О дереве судят по плодам - Василий Шаталов

Подражая хозяину, журналист попытался было сесть по-восточному, на кошму, скрестив перед собой ноги. Но это ему не удалось — где-то в коленях затрещали брюки. Из затруднительного положения его выручил Хыдыр Агабаев, придвинувший низкую скамейку.

Сняв шляпу и темные очки, журналист представился. Потом вынул из пиджака объемистый блокнот, провел рукой по светлому бобрику волос и сухо посмотрел на бригадира. Было заметно, что гость разочарован его видом, хотя по пути в бригаду Хезрет рассказывал о Хыдыре как о настоящем герое исполинской стройки в Каракумах. Увы! Как ни старался гость, но ничего героического в облике Хыдыра не нашел: грустный взгляд угловатого лица, впалые щеки, темные короткие волосы. В сравнении с ним Хезрет был больше похож на героя. Молодой, жизнерадостный, он весь так и сиял, словно сам излучал свет. Блестели его жесткие, черные волнистые волосы, блестели глаза, белым снегом сверкали ровные зубы.

Переведя взгляд с Хезрета на бригадира, гость сказал:

— Добже. Значит, вас зовут… пан Хыдыр А-га-ба-ев?

— Нет. Меня зовут просто Хыдыр, — поправил он журналиста. Слово «пан» рядом со своим именем ему казалось неуместным..

— И еще объясните, пожалуйста, что означает ваше имя?

Хыдыр пожал плечами — вот уж над чем никогда не задумывался, так это над значением собственного имени! Других забот полно. Хыдыр искоса взглянул на Хезрета: выручай, мол, брат, без тебя не справлюсь. Именно так и понял этот взгляд начальник участка.

— Разрешите, я отвечу, — сказал он журналисту.

— О, да! Конечно, конечно, пан Хезрет! Прошу, — обрадовался журналист и раскрыл свой блокнот.

— На ваш вопрос, уважаемый гость, — начал Хезрет, вежливо улыбаясь, — коротко ответить нельзя. Поэтому позвольте мне начать издалека. Такое имя, как Хыдыр, — продолжал Атамурадов, — у нас дают одному из близнецов. Так поступили и родители нашего бригадира, когда у них родилось двое сыновей. Одному они дали имя Хыдыр, а другому — Ильяс. Это древний обычай. Он идет от старой народной сказки или легенды о близнецах Хыдыре и Ильясе. Сказочный Хыдыр — это добрый, могущественный волшебник. Допустим, если хоть раз он взглянет на поле, сад, бахчу — урожай здесь будет особенно богатым. Глянув на такой урожай или на сросшиеся плоды, туркмен обязательно скажет: «Сюда бросил свой взгляд Хыдыр-ата». И хотя считается, что Хыдыр — невидимка, он может принять облик любого человека — старика, юноши, туркмена, русского. И все же опознать его можно по одной примете: на большом пальце правой руки у него нет костей. Даже в наши дни, когда старики обмениваются рукопожатием, они легонько, на всякий случай, ощупывают друг у друга большой палец: не Хыдыр ли ты?

— Не шибко, пан Хезрет, не шибко! — попросил журналист.

— Если же вдруг обнаружится, — продолжал Хезрет, — что палец без кости, значит — это Хыдыр. Тогда хватай его и требуй, чего хочешь. Любое твое желание, просьбу он выполнит. Ведь он — волшебник!

Хезрет сделал паузу, посмотрел на своих слушателей и, лукаво улыбнувшись, произнес:

— Был, говорят, такой случай. Однажды какой-то туркмен, здороваясь с русским, проверил по привычке и его большой палец. И вдруг обнаружил, что он без кости! Туркмен задохнулся от радости…

— Хыдыр! — закричал он не своим голосом. — Стой! Ты волшебник Хыдыр!..

Туркмен вцепился в русского мертвой хваткой и стал требовать у него автомашину, ковры, дом и даже… молодую жену. Русский, не зная в чем дело, сильно испугался и подумал, что тот сошел с ума.

— Какой я тебе Хыдыр! — бледный от страха, кричал русский. — Рехнулся, что ли? Я — Иван!

Потом выяснилось, что Иван был на войне и там, в одной из атак, ему пулей выбило кость из большого пальца. Так… этого Ивана потом Хыдыром прозвали!..

Своим рассказом Хезрет развеселил бульдозеристов. От души смеялся и журналист.

Но рассказ не был окончен.

Когда все успокоились, Хезрет сказал:

— Давая сыну имя Хыдыр, родители нашего бригадира в душе надеялись, что когда он вырастет, то будет таким же могучим, как тот, сказочный волшебник, и будет приносить людям счастье, радость, богатство. Мечта родителей нашего Хыдыра сбылась, по-моему, вполне. Вот уже десять лет как он прокладывает в пустыне великий канал. И там, где он прошел, следом за ним идет невиданная доселе река — широкая, светлая, многоводная. Ни один волшебник в мире такого подвига не совершал. И землю, по которой прошел и на которую бросил свой взгляд Хыдыр Агабаев и славные его товарищи, теперь не узнаешь. Безбрежно на ней зеленеют поля, сады, виноградники, раскинулись новые села и города. Такое недоступно и тысяче могучих волшебников.

