Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

20 июля Черчилль посетил Шербур и «Юту», а в ближайшие два дня собирался посетить позиции Монтгомери. Он предупредил Монтгомери о своем визите, и Монти сказал Эйзенхауэру любой ценой не пускать к нему эту делегацию. Со дня на день должна была начаться операция «Кобра» – запланированный Монтгомери прорыв к портам Бретани и окружение немцев на фронте Брэдли.

Когда Черчилль узнал, с какой просьбой Монтгомери обратился к Айку, он вызвал Брука и разразился гневной тирадой. «Кто такой ваш Монти, чтобы указывать, что мне делать? Кем он себя возомнил, что пытается сорвать визит премьер-министра?» Шел день «Д + 44», и союзные армии ушли не слишком далеко от того места на побережье, где они находились в первый приезд Черчилля 12 июля. Черчилль, сытый по горло, сказал Эйзенхауэру, что поддержит любое его решение относительно отставки британских генералов, которые не оправдывали ожиданий Айка. Хотя Эйзенхауэр тоже начал терять терпение с Монти, он не собирался отстранять легендарного героя Эль-Аламейна. Но 20 июля помощник Эйзенхауэра капитан Бутчер написал в дневнике, что «медлительность Монти» выводит Айка из равновесия. По мнению Эйзенхауэра, проблема состояла в том, что успех заявленного Монтгомери плана – заставить Роммеля направить удар на британцев и канадцев – зависел от того, будет ли Роммель следовать сценарию Монтгомери. А он пока этого не делал. «Роммель знал эту партию наизусть», – написал Бутчер. Он просто держал танки вне радиуса действия артиллерии Монтгомери. Бутчер не знал, что Роммеля уже не было в Нормандии; 17 июля он получил серьезное ранение, когда истребитель союзников обстрелял его автомобиль и сейчас направлялся на лечение в Германию. В любом случае операция «Кобра» задерживалась еще на неделю из-за плохой погоды. И хотя Эйзенхауэр не собирался отстранять Монти, генерал ему так надоел, что он попросил Черчилля «убедить Монти сесть на велосипед и тронуться с места»[2059].

Когда 20 июля Черчилль совершал поездку по американскому фронту, в гитлеровском «Волчьем логове» в Восточной Пруссии полковник Клаус фон Штауффенберг, лишившийся левого глаза, правой руки и двух пальцев на левой руке во время атаки Королевских ВВС в Северной Африке, докладывал фюреру о состоянии обороноспособности Германии. Он был центральной фигурой небольшого, но убежденного в правоте своего дела круга заговорщиков, которые считали, что избежать уничтожения Германии можно только в случае убийства Гитлера. Роммель и фон Клюге согласились поддержать заговорщиков, если их замысел увенчается успехом.

Фон Штауффенберг вошел в ставку Гитлера с портфелем, в котором находились две бомбы. Активировать детонаторы предстояло самому Штауффенбергу непосредственно перед покушением. Находясь под почти непрерывным наблюдением, испытывая дефицит времени и действуя одной искалеченной рукой, Штауффенберг смог активировать детонатор только на одном взрывном устройстве. Ему удалось поставить портфель рядом с Гитлером и под благовидным предлогом покинуть помещение. Когда в бараке раздался взрыв, Штауффенберг решил, что никому не удалось выжить. Он приказал водителю отвезти его на ближайший аэродром, откуда на небольшом самолете вылетел в Берлин. Штауффенберг неверно оценил нанесенный ущерб. Взрывом убило четырех человек, и почти все выжившие были ранены, но Гитлера защитил массивный дубовый стол для совещаний. Он отделался легкими травмами, сильно пострадали только его самообладание и одежда. Вернувшись в Берлин, Штауффенберг призвал соратников приступить ко второму этапу переворота, захвату нацистских административных зданий и радиостанций. Но когда Гитлер лично выступил по радио, заговорщики поняли, что переворот провалился. После короткой перестрелки заговорщиков арестовали в штабе на Бендлерштрассе. Штауффенберга вывели на улицу и расстреляли. Позже Черчилль сказал в палате общин: «Герр Гитлер говорил, что при взрыве бомбы 20 июля его спасло Провидение. Я думаю, что с чисто военной точки зрения мы можем с ним согласиться. Для союзников было бы тяжело на завершающем этапе борьбы лишиться такого военного гения, как ефрейтор Шикльгрубер, вносящего столь значительный вклад в нашу победу»[2060].

