Секира и меч - Сергей Зайцев

За повозкой следовали двое крестьян, оба были весьма примечательного вида: один — приземистый крепыш с узловатыми мускулистыми руками и с нечесанной копной волос соломенного цвета, другой — высокий, плечистый, костистый и с волчьей шкурой на плечах…

Позади охотников шла еще дюжина любопытных воинов, которые тоже не хотели упустить случая подивоваться на огромного редкого зверя. И еще шли какие-то люди, но князь не пустил их на двор — повелел запереть ворота.

Повозку остановили под самым крыльцом.

Мертвый зверь был в самом деле очень больших размеров. Ни Мстислав, ни Святополк, поучаствовавшие на своем веку во многих охотах, такого большого тура еще не видывали. Они, как завороженные, смотрели на него.

И всех остальных — и воинов, и челядинов — впечатлил добытый удачливыми охотниками зверь.

С некоторым даже испугом оглядывали княжьи дворовые люди могучие грозные рога, толстый загривок, покрытый жесткими черными волосами, мутные мертвые глаза, вывалившийся бледно-розовый язык…

Кто-то из воинов слегка ткнул туру в грудь копьем:

— Каков бык, а! Отродясь такого не видел! Всем быкам бык!

Другие посмеялись:

— Такого на тропе встретишь и все — считай, что не жил!..

Покосились на князя.

В стороне, чуя звериный дух, остервенело хрипели и гремели цепями псы.

Рябой осторожно, словно опасаясь, что диковинный тур вдруг оживет, потрогал его спину рукой:

— Как каменный!

Один охотник, тот, что был с нечесанной гривой, сказал:

— А он и есть каменный! Черного цвета… Их, этих туров, так зовут.

Воины удивленно качали головами, щупали зверя, восклицали:

— Лоб-то, лоб!.. Топором не проломишь…

— А копыта, смотри! Что твоя голова…

— Надо ж было взять такого!..

Святополк, склонившись сзади к уху Мстислава, с улыбочкой нашептывал:

— Язык можно сейчас отварить. Полакомимся!.. А на завтра велим приготовить студень… И еще бы, государь, было бы недурно отведать печени. Печень очень я люблю жареную с греческим луком…

Мстислав ответил Святополку схожей улыбкой:

— Тебя погубит, киевлянин, неумеренность в еде.

Но тот на ответ был скор:

— О, всякую неумеренность я люблю! И неумеренность в еде, и неумеренность в вине, а особо — неумеренность в постели. Пока молодость не отцвела, ею надо пользоваться, не соблюдая никакой умеренности. А вот когда я буду стар, тогда и подумаю, сколько мне есть, сколько мне пить и сколько девушек тащить под одеяло…

Князь усмехнулся:

— Так все живут в Киеве?

— О, да!

Князь вздохнул:

— Совсем маленьким я бывал там… — потом он строго взглянул на лохматого охотника и уже громким голосом спросил: — Говоришь, этих туров зовут каменными?

— Точно так, господин! — охотник блеснул заметными ярко-голубыми глазами.

Мстиславу тут показалось, что оба охотника глядят на него как-то странно — вроде без должного почитания.

И он, хмуро сдвинув брови, сказал тому косматому:

— Ты мелешь вздор! Не бывает каменных туров!.. Ни при моем дворе, ни при дворе отца моего никто не слышал о таких. Значит, их и быть не может.

Охотник прищелкнул языком:

— Это очень редкий зверь. Он, сами смотрите, больших размеров и шкура на нем, как ночь, черна.

Князь здесь припомнил:

— Мне сказали, что у тура этого есть имя. Почему?

Охотник отвечал обстоятельно:

— Этот зверь настолько редок, что каждому в народе дают имя. Вот этого тура зовут Глебом…

— Опять ты мелешь вздор! — раздраженно воскликнул Мстислав. — Если в народе никто и слыхом не слыхивал ни о каких каменных турах, то как же им могут давать имена?.. Что-то ты темнишь, любезный!

Тут сказал слово другой охотник; когда он говорил, то совсем по-волчьи жмурил свои зеленые глаза:

— Вряд ли можно поверить, что о каменных турах никто слыхом не слыхивал и что никто их видом не видывал.

— Это почему? — Мстислав начинал злиться; как всякий правитель, он не терпел, когда ему перечили.

— Потому что тур этот был ранен. Мы встретили его недалеко от озер. Он ранен был стрелой под правую лопатку…

— Вот как! — удивился князь. — Ну и что?

— Если в теле зверя застряла стрела, — заметил охотник, — значит, где-то есть лук, эту стрелу выпустивший, значит, есть и рука, эту стрелу за оперение державшая… А значит, есть и глаз, этого тура видевший…

Святополк шепнул князю:

— Язык у него подвешен не хуже, чем у нашего грека.

