Двойник поневоле - Дмитрий Аркадьевич Захаров

— Кому же помешали коты в таком случае, Слава? — строго спросила женщина.

— Ему…

— Ему?

— Зачем переспрашивать?! — неожиданно разозлился подросток. — Вы отлично слышали, что я сказал!

Бодров тогда зашел в кабинет служебного психиатра Марии Цейтлиной с намерением забрать заключение по делу «невского душителя», как с легкой руки журналиста называли убийцу, душившего своих жертв. Душитель жил в частном доме за поселком Рыбацкое. Его заметил сосед, узнавший в преступнике своего знакомого. На счету убийцы было пять жертв из числа людей, живших в том же поселке. По иронии судьбы следующей жертвой должен был стать тот самый рыбак, который заметил соседа, тащившего замотанное в брезент тело к воде. Об этом сам убийца откровенно рассказывал следователю, с его лица не сходила мечтательная улыбка. В тот раз Бодров впервые задумался на тему истоков человеческого зла. Классическая криминалистика учит, что все дети рождаются одинаковыми. Чистыми, с незамутненной душой. Но в процессе взросления они приобретают различные навыки, заимствованные в окружающем мире. Ребенок растет в мире великанов, огромных и могущественных, едва доставая до колена взрослого человека, осознавая свою уязвимость. Единственная сила, способная сохранить целостность психического здоровья ребенка, — это безусловная родительская любовь, которая потом возвращается ребенком родителям.

Но жизнь зачастую опровергает аксиомы. Невский душитель был заботливым сыном, пожилые родители души в нем не чаяли. Как он сам признался, ему нравилось убивать. Он не испытывал к своим потенциальным жертвам ни злобы, ни сочувствия. Будучи человеком невероятной физической силы, он душил людей при помощи обыкновенной веревки, хранящейся в сарае, а затем, под покровом ночи, волок упакованные в брезент тела умерших в прибрежную воду. Бодров любил беседовать с Машей Цейтлиной на тему глубинных мотивов преступления, но исчерпывающего ответа не получал. Глядя на бледное лицо подростка и видя клокочущую бездну черного облака над его головой, он задумался о первородном истоке зла, не зависящем от условий воспитания человека.

— Мы иногда совершаем ужасные поступки, — сказала незадолго до этого Мария Бодрову. — Никто из психиатров не даст ответа, почему так случается, ведь до того, как в голову придет мысль совершить что-то плохое, люди часто ведут себя нормально. Наш мозг обладает способностью к нейропластичности — так называется возможность меняться под воздействием опыта и восстанавливать утраченные нейронные связи. Так что любое важное действие надолго сохраняет след, ну, это все равно что придавить комок пластилина пальцем, — объяснила психиатр, затягиваясь сигаретой. — Возможно, по этой причине большая часть плохих поступков вызывает впоследствии чувство жгучего стыда.

Узкое лицо психолога обрамляли густые черные волосы, ее внешность портил длинный крючковатый нос, как у злой волшебницы с обложки детской книжки. Бодров был красивым мужчиной и, как это часто бывает с привлекательными людьми, неуверенным в себе. При каждой встрече с Цейтлиной взгляд Бодрова, словно магнитом, притягивал этот ужасный нос на ее лице. С этой женщиной он мог бы завести служебный роман, фигурка у психолога была как у мраморной статуи в Эрмитаже, — с плавными линиями бедер и высокой грудью, — но не решался пересечь черту в их интимно-дружелюбных отношениях. Разговор состоялся за неделю до случая с подростком. Мария курила дешевые сигареты без фильтра, на внутренней стороне ее указательного пальца желтело небольшое пятно.

— Так давай все-таки уточним, — продолжала Мария, — кто является тем человеком, кому, по твоему мнению, мешают коты.

И в один краткий миг что-то преобразилось в застывшем, как маска, лице. Николай со всей ясностью понял, что тот видит, как незнакомый офицер изучает его ауру. И тогда случилось непредвиденное. Подросток вскочил, с невероятной силой и ловкостью для его худощавого телосложения оттолкнул метнувшуюся к нему мать, подбежал к окну, рванул створку окна. В кабинет ворвались потоки морозного февральского воздуха. Николай бросился к нему, но опоздал. Мальчик взлетел на подоконник, замер на краю, — искаженное недетской злобой лицо обернулось, — а потом прыгнул вниз, с высоты шестого этажа. Та зима была холодной и малоснежной, на асфальте разметались бело-розовые пятна серого вещества, пронизанные теми самыми нейронами, о которых столь увлекательно рассказывала Мария Цейтлина.

Николай развернул листок бумаги.

БЫЛО ПРЕДНАЧЕРТАНО.

Он покрутил листок, сунул в карман, прочел сообщение на смартфоне:

«Господин Бодров! На Ваше имя забронирован номер в отеле „Магия“. Предоплата внесена. Наш адрес: Гаванская улица, 28. К Вашим услугам комфортабельный номер люкс. С уважением, администратор отеля Гвоздева Н.В.»

Еще накануне он тосковал от однообразности бытия, а теперь причин для такой тоски уж точно не было! Один чудак получил возможность загадывать желания и потребовал вечной жизни и безупречного здоровья, а на следующий день обнаружил себя в роли раба в каменоломнях!

С отчаянным ревом промчался мотоцикл. Блестящий шлем байкера с агрессивной аэрографией изогнутых линий лишал возможности разглядеть его лицо, сзади к нему тесно прижималась белокурая девушка, соломенные волосы развевались на ветру.

К сообщению была приложена ссылка на сайт отеля, точка локации. Пешком двести семьдесят пять метров от его настоящего местонахождения. Любознательная мышь первой попадает в мышеловку. Если бы Бодров руководствовался здравым смыслом, ему следовало бы позвонить в отделение, пробить информацию, касающуюся отеля, хотя он понимал бессмысленность такой процедуры. Таинственные «доброжелатели», с одним из которых он встречался в бане, забронировали номер в ближайшем отеле. Он поддернул ремень сумки и направился в указанное на карте место. Шел не спеша, вскоре показалась скромная рекламная вывеска рядом с пунктом выдачи интернет-заказов «ОЗОН». На белом фоне чернели буквы, исполненные замысловатым шрифтом. «МАГИЯ». Вероятно, маркетологи, разрабатывающие афишу, силились изобрести что-то особенное или же в сфере рекламы уже ничего нового придумать невозможно. Он постоял перед входом, отразившись в тонированном стекле, шагнул вовнутрь. Здесь было тихо, приглушенно шипел кондиционер, широко улыбнулась молодая женщина на ресепшен.

— Здравствуйте!

— Добрый день. — Бодров растерялся. Внезапно он осознал абсурд ситуации. Он, майор полиции, по собственной воле влезает в какие-то мутные блудняки! Как сказал бы Гриша Базин и еще хлопнул бы его по спине своей широкой, как сковорода, ладонью.

— Чем могу помочь? — Девушка улыбалась так искренне, словно вошедший мужчина отпустил невероятно веселую шутку и удержаться от смеха попросту не было сил.

— Тут, вроде как, на мое имя номер забронирован…

— Фамилия?

— Бодров.

— Секунду!

Николай огляделся. Ненавязчивый дизайн, свежий ремонт. На стенах висят большие постеры, абстракция в духе картин Малевича, вдоль окон установлены вазоны с искусственными цветами. Скупая цветовая палитра; стены приятно-голубого оттенка, потолок белый, на полу серая с черными квадратами плитка. Белозубая улыбка девушки на ресепшен — самое яркое пятно в дизайне отеля.

— Николай