Гитлер считал, что Роммель и фон Клюге принимали участие в заговоре, и фон Клюге, чтобы избежать страшных пыток, которым Гитлер подвергал подозреваемых, 18 августа покончил с собой, раскусив ампулу с цианистым калием. Роммель, которому Берлин предоставил выбор между трибуналом по обвинению в государственной измене и самоубийством, покончил с собой 14 октября, приняв, как фон Клюге, цианистый калий[2061].

В июле, с учетом застоя на западе и наступления на востоке, назрела необходимость встречи «Большой тройки». «Когда и где мы встретимся?» – телеграфировал Черчилль Рузвельту 16 июля. Спустя неделю, когда Красная армия заняла Люблин, Сталин создал Польский комитет национального освобождения, фактически марионеточное правительство. Теперь необходимость встречи была очевидна. Черчилль предложил провести встречу в Шотландии, но Сталин, как обычно, отказался покидать Россию, а Рузвельт не хотел уезжать в Великобританию в сезон выборов. Он только что выдвинул свою кандидатуру на четвертый срок и постепенно выживал с должности вице-президента Генри Уоллеса, взгляды которого в Демократической партии считались слишком просоветскими, чтобы заменить его сенатором от Миссури Гарри С. Трумэном. В ответ на телеграмму Черчилля Рузвельт предложил встретиться на Бермудах или в Квебеке. Как всегда, Черчилль должен был ехать к Рузвельту. Красная армия наступала на Варшаву и спустя несколько дней подошла к ее восточным окраинам. Черчилль настаивал, чтобы главу лондонских поляков Станислава Миколайчика пригласили в Москву для участия в формировании польского правительства. В противном случае лондонские поляки могли оказаться не у дел, когда Сталин освободит Варшаву. В поисках «некоего объединения» поляков, которых поддерживала Москва, и тех, которых поддерживали Великобритания и Соединенные Штаты, Черчилль попросил президента отправить письма Миколайчику и Сталину с заверениями о поддержке Миколайчика[2062].

Рузвельт отправил письма обоим, но всего лишь выразил в них надежду, что Миколайчик со Сталиным смогут «уладить этот вопрос» самостоятельно, то есть практически не поддержал лондонских поляков. Сталину и Миколайчику стало ясно, что Соединенные Штаты, в отличие от Великобритании, не слишком волнует судьба Польши.

В конце июля, по приказу лондонских поляков, 40 тысяч плохо вооруженных членов польского Сопротивления в Варшаве под командованием генерала Бур-Коморовского подняли восстание против своих немецких тюремщиков. Красная армия стояла на другом берегу Вислы, пока в течение почти шести недель в польской столице шел бой, напоминавший Сталинградскую битву. Коморовский попросил Эйзенхауэра подвергнуть бомбардировке аэропорты близ Варшавы; Эйзенхауэр отказался, объяснив, что Варшава не его театр военных действий. Черчилль попросил Сталина прислать подкрепление, но маршал считал Варшавское восстание «авантюрой кучки преступников», намеревавшихся захватить власть. Черчилль нашел поведение Советского Союза «странным и низким», но не смог повлиять на Сталина. Советский Союз запретил самолетам союзников, которые хотели сбросить в восставший город продовольствие, боеприпасы и оружие, приземляться на советских аэродромах. Варшава была вне радиуса действия союзных самолетов, базировавшихся в Британии, которым пришлось бы лететь через весь рейх, но не вне радиуса самолетов, базировавшихся в Италии. Летчики британских и польских ВВС совершили почти двести полетов, доставляя помощь восставшим. Аэродромы, занятые Сталиным, были всего в 50 милях от Варшавы. Рузвельт отказался выделить американские самолеты для оказания помощи Варшаве. Не поставив в известность Черчилля, американцы вели переговоры со Сталиным по поводу использования аэродромов в Сибири и не хотели расстроить планы просьбой об использовании еще и польских аэродромов. Спустя шесть недель Сталин передумал, но было уже слишком поздно. Половина бойцов польского Сопротивления были убиты, и погибло более 200 тысяч жителей. В начале октября, через 63 дня после начала восстания, Коморовский подписал капитуляцию. Красная армия освободила Варшаву только в январе 1945 года. «Вот так они освобождали Польшу…» – позже написал Черчилль[2063].