Ожерелье императрицы - Владимир Кузьмин

– Кажется, всего два и успел украсть! – сказал он. – Ну что, сдадим его полиции?

– Не надо меня сдавать полиции. Я больше не буду!

– Ох и сомневаюсь я. Но… Месье, так и быть, ступайте подобру-поздорову, но чтобы никаких краж!

– Да ни в жисть!

Едва Петя отпустил его руку, как он буквально умчался подальше от нас, забыв про болевшую ногу, и юркнул в какой-то вовсе не предназначенный для прохода пассажиров узкий проход между штабелями ящиков. Успев, между прочим, по пути запустить руку в карман упитанного толстяка в сером сюртуке.

– Надо было его полиции сдать! – вздохнул Петя, увидев такое безобразие.

– Надо было, – согласилась я. – Но пришлось бы объясняться с родителями.

– С добычей как поступим?

– Вот это портмоне он украл у того джентльмена в цилиндре. Второго нигде не видно, да я его и не запомнила. Давайте я портмоне отдам хозяину, а вы второй бумажник передайте полицейскому. А то он от безделья скоро челюсти вывихнет.

Действительно, стоящий неподалеку полицейский зевал самым отчаянным образом, и мои опасения могли в любой момент оправдаться.

– Тоже правильно, пусть делом займется, а то воры совершенно безнаказанно воруют, а он стоит и зевает! – засмеялся Петя.

32

– Ну отчего его так неправильно назвали?

– Вы, Петя, о чем?

– О Лазурном Береге.

– И что вас не устраивает? Красивое название и верное.

– Да где же верное? Берег у нас какой? Серый, каменистый, галькой усыпанный. Это море здесь лазурное, а вовсе не берег!

– Море здесь Средиземное, а берег – Лазурный! Оттого что прибрежная вода только здесь имеет такой оттенок!

Так болтать ни о чем и препираться без повода, шутки ради, мы могли бесконечно. Прогулка по Английской набережной[42] весьма к тому располагала. Она хоть и именовалась Английской, но русская речь здесь слышалась много чаще. Ну и французская, само собой, была слышна повсюду, хотя чаще опять же с русским акцентом. Отчего-то наши соотечественники очень часто пытались делать вид, что они местные жители, но удавалось это им из рук вон плохо. Я уж не говорю про произношение. Французский ныне не так моден, как сто лет тому назад, и многие начинали вспоминать этот язык, лишь оказавшись здесь, во Франции.

– Петя, вот кстати, – сказала я, хотя Петя мыслей моих не слышал, и для него это не было «кстати», – пойдите и заговорите вон с тем господином. Уверена, что он как раз самый настоящий француз.

– Ну, Даша!

– Вам нужно подтянуть ваш французский. А как вы это сделаете, если не станете общаться с настоящими французами?

– И о чем же мне с ним беседовать? – уныло спросил Петя, понимая, что я от него не отстану.

– Да хотя бы спросите, как пройти к кафедральному собору.

– Да мы же там были, и я дорогу хорошо запомнил…

– Все равно спросите. После поинтересуйтесь, приезжий он или проживает здесь, и в любом случае похвалите город и Лазурный Берег.

– А если я не припомню нужное слово?

– Выкручивайтесь! Все! Вперед!

Но вперед Петя шагнуть не успел, потому что с господином в канотье[43] и легком костюме приятного, но непривычного бледно-зеленого оттенка начала происходить некая история.

Мы с Петей прогуливались в самой восточной части променада[44] и шли по дорожке, обрамляющей пляж бухты Ангелов. Также вдоль всего пляжа тянулась проезжая дорога, по которой изредка проезжали открытые экипажи и нередко велосипедисты. А по ту сторону проезжей дороги снова располагался тротуар для пешеходов, вот по нему и шагал очень неспешно этот забавный зелененький человечек, весь из себя кругленький – вот толстеньким его не назовешь, именно что кругленький, оттого что весь округлый вплоть до пальцев, – и постукивал по плитам тротуара легкой тростью. Что-то под ногами привлекло его внимание, он нервно огляделся по сторонам и поднял находку. Но не успел ее спрятать – его как раз догнал другой прохожий, более похожий на бродягу, чем на приличного человека. Догнал, досадно развел руками и завел разговор. О чем они беседовали, слышно нам не было, а вот когда к ним присоединился третий, несомненно, весьма приличный мужчина в соответствующей одежде, разговор почти мигом перешел на крик.

– Вы еще извольте доказать, что бумажник ваш! – кричал зелененький в канотье.

– Это зачем же мне доказывать, что мое это мое! – не менее громко вещал вновь прибывший. – Я вот сейчас проверю, все ли цело, а то и в полицию могу вас препроводить!