— Браво, пан Хыдыр! Браво! — восторженно отозвался журналист, и, подойдя к Хыдыру, горячо пожал ему руки и крепко обнял за плечи. Видимо, после рассказа Хезрета мнение гостя о бригадире изменилось совершенно. Теперь он как бы предстал перед ним в другом свете и уже не казался ни вялым, ни бледным, ни невзрачным. Теперь он видел другого человека, во взгляде которого светились скромное достоинство, воля, скрытая энергия, мужество и доброта — словом, все добродетели. Интерес гостя к бригадиру вырос настолько, что он буквально забросал его вопросами.

— Пан Хыдыр, — приветливо говорил журналист, желая, видимо, расположить его к откровенной беседе, — пан Хыдыр, пожалуйста, еще немного о себе. Ну, что-нибудь такое… что-нибудь… Интересное. Например, о семье, о детях. Дети у вас есть?

— Четверо, — ответил Хыдыр.

— Скучаете?..

— Как же… — смутился Хыдыр. — Детей очень люблю. Но редко бываю дома. Больше — в степи.

— Ну, добже, добже, пан Хыдыр, — не унимался журналист, — а теперь немного о трудностях.

— О трудностях?.. Раньше их было много, — Агабаев помолчал, как бы раздумывая и не решаясь говорить о том, как было раньше, сколько мучений он перенес, когда прокладывали канал между Мары и Хауз-Ханом. Жара. Барханы. Бездорожье. На целый участок одна водовозка, да и та не в силах была пробиться через пески, к бригадному стану. За несколько километров ходили к ней с ведрами, затем — обратно. Так же доставляли солярку и автол. Теперь этого нет. И Хыдыр Агабаев снова повторил:

— Раньше было труднее. Воду привозили за сто километров. Теперь — она рядом. Сколько хочешь!..

Потом Хыдыр рассказал, как однажды, оставив бульдозер в траншее, зашел он в юрту перекусить. Дело было вечером. Хыдыр поужинал и снова вернулся в забой. Но перед тем, как войти в кабину, осветил фонариком сидение и в ту же секунду окаменел от ужаса: свернувшись в клубок, на сидении лежала гюрза.

— Если бы не посветил, — сказал, улыбаясь, Хыдыр, — пришлось бы вам, наверное, встречаться с другим бригадиром.

Журналист тоже улыбался: встреча с бригадиром доставила ему большое удовольствие. Он вышел из вагончика и немного походил по сухому руслу канала, на берегу которого стояли в ряд голубые, слегка запыленные, бульдозеры. В отвальных ножах полыхало горячее солнце — без риска ослепнуть на них нельзя было взглянуть.

Журналист подошел к одной из машин, дотронулся до нее и тут же отдернул руку.

— О! Какой горячий! Огонь! — дуя на руку, сказал журналист.

Потом долго смотрел на синие горы, на желтую степь, на сухое русло канала. В силу привычки он старался запомнить все: людей, пейзаж, машины, и вместе с образом волшебника Хыдыра, творившего сказку наших дней, хотел забрать и увезти с собой.

Прощаясь, журналист с чувством произнес:

— Бардзо дзенькую! Спасибо! Приезжайте в Варшаву!

Проводив гостя и начальника участка, бульдозеристы направились к бригадному стану. Немного поотстав от других, рядом с бригадиром шел Малыш.

— Хыдыр-ага, — обратился к нему Кичи.

Агабаев остановился, взглянул на него снизу вверх.

— Что?

— Я ведь не нарочно… — потея от смущения, почти шепотом произнес Малыш.

— О чем ты? А!.. Ладно. Ничего, — отвернувшись от Малыша, мягко сказал Агабаев. Он долго не мог сердиться. И давно уже простил ученика. Тем более, что все обошлось очень хорошо!

ХЕМРА

Сигаретный дымок, завиваясь спиралью, улетал в открытое окно, за которым оранжево полыхал июньский зной.

Дементьев стряхнул пепел с сигареты и пытливо взглянул на меня.

— Вы просите, чтоб я рассказал о себе? Пожалуйста!..

И вслед за этим он начал читать наизусть отрывок из повести Паустовского «Колхида». Сергей Георгиевич читал довольно выразительно, и я живо представил себе, как ветер швырнул в окна духана горсть пыли и сухих розовых лепестков, как, нервно перебирая зеленые листья, заволновались пальмы, как вылетавший из труб дым мчался вдоль плоских улиц Поти, сметая запах отцветающих мандаринов.

Я увидел надвигающийся с моря дождь, тяжелым дымом лежащий над водой.