому?
– Какую телеграмму? – не понял он.
– Не отпирайтесь, Зотов. Последний раз вы потребовали от Вышемирского сразу большую сумму денег, и он вам ее отдал. В понедельник, у себя дома после пяти часов. Сколько вы получили от него?
Зотов удивленно посмотрел на меня.
– Я же говорю, больше двухсот никогда с него не брал. В таком деле должна быть мера. Если бы я запросил больше, он бы не дал. Двести было пределом. В этом весь секрет. Да и в понедельник я с ним не виделся. Клянусь вам, гражданин следователь.
И хотя клятва такого человека не многого стоила, я поверил и одновременно понял, что поспешил с выводами. Зотов – мелкий вымогатель, а с Вышемирским имел дело человек поопытней и постарше. Рушилась очередная версия, и мне оставалось выносить из-под обломков то ценное, что от нее осталось.
– Когда последний раз вы шантажировали Юрия? – спросил я.
– С неделю назад. Он дал мне сто рублей и сказал, что это в последний раз, больше давать не будет.
– Назвал причину?
Зотов отрицательно мотнул головой.
– Сказал, что надоело и что денег у него больше нет. – Помялся и добавил: – Ваше дело, гражданин следователь, верить или нет, но в тот раз я подумал, что комедия действительно затянулась, и решил прикрыть лавочку.
– Сообщили об этом Вышемирскому?
– Не успел. Мы с ним вообще стали редко видеться.
– В последнее время он ничего не говорил вам о том, что собирается уехать из города?
Зотов умоляюще посмотрел на меня:
– Можно закурить, гражданин следователь?
– Курите, – разрешил я.
Он вытащил папиросу, примял мундштук и закурил.
– Не мог он уехать, – сказал Зотов между двумя затяжками. – Любовь у него была здесь.
– Вы имеете в виду Елецкую?
– Ритку? Да нет, то пройденный этап. – Он уже не удивлялся моей осведомленности. – Оля у него была, студенточка. Она его уму-разуму учила. Как связался с ней, в начале года это было, так на меня стал волком смотреть. Рита-то свойская баба, попроще.
– Что вы о ней знаете?
– Знаю, что Юрка за ней несколько лет ухлестывал, еще со школы. Что он в ней нашел, черт его знает. – Он последний раз жадно затянулся и затушил папиросу. – Ох, и убивался за ней Юрка! Чуть не плакал. Бегал, встречал после работы, следил, с кем ходит, кто провожает. А она и вправду бойкая девица была. Певицей в ресторане работает. Раз как-то мы за ее счет посидели...
– Это по какому случаю?
– А мне без разницы – не интересовался. Встретил Юрку в центре и увязался с ним. Он какую-то картину в ресторан тащил. Для Ритки. Она с нами весь вечер просидела – не работала в тот день. Обслужили нас по первому классу. К закрытию собрались уходить, Юрка за деньгами полез, а она сказала, что за все заплачено.