Романовы в дороге. Путешествия и поездки членов царской семьи по России и за границу - Коллектив авторов

В дороге, в пути, в движении

А. В. Топычканов. Кремлевская резиденция vs подмосковные резиденции: зоны конфликта во второй половине XVII в.

Тема сборника «Романовы в дороге: путешествия и поездки членов царской семьи по России и за границу» чрезвычайно важна для изучения функционирования политической системы России. Дорога не просто связывала верховную власть и подданных, центр и периферию. В условиях отсутствия средств массовой информации и коммуникации церемониальные выезды и шествия, прогулки членов правящей династии представляли собой важнейший механизм конституирования власти и государства. По наблюдению Г. Поста, в средневековой Европе монарх одновременно выступал и как правитель, и как квинтэссенция территориального государства, которым он управлял, поэтому статус правителя отождествлялся с государством (stato){454}. В этом заключена одна из причин частых путешествий европейских и российских монархов. Для длительного проживания в том или ином месте правители устраивали городские и загородные резиденции.

В западной историографии большое внимание уделяется взаимодействию резиденций (дворов), города, пригорода и сельской округи в Средние века и раннее Новое время, однако эта проблематика в российской истории по-прежнему изучена слабо, несмотря на то, что первая городская резиденция в России возникла уже на рубеже XV–XVI вв., а при великом князе Василии III появились первые загородные резиденции в Александровой слободе и Коломенском. Вероятно, только О. Р. Хромов обратил внимание, что царские усадьбы во второй половине XVII в. выполняли некоторые столичные функции{455}, что заставляет более внимательно отнестись к вопросу о взаимоотношениях Кремля и загородных резиденций[14].

После Смуты начала XVII в. первые Романовы сосредоточили свое внимание на восстановлении кремлевского дворца, и только с конца 1630-х годов началось возрождение загородных резиденций. К концу XVII в. был отстроен и расширен кремлевский дворец, украшен Кремль; вокруг Москвы создано 22 резиденции с дворцами или «избушками для государевых пришествий», а также возведены дворцы в Троице-Сергиевом, Саввино-Сторожевском, Новодевичьем и других монастырях. Развитие сети резиденций сопровождалось увеличением их посещаемости, масштабными работами по благоустройству и определением их юридического статуса. Третья глава Соборного Уложения 1649 г. «О государеве дворе, чтоб на государеве дворе ни от кого никакова бесчиньства и брани не было» впервые указала на существование «государевых дворов» не только «на Москве», но и «в объезде», т. е. во время царского выезда, в том числе и в загородные резиденции. Таким образом происходило сближение нормативного статуса кремлевской и загородных резиденций при сохранении существенных различий между ними.

Безопасность царской семьи. Резиденции имели разные условия для обеспечения безопасности царской семьи. Если для Кремля опасность представляли прежде всего общегородские волнения, пожары, колдовство и неосторожное обращение жителей Кремля и стрельцов с оружием, то перечень вероятных угроз для жизни и здоровья государя в загородных резиденциях был гораздо шире. Показательны многочисленные случаи покушений на царевича, а потом и царя Петра Алексеевича. Вопрос о достоверности этой информации остается открытым, поскольку следственные дела почти не сохранились и известны по отрывкам и косвенным упоминаниям. Для данного исследования важно, что современники верили в возможность покушений на государя именно в загородных резиденциях. Первый заговор – Ивана Кирилловича Нарышкина – был раскрыт 8 августа 1677 г.{456} Покушение должен был совершить Иван Орел, неоднократно бывавший в Воробьеве и «иных местех» (вероятно, других дворцовых усадьбах). Он признавался, что «убил бы де, да нельзя, лес тонок, а забор высок»{457}. Возможно, здесь имелось в виду, что вооруженный пищалью он не мог близко подойти к царю: на государев двор можно было попасть только без оружия{458}. Осенью 1682 г. был якобы подожжен дворец в Воздвиженском, где находился больной «огневою» десятилетний Петр I, за несколько месяцев до этого венчавшийся на царство{459}. В 1689 г. в Хорошове нижегородский волхв коновал Дорофей Прокофьев «заговорными словами по ветру напущал» также против Петра I{460}. О возможности подобных покушений свидетельствуют реальные убийства, совершенные в дворцовых селах или во время так называемых походов, – например священника Василия Кирилова в дворцовом селе Воздвиженском{461} или отставного конюха во время поездки царевны Софьи Алексеевны в Новодевичий монастырь{462}.