А охотник с волчьей шкурой на плечах продолжал:

— Коли видел этого тура один человек, почему б его не видеть и другим?.. Вот и мы с братом увидели и добили.

Слушая этого охотника, Рябой отчего-то побледнел. Когда охотник все сказал, Рябой спросил его:

— Значит, вы только добили этого тура? А кто ж подстрелил его?..

Охотники пожали плечами:

— Мы тоже хотели бы это знать… — они заговорщицки переглянулись. — Мы вот что нашли на берегу одного из озер…

И они достали из-под туши обломок стрелы. Все увидели, что оперение прикреплено к древку нитью, крапленой охрой.

Рябой побледнел еще больше. Он сказал взволнованным голосом:

— Это моя стрела.

— Да, — подтвердили другие дружинники. — Точно такой же стрелой в том же месте он, — дружинники кивнули на Рябого, — подстрелил Глеба. Он попал ему, кажется, под правую лопатку.

Мстислав и Святополк молчали. Они не совсем еще понимали, о чем именно ведется здесь речь.

Рябой оглянулся на дружинников и совсем упавшим голосом сказал:

— Значит, я стрелял в Глеба, а попал в каменного тура?

— Нет! Мы все видели, как ты попал в Глеба, — заверили его дружинники. — Мы даже видели, как Глеб дернулся и вскинул руки.

— Ну тогда… — и Рябой, в ужасе округлив глаза, отступил от туши тура. — Это, говорю вам, не тур!

— А кто? — спросили любопытные челядины.

Рябой показывал на тушу дрожащим пальцем:

— Я знал, что бывают оборотни-волки, и даже видел их. Но я не знал, что бывают еще и оборотни-туры. Мне думается, эти оборотни значительно страшнее. Вы только посмотрите на этого быка!..

Воины за его спиной сказали мрачно:

— Теперь нам понятно, почему мы не могли догнать раненого Глеба. И откуда на земле было столько крови, тоже ясно.

И еще воины сказали Рябому:

— Ты убил оборотня! Жди теперь беды…

Рябой — бледный, как смерть, — все отодвигался от тура. И это неудивительно: многие христиане еще продолжали на Руси верить в оборотней, домовых, леших, водяных, русалок, мавок, злыдней… Справиться со своими страхами Рябой пытался с помощью крестного знамения. Прячась в толпе воинов, он осенял себя крестом.

Мстислав тут спросил охотников:

— Но отчего вы решили, что этого тура зовут Глебом?

Охотники ответили:

— Потому что на это имя тур отзывается.

— Вот как! — не поверил Мстислав.

А Святополк, будто что-то заподозрив, вдруг посерьезнел.

Князь сказал:

— Но вы же убили его…

— Да, мы тоже так думаем. Но все же… — охотники слегка толкнули тушу ногой. — Когда мы везли этого тура сюда и заговаривали о нем и называли Глебом, нам показалось…

— Что? — подался вперед князь.

Охотники посмотрели на него пристально:

— А вы попробуйте сами, господин, позвать его!..

Князь Мстислав напряженно улыбнулся:

— Право, странное вы предлагаете мне развлечение, — он оглянулся на Святополка, а тот, казалось, был мрачен. — Я же не язычник, чтоб веровать во всякие там бредни, в колдовство…

— И все же!.. — предлагали охотники.

— Ну хорошо! — согласился Мстислав. — Разве что потешить челядь… — и он, сбежав со ступенек, толкнул ногой тушу тура в крестец. — Эй, Глеб! Поднимайся…

Все замерли взволнованные, трепетные. С любопытством и одновременно готовые ужаснуться взирали на тушу зверя. Воцарилось молчание. И только цепные псы слегка ворчали за спиной у воинов…

И тут всем почудилось, будто тур вздохнул. Многие при этом вздрогнули и отскочили назад. Воины глядели во все глаза. Князь Мстислав через силу улыбался — одними губами. Святополк сверлил тушу глазами, но никак не мог понять, в чем здесь дело; он подозревал какой-то подвох.

— Вставай, Глеб! — срывающимся голосом повторил князь; при этом многие из воинов с уважением взглянули на своего властителя — отдали должное его мужеству.

Все увидели, как крутой бок тура дрогнул.

Какой-то мальчишка из прислуги крикнул:

— Бегите! Оборотень!..

Но никто больше не двинулся с места. Смотрели на тура во все глаза, затаили дыхание…

Бок тура поднялся и опустился, опять поднялся.

— Он дышит! — князь нервничал, но не отступал.

Все смотрели, что будет дальше.

И вдруг чрево тура разверзлось, и на повозку стало вываливаться что-то окровавленное. Это что-то напоминало шкуру мездрой наружу. Оно блестело на солнце и шевелилось.