К ним присоединились несколько зевак, судя по всему, один держал сторону нашедшего, но большинство склонялись к мнению, что сделавший столь удачную находку – жулик, и требовали отправить его в полицию.

– Даша, а я догадываюсь, что тут происходит. Помните, я вам из нашей старой газеты читал, а вы сказали, что и в Москве про то же самое когда-то писали.

Я кивнула. Газеты писали про «изобретение» харьковских аферистов, которые подбрасывали на дорогу «набитые деньгами» кошельки, портфели с ценными бумагами, иногда драгоценности. Счастливый обладатель столь удивительной находки тут же встречался с ее «законным владельцем», разгорался скандал, «счастливца» обвиняли в краже и требовали доставить в полицию. Тот добровольно соглашался на обыск, дабы доказать, что ничего он не присвоил, а что при обыске исчезали его собственные деньги, часы и все, что было в карманах, замечал чаще всего, когда выяснялось, что ему нечем расплатиться с извозчиком. С такими «номерами» харьковчане выступали не только в Харькове, но гастролировали и по Москве, и по Петербургу, и по другим городам. Ну и другие жулики из других городов мигом переняли этот фокус. А судя по тому ужасному французскому, что звучал сейчас по большей части, то эти наши милые сограждане и сюда добрались.

Похоже, кругленькому месье в канотье срочно требовалась помощь. Мы с Петей подошли поближе, но тут, как мне показалось, число свидетелей происшествия внезапно резко увеличилось. Кто-то крикнул: «Шухер!» – и «владелец портмоне купеческого вида» вместе со всеми доброхотами прыснули в разные стороны. Но без особого успеха, те мужчины, что подошли последними, довольно ловко стали их хватать и надевать на них наручники. Да и сам «счастливец» в канотье и в зеленом костюме не остался в стороне и обеими руками вцепился в одного из тех, кто вызвался его обыскать. Увы, но как раз этот жулик оказался очень крепким и неробкого десятка. Не сумев с ходу освободиться из объятий кругленького в канотье – впрочем, канотье к этому моменту отлетело уже далеко в сторону, и его едва не переехал кабриолет, – вырвал у того из рук тросточку, изловчившись, стукнул ею по голове ее же хозяина и попытался скрыться. То место, где стояли мы с Петей, отчего-то показалось ему самым подходящим направлением для бегства. Но вот незадача, он споткнулся на ровном месте, и Пете пришлось помогать ему встать на ноги. Помог он очень хорошо, встав на ноги, жулик и пошевелиться не мог. Тут подоспели полицейские в штатском и повязали жулика.

Появился из-за угла и полицейский фургон, куда быстро всех схваченных и упрятали от глаз развлекающейся красотами водной лазури публики.

Я подняла канотье и подала его хозяину. Тот улыбнулся сквозь гримасу боли, видимо, стукнули его очень сильно, и сказал:

– Большое спасибо, мадемуазель. Если бы не вы… Знаете, было бы невыносимо стыдно, если бы сбежал именно этот преступник.

– Ему не повезло, он споткнулся, – ответила я на улыбку обладателя зелененького костюма.

– Да, так оно и есть. Ему не повезло, что на его пути оказались вы.

– Да при чем же здесь я?

– Хорошо. Настоящий француз никогда не станет спорить с дамой. Вы здесь ни при чем, и я вам весьма и весьма благодарен. Вот, вызвался участвовать в поимке аферистов самолично и едва не опростоволосился, чуть не упустил одного из преступников. Мерси! Не дали комиссару Ниццы покрыть свою голову позором.

– Позора нет, зато у вас шишка на голове, – сочувственно произнесла я.

– Пустяки. Главное, операция удалась. Пусть небезупречно, но с вашей… но при вашем присутствии мы ее завершили. А то совсем нас жалобами одолели!

– А у нас потерпевшие в подобных случаях предпочитают не обращаться в полицию, – сказал Петя.

– У нас, знаете ли, тоже. Но и у вас в России, и у нас во Франции находятся благоразумные люди, понимающие, что хотя их имущественные потери уже не будут возмещены, что, возможно, это не слишком лестно отразится на их репутации, но все равно способные подумать и о других. Вас не слишком покоробило, что большинство задержанных – ваши соотечественники? Ну и замечательно. У нас, знаете ли, и своих жуликов достает… Ох, простите, я же не представился: Людовик Лагранж, полицейский комиссар Ниццы. Говоря по-русски, полицмейстер этого городишки.

Последние три слова комиссар произнес на русском, и Петя счел нужным похвалить его.