Серьезную угрозу безопасности царской семьи представляли разбойники. Разбойным промыслом в XVII в. занимались даже придворные – стольники и стряпчие. Одну из самых известных разбойничьих шаек второй половины века организовал царский стольник Прохор Васильев сын Кропотов. Одновременно с несением придворной службы он вместе с 25 московскими чинами грабил и убивал на подмосковных дорогах, в том числе и тех, по которым проезжал царь. Современники придавали этому делу большое значение. Показательно, что они сравнивали казнь Кропотова летом 1679 г. с казнью Степана Разина{463}. В 1695 г. стало известно о разбойнических похождениях других стольников – Владимира и Василия Петровичей Шереметевых: «на Москве они приезжали среди бела дня к посадским мужикам, и домы их грабили, и смертное убивство чинили, и назывались большими»{464}.

В связи с перечисленными угрозами царская семья была вынуждена выезжать в загородные резиденции в сопровождении многочисленной охраны. Известна роспись стрелецких караулов около резиденции в селе Покровском, составленная в Приказе Тайных дел в связи с прибытием во дворец в июне 1660 г. грузинского царевича. У передних и яузских ворот стояло по сотне стрельцов, у колымажных и конюшенных – по 50 стрельцов. На площади перед дворцом располагалось три сотни конных стрельцов со знаменами и барабанами. На государевом дворе перед дворцом стояла сотня стрельцов без ружей, которые хранились на государевом дворе. Еще сотня стрельцов с ружьями стояли за дворцом{465}. Таким образом, государев двор охраняли 800 стрельцов, не считая придворных чинов и дворян. Они были собраны, безусловно, для демонстрации «людности» во время приезда грузинского царевича. Обычно царя сопровождали либо один стремянной полк (около 400 человек), либо два полка (стремянной и стрелецкий или солдатский) в половинном составе, что не превышало 500 человек{466}. Кроме стрельцов царя сопровождали думные и придворные чины со своими холопами, жильцы (от 48 до 52 человек, в том числе 2–8 подрынд), дети боярские (10 человек), дворцовые слуги{467}.

Такая охрана могла оказать сопротивление разбойничьей шайке, но была неэффективна при массовых выступлениях московского посада, которые часто пользовались поддержкой стрельцов. Во время Медного бунта 1662 г. восставшие, в том числе солдаты выборного полка А. Шепелева, смогли прорваться на государев двор в Коломенском и окружить дворец. Царь Алексей Михайлович вступил с ними в переговоры и таким образом выиграл время для того, чтобы из Москвы успели прийти лояльные стрелецкие полки. Они проникли на государев двор через задние ворота и вытеснили восставших{468}. Во время стрелецкого восстания 1682 г. царский двор, бежавший в Троицкий монастырь, смог выступить против князей Хованских только после того, как получил поддержку служилого дворянства, собравшегося в монастыре. В обоих случаях двор смог оказать сопротивление восставшим лишь после наращивания военной силы, в несколько раз превосходящей обычную походную охрану.

Перечисленные проблемы обеспечения безопасности привели к тому, что царский двор использовал две различные формы размещения в кремлевской и загородных резиденциях: в Кремле он вел оседлый образ жизни, а в загородных – кочевой{469}. Это означало, что в отсутствие царской семьи в загородных дворцах там находились только скамьи и лавки с полавочниками, столы, поставцы, завесы на окнах и иконы{470}. Все необходимое для проживания члены царской семьи привозили и увозили с собой в постельном, крестовом, запасном, оружейном и прочих возках (возок мог включать до 30 телег).

Социальный конфликт. Говоря о раннем Новом времени, Ю. Хабермас выделял две конкурирующие сферы публичности – двор и город{471}. Несмотря на определенные коррективы, внесенные новейшими историческими исследованиями в концепцию Хабермаса, она сохраняет свой парадигмальный характер и активно используется в гуманитарной науке{472}. Эта концепция позволяет выявить причины того, почему российский двор в Кремле и загородом придерживался различных практик публичности. В Москве существовала четырехступенчатая система доступа к государю: город Москва – Кремль – государев двор – дворец. В царствование Алексея Михайловича вход в Кремль для простого населения был ограничен{473}, в то время как большинство церемоний с участием царя совершалось в границах государева двора и Соборной площади. Эта система обеспечивала определенную изоляцию царской семьи от московского посада, что можно рассматривать и как необходимое условие сакрализации власти{474}, и как защитную реакцию двора на публичность городского пространства.