Небесные тела - Джоха Аль-харти

какую панику впала, когда обнаружила у себя первые признаки того, что превращается в женщину. Как она ненавидела эти торчащие бугорки и молилась каждый вечер перед сном, чтобы они исчезли. А потом следовала совету Мийи, которая, увидев, как сестра, стирая у мельницы белье, плачет, сказала: «Не бойся, Асмаа, это просто припухлость. Натирай солью, и все сойдет. Если не поможет, то я дам тебе свою тесную майку, она стянет так, что ничего видно не будет, как у меня». Асмаа терла грудь солью до такой степени, что нежная кожа шелушилась, и поддевала такие узкие майки, что в них тяжело было дышать, а грудь только набухала. Наконец мать дала ей покрывало и показала, как его нужно набрасывать, чтобы прикрыть и голову, и грудь. Асмаа задышала свободно и перестала молиться, чтобы грудь исчезла.

Асмаа посмотрела на свой втянутый живот. Она не могла дождаться, когда он начнет расти. А потом, разрешившись, она будет носить ребенка снова и снова. Только в окружении десятков детей и внуков она представляла себе их с Халедом старость.

Асмаа вспомнила слово в слово строки о двух разделенных частях души и вздрогнула. Если частица не найдет свою половинку, не видать ей ни покоя, ни счастья… О чем думает сейчас Халед? Взволнован, как она? Счастлив ли? На душе неспокойно, но она с нетерпением ждет того, что они станут мужем и женой.

На закате женщины начали прибывать в дом Салимы. Они кружили над блюдами с рисом, мясом и фруктами, расставленными на скатертях, тянущихся через весь двор. Потом ударил барабан, зазвучали песни, в круг вышли танцовщицы, к ним присоединилась Зарифа. Вскоре появилась процессия, которую возглавляла мать жениха в окружении голосящих родственниц: «Пришли за невестой! Отдайте невесту!» Свекровь направилась прямиком к тому месту, где сидела Асмаа, накрывшись зеленой шелковой накидкой. Салима подняла ее и, прежде чем вложить ее руку в руку матери жениха, крепко прижала к себе. Свекровь торжественно отвела невесту к украшенному цветами красному «Мерседесу», за рулем которого сидел сам Исса. Женщины поспешили сесть в машины, чтобы следовать за свадебным караваном, который тронулся в Маскат: жених снял там квартиру, ставшую его семейным гнездом.

Как только машины отъехали от дома, все вокруг погрузилось в такую зловещую тишину, что Салима, испугавшись, рухнула на ступеньку у входа в зал. Вот и вторая из ее дочерей покинула дом, самая любимая. Салима вздохнула: «Растишь их, растишь, а потом чужие люди уводят». Она огляделась: сегодня прибираться нет сил, завтра с утра отыщутся помощницы, все отмоем и расставим по местам. Сейчас караван невесты движется по улицам Маската под пение, потом веселье и танцы продолжатся в доме жениха. Она мечтала увидеть, как Халед откинет шелковую накидку с лица ее дочери, но вместе с тем уважала старую традицию, согласно которой мать невесты не должна появляться в доме жениха. Она постелила себе в маленькой комнате, куда перебралась после того, как Аззан перестал делить с ней постель, и легла с мыслями об Асмаа, добравшись и до воспоминаний о собственной свадьбе.

Ей было уже тринадцать, когда жена дяди убедила его отослать Салиму к матери. Шейх ответил на очередные мольбы вдовы покойного брата согласием и разрешил ей забрать к себе дочь с условием, что Муаз остается у него. Салима перебралась в дом дяди по матери и прожила там самые счастливые годы своей жизни, наполненные материнской лаской и чутким вниманием дяди, которых она была лишена в раннем детстве. Дом дяди все называли не иначе как садом, он был окружен зарослями манго, лимонными и апельсиновыми деревьями, вокруг рос жасмин, а под окнами комнат, образующих полумесяц, были высажены розы. Из каждой комнаты был отдельный выход в сад, где Салима полюбила сидеть, опустив ноги в узкий канал, по которому вода бежала к деревьям, потом уходила на несколько метров под землю и в конце мощным потоком проливалась с главной водяной мельницы аль-Авафи.

Но безмятежное счастье Салимы длилось недолго. До того момента, как шейх Саид сообщил матери, что выдает Салиму замуж за своего родственника Аззана, совсем зеленого еще юношу. Мать воспротивилась, брат принял ее сторону, и они попробовали отказать жениху под тем предлогом, что он еще не встал на ноги и не исключено, что уедет к семье в Занзибар, бросив молодую жену. Но шейх был непреклонен и отрезал, что если они не откроют ворота, чтобы невеста вышла, то он найдет другие способы ее вытащить. Дядя Салимы оскорбился и заперся на все замки.

В день, когда была назначена свадьба, Салима ужинала с матерью и дядей в доме. Внезапно, к своему ужасу, они обнаружили, что к ним во двор по каналу проникают вереницей невольники и невольницы шейха. Рабы, с чьих одежд стекала вода, взяли их в кольцо. Либо Салима пойдет с ними сама, либо придется взять ее силой и протащить вплавь по каналу. Дяде ничего не оставалось, как распахнуть ворота и отдать им Салиму, которая уже через несколько часов стала женой Аззана и получила прозвище «русалка водяной мельницы».

Абдулла

Лондон спросила:

– Почему про бабушку говорят, что она умерла от колдовства?

– Ну, так им проще объяснить, если человек умирает внезапно или от неустановленной болезни, – ответил я.

– А ты знаешь, пап, чем она болела? – не отставала Лондон.

– Не знаю, – буркнул я.

– Но я врач, могу поставить диагноз. Тебе кто-то говорил, какие именно симптомы у нее наблюдали и как долго она плохо себя чувствовала?

– Да. Говорили, что болезнь развивалась стремительно. А началось все через две недели после родов. Посинела, зрачки сузились, она потела и билась в конвульсиях. Люди объясняли это тем, что духи борются между собой за нее, отсюда и пот, и судороги. А когда она притихла, близкие решили, что те демоны, которые сильнее, забрали ее душу. И ее отнесли на кладбище.

Лондон оцепенела.

– Что с тобой? – спросил я.

– Эти симптомы встречаются в ряде случаев. Но вероятнее всего это отравление. Мне еще бабушка Салима рассказывала, что в окрестностях аль-Авафи встречаются ядовитые растения – кротон, красный и желтый олеандр. Бывало, что завистницы подсыпали их в еду женам, чтобы те освободили место рядом с мужчиной, который им нравился.

Я схватил ее за плечо:

– Но это же моя мать! Кто мог ее так ненавидеть?

– Да, я понимаю. А где в это время был дед?

– Поехал в Салялю по делам… Некому ее было отвезти к Томасу, проповеднику-англичанину, который не отказывал в помощи никому в любое время суток.

– Странно… Может,